Собрание сочинений (Том 1)

Человек оторвался от цигарки, посмотрел на Леку с Нюськой и спросил:

– Видел, видел вашу звезду. С неба упала. Да. А она зачем вам?

Лека, раскрыв рот, глядел на человека, который видел, где упала звезда.

– Так зачем?
– переспросил человек.

Нюська толкнула Леку локтем: ну, говори скорей! Лека замялся. Как бы это попонятнее объяснить?

– Вот когда звезда падает, - сказал он, - можно загадать чего-то. И желание это сбудется...

– Ну, ну, - подбодрил человек.

– А сидеть и ждать, когда оно сбудется, мы не можем никак, - добавила Нюська.

– Правильно, - сказал человек.

– Ну вот мы и пошли искать эту звезду, которая упала. Заметили, куда упала, и пошли, - сказал Лека.

– Вон что, - неизвестно кому сказал человек и опять задымил своей цигаркой.

Он дымил долго и глядел на огонь, будто и забыл, что рядом сидят Лека с Нюськой. Потом он все-таки посмотрел на них, улыбнулся и спросил:

– А что же вы загадали?

– Счастье, - тихонько сказала Нюська.

– Счастье, - выдохнул Лека.

Человек покивал головой и опять задумался. Леке показалось, что тот не поверил, и он добавил:

– У нас в каждой избе убитый на войне есть...

– А сверчки не помогают, - неизвестно к чему прибавила Нюська, и Лека, вместо того чтоб толкнуть ее в бок, согласно кивнул головой.

– Дядя, - спросил он, - а куда она упала?

Человек посмотрел на него и сказал, кивнув в сторону:

– Да вот сюда.

Лека вскочил и побежал к тому месту, куда показал человек. Нюська бросилась вслед за ним. Они упали на коленки и стали ползать по сырой земле, вороша руками листья и траву.

– Не ищите!
– крикнул человек.
– Я ведь подобрал. Идите сюда.

Он с трудом поднялся, глубоко в мягкую землю втыкая свою деревянную ногу, и подошел к мешку. Лека даже чуть зажмурился, ожидая, что яркий, жгучий свет звезды ослепит его сейчас, когда незнакомец достанет ее из мешка. Но человек вытащил коричневый камень не больше кулака и протянул его ребятам.

– А почему она не светится?
– спросил Лека.

– Погасла, - ответил мужчина.
– Пока вы сюда шли, погасла, а я ее в мешок.

Лека разглядывал звезду со всех сторон, и Нюська вырывала ее из его рук. И он отдавал ей, а потом снова забирал эту маленькую звезду. Странно, она совсем не была похожа на то, что представляли они. Обыкновенный камешек - вот и все.

...Небо вызвездило. Сжав в кулаке упавшую звезду, Лека уснул, привалившись к Нюське.

Проснулись они от лошадиного ржанья. Открыв глаза, Лека увидел мать. Вчера вечером, когда они, заслышав бренчание ведер, уходили к лесу, Лека подумал, что им за все это хорошо достанется, а мать, вместо того чтобы плакать или ругать его, смотрела и улыбалась. И в глазах у нее горели огоньки, которых он не видел с того дня, когда пела Христя в их избе. Мать улыбалась, ерошила его волосы, а рядом причитала Нюськина мать, прижимая Нюську к животу, а та тоже ревела, как белуга.

В сторонке, возле телеги, стоял дед Антон и говорил с человеком, у которого одна нога была деревянная.

Матери усадили Леку и Нюську на телегу, подошли к человеку в брезентовом плаще и чинно пожали ему руку. Дед Антон на прощание закрутил цигарку и отсыпал самосаду в широкий карман незнакомца. Потом развернул лошадь, и они поехали по мягкой дороге.

Человек в плаще смотрел им вслед, широко улыбался и махал рукой. Ноги он расставил широко, только ведь вместо одной ноги была деревянная палка. Видно, когда живы были обе ноги, любил он широко ступать и широко стоять на земле.

Телега тряслась мелкой дрожью на кочках, и Лека все ждал, когда мать, и Нюськина мать, и дед Антон начнут ругать их или, хуже того, спрашивать, куда да зачем они убрели из дому. Но, странно, все молчали и даже вроде не собирались их допытывать.

– Да-а, - сказал дед Антон, - знать, будет у нас город после войны. Возле такого завода непременно город должен быть, не менее.

– Вот ведь как бывает, - сказала мать.
– Кто бы мог подумать, что ходим по такому богатству.

– Ну-кась, - обернулся дед к Леке, - покажь звезду.

Лека протянул звезду деду, и тот, цепко ухватив ее коричневым пальцем, долго смотрел, внимательно оглядывая со всех сторон.

– Звезда!
– сказал он.
– Настоящая звезда! Берегите ее, пацанята. Показывать потом всем будете как редкую ценность.

Лека с Нюськой переглянулись. Ну, значит, беда миновала, все в порядке.

Лошадь изредка поцокивала копытами по камням.

– Слышь-ка, Маш, - сказала вдруг Нюськина мама.
– Катя, подружка моя, прибегала. Уборщицей в школе работает. Нашелся муж-то у Марьи Андреевны!

Мать всплеснула руками. Дед Антон обернулся к Нюськиной матери, намотав на кулак вожжи. Лека и Нюська подались вперед.

– Да-да, я не говори. В окруженье попал, партизанил. Орден получил. Письмо пришло ей, Марье-то Андреевне. Ну хоть оживет девка-то!

Лека с Нюськой прыснули. Нюськина мать спохватилась, что назвала учительницу девкой, потом махнула рукой и прикрикнула:

– Цыц вы, огольцы!

И тут же рассмеялась весело и свободно. И Лекина мать засмеялась тоже, и все они. А дед Антон повернулся к лошади, подставил ветру свою белую бороду и озорно, по-молодому, дурачась, крикнул:

– А ну, залет-тныя-а!

Т Е П Л Ы Й Д О Ж Д Ь

________________________________________

Ах, война, что ты, подлая, сделала...

Б. О к у д ж а в а

ДОЖДЬ

1

Они стояли все втроем под отцовской плащ-палаткой, а дождь, будто живой, плясал возле них, шлепал свои тяжкие капли на желтый булыжник, пузырился в лужах.

Вокруг, громыхая пудовыми сапогами, пробегали солдаты, быстро проходили женщины - все почему-то в сером, - изредка раздавались команды. Перрон жил суетой и спешкой, как и всегда все перроны, но сейчас было в нем еще что-то особое. Что-то тревожное висело над всем этим - небольшим серым зданием станции, над булыжной площадью возле путей, над вагонами, узкими дачными вагонами, приспособленными уже под воинский эшелон и покрытыми для маскировки зелеными и серыми пятнами, - и тревога эта рождала сосредоточенность и тишину, в которой не слышалось привычного шума отъезжающих людей, а лишь топот сапог и редкие команды.

А дождь, теплый летний дождь все плескался, ходил по крышам вагонов, по площади, по плащ-палатке, под которой стояли они все втроем, по лужам и пузырился в них. Отец кивнул на лужу, в которой плавали пузыри, и сказал почему-то:

– К осени.

Словно нечего ему было больше сказать.

2

Сначала Алеше показалось, что это поют какую-то странную песню. Ее затянули где-то у паровоза, в голове эшелона, и подхватывали у каждого вагона, но когда она приблизилась, Алеша понял, что это никакая не песня.