Собрание сочинений, том 21

Для лучшего понимания «Разоблачений» я привожу список кёльнских обвиняемых: 1) П. Г. Рёзер, рабочий-сигарочник; 2) Генрих Бюргере, впоследствии окончивший жизнь прогрес-систским депутатом ландтага; 3) Петер Нотъюнг, портной, умерший несколько лет назад в Бреславле, где был фотографом; 4) В. Й. Рейф; 5) д-р Герман Беккер, ныне обер-бургомистр Кёльна и член палаты господ; 6) д-р Роланд Даниельс, врач, умерший через несколько лет после процесса от чахотки, которую нажил в тюрьме; 7) Карл Отто, химик; 8) д-р Абраам Якоби, теперь врач в Нью-Йорке; 9) д-р И. Я. Клейн, теперь врач и депутат городского самоуправления в Кёльне; 10) Фердинанд Фрейлиграт, который, однако, тогда был уже в Лондоне; 11) И. Л. Эрхардт, приказчик; 12) Фридрих Лесснер, портной, живет теперь в Лондоне. Из них суд присяжных, публичные заседания которого продолжались с 4 октября до 12 ноября 1852 г., приговорил по обвинению в государственной измене Рёзера, Бюргерса и Нотьюнга к 6 годам заключения в крепости, Рейфа, Отто и Беккера — к 5 годам, Лесснера — к 3 годам; Даниельс, Клейн, Якоби и Эрхардт были оправданы.

Кёльнским процессом заканчивается первый период немецкого коммунистического рабочего движения. Непосредственно после приговора мы распустили наш Союз; несколько месяцев спустя приказал долго жить и Зондербунд Виллиха — Шаппера [267] .

* * *

Целое поколение отделяет нас от того времени. Тогда Германия была страной ремесла и домашней промышленности, основанной на ручном труде, теперь это крупная индустриальная страна, находящаяся в состоянии непрерывных промышленных преобразований. Тогда нужно было выискивать поодиночке рабочих, которые сознавали свое классовое положение и свою историко-экономическую противоположность капиталу, потому что самая эта противоположность тогда только возникала. Теперь приходится весь немецкий пролетариат подвергать действию исключительных законов, лишь бы только хоть немного замедлить процесс его развития к полному осознанию своего положения как угнетенного класса. Тогда те немногие, которые достигли понимания исторической роли пролетариата, должны были работать в подполье, собираться украдкой небольшими общинами от трех до двадцати человек. Теперь же немецкий пролетариат может даже обойтись без официальной организации, и открытой, и тайной; простая, сама собой разумеющаяся связь одинаково мыслящих товарищей по классу достаточна для того, чтобы без всяких уставов, комитетов, постановлений и тому подобных осязаемых форм потрясти всю Германскую империю. Бисмарк — третейский судья в Европе, за пределами Германии; но внутри страны растет с каждым днем та все более грозная атлетическая фигура немецкого пролетариата, которую Маркс предвидел уже в 1844 г., исполин, которому уже слишком тесно становится в рассчитанном на филистера здании империи, а мощное сложение и широкие плечи которого все более крепнут до того момента, когда ему достаточно будет только подняться со своего места, чтобы превратить в развалины все здание конституции империи. Более того. Международное движение европейского и американского пролетариата теперь настолько окрепло, что не только его первая узкая форма — тайный Союз, — но и его вторая, бесконечно более широкая форма — открытое Международное Товарищество Рабочих — стали оковами для него; достаточно простого чувства солидарности, основанного на понимании своего одинакового классового положения, чтобы создать из рабочих всех стран и языков одну великую партию пролетариата и сохранять ее сплоченность. Учение, представителем которого с 1847 по 1852 г. был Союз и на которое тогда мудрые филистеры смотрели, пожимая плечами, как на нелепый бред безумцев, как на тайное учение нескольких сектантов-одиночек, это учение имеет теперь бесчисленных приверженцев во всех цивилизованных странах мира, среди узников сибирских рудников и среди золотоискателей Калифорнии; а основатель этого учения, человек, которого больше всего ненавидели и на которого больше всего клеветали его современники, Карл Маркс, к моменту своей кончины являлся для пролетариата Старого и Нового света тем советником, к которому постоянно обращались и который никогда не отказывал в помощи. Лондон, 8 октября 1885 г.

267

Зондербундом (Особым союзом), по аналогии с сепаратным объединением реакционных католических кантонов в Швейцарии в 40-х годах XIX в., Маркс и Энгельс иронически называли сектантско-авантюристскую фракцию Виллиха-Шаппера, обособившуюся после раскола Союза коммунистов 15 сентября 1850 г. в самостоятельную организацию со своим собственным Центральным комитетом. Своей деятельностью фракция способствовала раскрытию прусской полицией нелегальных общин Союза коммунистов в Германии и дала ей повод сфабриковать судебный процесс против видных деятелей Союза коммунистов в Кёльне в 1852 году.

Фридрих Энгельс

Напечатано в книге: Karl Marx. «Enthьllungen uber den Kommunisten-Prozess zu Koln».

Hottingen-Zurich, 1885 и в газете «Der Sozialdemokrat» MM 46–48, 12, 19 и 26 ноября 1885 г.

Печатается по тексту книги

Перевод с немецкого

СОЗДАВШАЯСЯ ОБСТАНОВКА [268]

268

Настоящая заметка Энгельса представляет собой отрывок из письма Полю Лафаргу, посвященного анализу внутриполитического положения во Франции после состоявшегося 4 октября 1885 г. первого тура выборов в палату депутатов. Находившаяся у власти с 1879 г. партия умеренных буржуазных республиканцев (так называемых «оппортунистов»), отражавших интересы крупной буржуазии, потеряла доверие значительной части избирателей вследствие дефицита государственного бюджета, роста налогов, расточительных займов, невыполнения ею большинства своих обещаний (упразднение сената, отделение церкви от государства, введение прогрессивно-подоходного налога и т. д.), а также в результате непопулярных в народе колониальных авантюр, особенно во Вьетнаме. Многие руководящие деятели партии к тому же оказались замешанными в нечистоплотных финансовых махинациях и коррупции, что было использовано монархистами в предвыборной кампании. В числе избранных в первом туре оказалось большинство монархистов. В связи с тем, что французские социалисты расценили эти результаты как поражение, Энгельс и написал это письмо. Соответствующий отрывок из письма был напечатан в газете «Socialiste» 17 октября под редакционным заголовком «Создавшаяся обстановка» («La Situation»). В связи с этим Энгельс обратился в редакцию газеты «Socialiste» с письмом, которое было помещено в газете 31 октября 1885 г. (см. настоящий том, стр. 235–236).

«Le Socialiste» («Социалист») — французская еженедельная газета, основана Ж. Гедом в Париже в 1885 г., до 1902 г. — орган Рабочей партии, с 1902 до 1905 г. — орган Социалистической партии Франции, с 1905 г. — орган Французской социалистической партии; в 80—90-х годах в газете сотрудничал Ф. Энгельс.

Лондон, 12 октября 1885 г.

… Я не считаю 4 октября поражением, если вы только не создавали себе разных иллюзий. Речь шла о том, чтобы раздавить оппортунистов, — и они были раздавлены. Но для этого нужен был нажим с двух противоположных сторон — справа и слева. Несомненно, что нажим справа оказался более сильным, чем этого можно было ожидать. Но вследствие этого создается гораздо более революционная обстановка.

Буржуа, крупный и мелкий, предпочел скрытым орлеанистам и бонапартистам орлеанистов и бонапартистов явных, людям, которые хотят обогатиться за счет нации, людей, которые уже обогатились, обворовывая ее, завтрашним консерваторам — консерваторов вчерашних. Вот и все.

Во Франции монархия невозможна, хотя бы только вследствие многочисленности претендентов. Если бы она была возможна, то это было бы признаком того, что бисмарковцы имеют основание говорить о вырождении Франции. Но вырождается только буржуазия, причем в Германии и Англии так же, как и во Франции.

Республика всегда остается правительством, которое менее всего вносит рознь в отношения трех монархистских сект [269] и позволяет им объединиться в консервативную партию. Как только возможность монархической реставрации ставится в порядок дня, консервативная партия тотчас же распадается на три секты, между тем как республиканцы вынуждены группироваться вокруг единственно возможного правительства; и в данный момент таким правительством, вероятно, может явиться министерство Клемансо.

269

Имеются в виду орлеанисты, бонапартисты и легитимисты.

Клемансо во всяком случае прогрессивнее Ферри и Вильсона. Очень важно, чтобы он получил власть не как защитник собственности против коммунистов, а как спаситель республики против монархии. В этом случае он был бы в большей или меньшей степени вынужден сдержать свои обещания, в противном случае он повел бы себя так же, как вели себя другие, которые считали себя, подобно Луи-Филиппу, «лучшей из республик» [270] : мы у власти, республика может спать спокойно; достаточно того, что министерства в наших руках, не говорите нам больше об обещанных реформах.

270

В этих словах выразила свое отношение к июльской монархии во Франции комиссия парижского муниципалитета в своем рапорте новому королю Луи-Филиппу вскоре после его вступления на престол в 1830 году.

Я думаю, что люди, которые 4-го голосовали за монархистов, уже испугались своего собственного успеха и что 18-е даст результаты более или менее в пользу Клемансо [271] ; оппортунисты будут иметь некоторый успех не из уважения, а из презрения к ним. Обыватель скажет себе: в конце концов, при таком числе роялистов и бонапартистов мне нужно и несколько оппортунистов. Впрочем, 18-го обстановка определится; Франция — страна неожиданностей, и я воздержусь высказывать окончательное мнение.

271

Ввиду того, что в результате выборов 4 октября 1885 г. большое число кандидатов не получило необходимого для избрания количества голосов, на 18 октября был назначен второй тур, в ходе которого было избрано подавляющее большинство республиканских кандидатов. В результате в составе французской палаты депутатов оказалось 372 республиканца, среди которых было много радикалов, и 202 монархиста.

Радикалы — в 80—90-х годах парламентская группа во Франции, отколовшаяся от буржуазной партии умеренных республиканцев («оппортунистов»), продолжала отстаивать ряд буржуазно-демократических требований, которые были фактически отброшены этой партией: отмена сената, отделение церкви от государства, введение прогрессивно-подоходного налога и т. д., в целях привлечения на свою сторону массы избирателей требовала также ограничения рабочего дня, пенсионного обеспечения инвалидов и некоторых других мероприятий социально-экономического характера. Лидером радикалов был Клемансо. В 1901 г. радикалы организационно оформились в партию, отражавшую интересы главным образом средней и мелкой буржуазии.

Но во всяком случае противостоять друг другу будут радикалы и монархисты. Той опасности, которая будет угрожать республике, будет достаточно для того, чтобы заставить мелкого буржуа податься несколько больше в сторону крайней левой, чего он в другом случае никогда не сделал бы. Это именно та самая обстановка, которая нужна нам, коммунистам. До сих пор я не вижу оснований полагать, что столь исключительно последовательный ход политического развития Франции отклонился в сторону: логика все та же, что в 1792–1794 гг., только опасность, которая угрожала тогда со стороны коалиции, теперь угрожает со стороны коалиции монархических партий внутри страны. Если ближе присмотреться к ней, то она окажется менее опасной, чем была та…

Напечатано в газете «Le Socialiste» № 8, 17 октября 1885 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с французского

Подпись: Ф. Энгельс

РЕДАКЦИОННОМУ КОМИТЕТУ «SOCIALISTE»

Граждане!

В номере вашей газеты от 17-го числа вы опубликовали выдержку из моего частного письма, адресованного одному из вас. Оно было написано наспех, так что я даже не успел его перечитать, опасаясь пропустить почту. Позвольте же мне уточнить одно место из этого письма, которое выражает мою мысль недостаточно ясно.

Говоря о г-не Клемансо как о знаменосце французского радикализма, я сказал: «Очень важно, чтобы он получил власть не как защитник собственности против коммунистов, а как спаситель республики против монархии. В этом случае он был бы в большей или меньшей степени вынужден сдержать свои обещания; в противном случае он повел бы себя (здесь следует вставить: может быть) так же, как вели себя другие, которые считали себя, подобно Луи-Филиппу, лучшей из республик: мы у власти, республика может спать спокойно; достаточно того, что министерства в наших руках, не говорите нам больше об обещанных реформах».

Прежде всего, я не имею никакого права утверждать, что г-н Клемансо, если бы он пришел к власти обычным путем парламентских правительств, стал бы действовать непременно так, «как другие». Затем, я не принадлежу к числу тех, кто объясняет действия правительств лишь их доброй или злой волей; самая эта воля определяется причинами, от них не зависящими, — общей обстановкой. Поэтому речь идет здесь

не о доброй или злой воле г-на Клемансо. Речь идет о том, чтобы в интересах рабочей партии радикалы пришли к власти в такой обстановке, когда проведение в жизнь их программы оказалось бы для них единственным способом удержаться у власти. Будем же надеяться, что 200 монархистов в палате будет достаточно, чтобы создать такую обстановку. Лондон, 21 октября 1885 г.