Собрание сочинений, том 19

Вместе с политическими и социальными особенностями народов Римская империя обрекла на гибель и их особую религию. Все религии древности были стихийно возникшими племенными, а позднее национальными религиями, которые выросли из общественных и политических условий каждого народа и срослись с ними. Раз были разрушены эти их основы, сломаны унаследованные общественные формы, установленное политическое устройство и национальная независимость, то, разумеется, рушилась и соответствующая им религия. Национальные боги могли терпеть рядом с собой других национальных богов у других народов, — и в древности это было общим правилом, — но отнюдь не над собой. Пересадка восточных религиозных культов в Рим вредила только римской религии, но не могла задержать упадок восточных религий. Как только национальные божества не могут уже более охранять независимость и самостоятельность своей нации, они сами ломают себе шею. Так происходило повсюду (за исключением крестьян, особенно в горах). То, что в Риме и Греции сделало вульгарно-философское просвещение, — я чуть было не сказал вольтерьянство, — то в провинциях совершали римское порабощение и замена гордых своей свободой людей отчаявшимися подданными и себялюбивыми негодяями.

Таково было материальное и моральное состояние. Настоящее невыносимо; будущее, пожалуй, еще более грозно. Никакого выхода. Отчаяние или поиски спасения в самом пошлом чувственном наслаждении, по крайней мере со стороны тех, которые могли себе это позволить, но таких было незначительное меньшинство. Для остальных не оставалось ничего, кроме тупой покорности перед неизбежным.

Но во всех классах должно было быть известное количество людей, которые, отчаявшись в материальном освобождении, искали взамен него освобождения духовного, утешения в сознании, которое спасло бы их от полного отчаяния. Этого утешения не могла дать ни стоическая философия, ни школа Эпикура, во-первых, потому, что это были философские системы, рассчитанные, следовательно, не на рядовое сознание, а затем, вовторых, потому, что образ жизни их приверженцев вызывал недоверие к учению этих школ. Для того чтобы дать утешение, нужно было заменить не утраченную философию, а утраченную религию. Утешение должно было выступить именно в религиозной форме, как и все то, что должно было захватывать массы, — так это было в те времена итак продолжалось вплоть до XVII века.

Едва ли надо отмечать, что среди людей, страстно стремившихся к этому духовному утешению, к этому бегству от внешнего мира в мир внутренний, большинство должны были составлять рабы.

Во время этого всеобщего экономического, политического, интеллектуального и морального разложения и выступило христианство. Оно вступило в резкое противоречие со всеми существовавшими до тех пор религиями.

Во всех религиях, существовавших до того времени, главным была обрядность. Только участием в жертвоприношениях и процессиях, а на Востоке еще соблюдением обстоятельнейших предписаний относительно приема пищи и омовений, можно было доказать свою принадлежность к определенной религии. В то время как Рим и Греция в этом отношении проявляли терпимость, на Востоке свирепствовала система религиозных запретов, которая не мало способствовала наступившему в конце концов упадку. Люди двух разных религий — египтяне, персы, евреи, халдеи — не могут вместе ни пить, ни есть, не могут выполнить совместно ни одного самого обыденного дела, едва могут разговаривать друг с другом. Это отделение человека от человека было одной из основных причин гибели Древнего Востока. Христианство не знало никаких вносящих разделение обрядов, не знало даже жертвоприношений и процессий классической древности. Отрицая, таким образом, все национальные религии и общую им всем обрядность, и обращаясь ко всем народам без различия, христианство само становится первой возможной мировой религией. Иудейство со своим новым универсальным богом тоже сделало попытку стать мировой религией. Но дети Израиля оставались все время аристократией среди верующих и обрезанных; и даже христианство должно было сначала освободиться от представления (которое еще господствовало в так называемом Откровении Иоанна) о преимуществах христиан из евреев, прежде чем оно могло стать настоящей мировой религией. С другой стороны, ислам, сохранив свою специфически восточную обрядность, сам ограничил область своего распространения Востоком и Северной Африкой, завоеванной и вновь заселенной арабскими бедуинами. Здесь он мог стать господствующей религией, на Западе же нет.

Во-вторых, христианство затронуло струну, которая должна была найти отклик в бесчисленных сердцах. На все жалобы по поводу тяжелых времен и по поводу всеобщей материальной и моральной нищеты христианское сознание греховности отвечало: да, это так, и иначе быть не может; в испорченности мира виноват ты, виноваты все вы, твоя и ваша собственная внутренняя испорченность! И где бы нашелся человек, который мог бы это отрицать? Mea culpa![Моя вина! Ред.]. Ни один человек не мог отказаться от признания за собой части вины в общем несчастье, и признание это стало теперь предпосылкой духовного спасения, которое одновременно было провозглашено христианством. И это духовное спасение было придумано таким образом, что его легко мог понять член любой старой религиозной общины. Всем этим старым религиям было свойственно представление об искупительной жертве, которая могла умиротворить оскорбленное божество. Как же могло не найти тут благоприятной почвы представление о посреднике, который добровольно приносит себя в жертву, чтобы раз навсегда искупить все грехи человечества? Таким образом, общераспространенному чувству, что люди сами виновны во всеобщей испорченности, христианство дало ясное выражение в сознании греховности каждого отдельного человека; в то же время в жертвенной смерти своего основателя христианство создало легко понятную форму внутреннего спасения от испорченного мира, утешения в сознании, к чему все так страстно стремились. Так христианство опять доказало свою способность стать мировой религией — к тому же религией, соответствующей как раз данному миру.

Так и случилось, что среди тысяч пророков и проповедников в пустыне, которые в то время создавали бесчисленное количество своих религиозных новшеств, успех имели только основатели христианства. Не только Палестина, но и весь Восток кишмя кишел такими основателями религий, среди которых господствовала, можно сказать, прямо по Дарвину борьба за идейное существование. Христианство победило главным образом благодаря изложенным выше моментам. А как оно постепенно, в борьбе сект между собой и с языческим миром, путем естественного отбора, все более утверждалось в качестве мировой религии, — этому учит во всех подробностях история церкви первых трех столетий.

Написано Ф. Энгельсом во второй половине апреля 1882 г.

Печатается по рукописи, сверенной с текстом газеты 

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» №№ 19 и 20, 4 и 11 мая 1882 г.

Перевод с немецкого

Подпись: Ф. Энгельс 

Ф. ЭНГЕЛЬС О КОНЦЕНТРАЦИИ КАПИТАЛА В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ

С какой сказочной быстротой происходит концентрация капитала в Соединенных Штатах Америки, показывает недавно опубликованная в английских газетах статистика. Согласно последней, богатейшим из богатых является г-н Вандербилт в Нью-Йорке. Состояние этого железнодорожного, земельного, фабричного и т. д. барона оценивается примерно в 200 миллионов долларов (1 доллар = 4 маркам 25 пфеннигам); по выражению американцев, он «стоит» 300 миллионов. Он обладает 65 миллионами долларов в облигациях займов Соединенных Штатов (Bonds), 50 миллионами в акциях Нью-йоркского центрального и Гудзонского речного железнодорожного общества, а также 50 миллионами в акциях других железнодорожных обществ. Кроме того, он владеет гигантской земельной собственностью как в Нью-Йорке, так и внутри страны. Г-н Вандербилт, восхищенно добавляют газеты, может скупить любых Ротшильдов и все же останется самым богатым человеком в мире.

И это колоссальное состояние семья Вандербилтов... наэкономила круглым счетом в 30 лет! Этот случай, — пишет «Whitehall Review» [204] , — не имеет себе равного в истории. Мы думаем так же.

За Вандербилтом следуют в списке денежных мешков: Джей Гулд, также известный железнодорожный плут, —100 миллионов долларов; Маккей, владелец серебряных рудников, организатор агитации за «договорный биметаллизм», — 50 миллионов; Крокер — 50 миллионов; Джон Рокфеллер, нефтяной авантюрист, но не поджигатель [Игра слов: «Petroleumritter», «Petroleur». Ред.] — 40 миллионов; К. П. Хинтингтон — 20 миллионов; Д. О. Милс — 20 миллионов; сенатор Фэр — 30 миллионов; экс-губернатор Станфорд — 40 миллионов; Расселл Сейдж —15 миллионов; Дж. Р. Кин —15 миллионов; С. Дж. Тилден —15 миллионов; Э. Д. Морган —10 миллионов; Самюэл Слоон —10 миллионов; Гаррисон —10 миллионов; Сайрес У. Филд —10 миллионов; Хью Дж. Джьюитт — 5 миллионов; Сидни Диллон — 5 миллионов; Давид Даус — 5 миллионов; Дж. Д. Наварро — 5 миллионов; Джон У. Гарретт — 5 миллионов; У. Б. Астор — 5 миллионов.

204

«The Whitehall Review» («Уайтхоллское обозрение») — английский еженедельный журнал консервативного направления, выходил в Лондоне с 1876 по 1929 год.

Таков этот список, далеко, впрочем, не являющийся исчерпывающим. Число американских денежных тузов гораздо больше. И это сказочное накопление богатства возрастает со дня на день все больше, благодаря огромному переселению в Америку. Ибо это переселение и прямо и косвенно идет прежде всего на пользу магнатам капитала. Прямо — ибо оно является причиной быстрого возрастания цен на землю; косвенно — ибо множество переселенцев понижает уровень жизни американских рабочих. Уже теперь в бесчисленных сообщениях о стачках, которые передают наши братские американские органы, мы находим все больший процент стачек, организованных для защиты от снижения заработной платы, а большинство стачек, ставящих целью повышение заработной платы, представляет собой по существу то же самое, потому что они вызываются либо огромным повышением цен, либо отсутствием обычного весеннего повышения заработной платы.

Таким образом, поток эмигрантов, который Европа ежегодно направляет теперь в Америку, способствует лишь тому, чтобы довести там до крайних пределов капиталистическое хозяйство со всеми его последствиями, так что рано или поздно там неизбежен колоссальный крах. Тогда поток эмигрантов остановится или, может быть, даже повернет назад, т. е. наступит момент, когда европейский, и в особенности немецкий, рабочий встанет перед альтернативой: голодная смерть или революция! А если уж встанет такая альтернатива, тогда прощайте, вы, временщики священной прусско-германской империи!

И момент этот ближе, чем может себе представить большинство. Переселенцам уже трудно найти там работу, все отчетливее видны предвестники надвигающегося промышленного кризиса, и в решительный момент достаточно самого ничтожного повода, как наступит крах!

Поэтому, как ни скорбим мы вместе с «New-Yorker Volkszeitung» [205] по поводу эмиграции из Германии, как ни убеждены мы в том, что она вызовет прежде всего существенное ухудшение в положении американских рабочих, и как ни желали бы мы вместе с упомянутой газетой, чтобы немецкие рабочие направляли все свое внимание исключительно на улучшение своего положения в Германии, — мы не можем все же разделить ее пессимизма. Мы должны все же считаться с обстоятельствами, а так как последние благодаря близорукости и алчности наших противников все более исключают возможность развития путем подлинных реформ, то мы должны видеть свою задачу в том, чтобы вопреки всяким трусам подготавливать умы к революционному ходу событий.

205

«New-Yorker Volkszeitung» («Нью-йоркская народная газета») — ежедневная газета немецких социал-демократов в США, выходила в Нью-Йорке с 1878 по 1932 год.

О таком конфликте свидетельствуют: гигантская концентрация капитала, с одной стороны, и растущая массовая нищета — с другой; развязка может быть только одна: социальная революция! 

Написано Ф. Энгельсом 3 мая 1882 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» № 21, 18 мая 1882 г.

Перевод с немецкого