Собрание сочинений (Том 3)
Шрифт:
И мальчик и девочка прошли дальше мимо пасшихся коней, которые вздыхали и фыркали.
— До чего страшные, — сказала девочка. — Злющие.
— Ты знаешь, я тоже испугался, — признался мальчик.
— Ну конечно, — сказала девочка. — Ты же городской.
— У меня была собака, — сказал мальчик, — но она была такая смирная, маленькая. Китайская порода, видела таких?
— Китайская? — сказала девочка. — Даже не слышала.
— Они похожи на кошку. Мне ее подарили, когда я в школу пошел.
— Сколько ты всего видел! — вздохнула девочка.
Он
Ей не спалось, она сбросила простыню и села на постели.
И мальчик встал у себя в комнате, ему тоже не спится.
Стараясь не шуметь, налил в стакан воды из графина, пьет…
«Ты спишь?» — услышал он голос девочки.
«Ты думаешь обо мне?» — услышала она его голос.
«Ты мне сразу понравился, как только приехал», — сказал ее голос.
«Я дружил, конечно, с девочками, но такого у меня еще никогда не было», — сказал его голос.
Он стоял у окна и смотрел в черную ночь. Светлый огонек плыл мимо не то самолет в небе, не то пароход в море…
«Ты видишь?» — спросил он.
«Я думаю о тебе», — услышал он ее голос.
Все становилось необычным кругом во время их встреч.
Ручеек, который будто бы любил Антон Павлович Чехов, казался в самом деле водопадом, громадным и светящимся, низвергавшимся по скалам.
Белые руки их лежали в траве — мужская сверху, женская снизу.
Нет, не в траве — в тропическом лесу, среди громадных растений лежали руки гигантов — мужская сверху, женская снизу…
Небольшой камень был как утес фантастической формы.
Тот незаметный мир, что днем окружал их своими пустяками, по которому они ходили в повседневной своей жизни, принял их сейчас и приютил и, приняв, избавился от своей незаметности, дивно вырос — и вместе с ним выросли они.
— Посмотри, — шептала девочка.
И они смотрели, как рядом с ними ползет по земле жук — то ползло по земному шару небывалое чудище, ощупывая все на пути своими чудовищными усами. Проползло чудище мимо горы — плеча человеческого, — скрылось в чаще…
То ли ночь так действовала, то ли еще что — мир вокруг мальчика и девочки был сказочный и небывалый.
— Что это? — спросил мальчик.
Только что было темно — луна зашла за облако, и вдруг феерическим ярким светом до самого горизонта залилось море, и всплески волн стали как всплески ослепительного сияния.
Свет взлетел в небо и вольно носился там, и снова пал на море, и воспламенил его, и вдруг исчез, и вспыхнул опять, еще ослепительней.
— Что это? — повторил мальчик.
— Прожектора, — сказала девочка. — Пограничники.
Казалось, это их ищет свет.
— А до нас сюда они не достанут, — сказал мальчик.
Свет погас, и снова в темноте смутно вскипали и пропадали беловатые гребни волн.
— Искупаемся? — предложил мальчик.
Предложил будто небрежно. Но голос его дрогнул.
— Хорошо, —
ответила она так же серьезно, как когда-то в столовой…И он вынес ее из моря на руках — ему очень хотелось это сделать. И она быстро поцеловала его.
Неожиданно им становилось весело, необыкновенно весело: пошепчутся, пошепчутся — и рассмеются.
Скрыла их ночь, не видно их, только слышится их смех.
Рассмеются и испугаются своего смеха.
— Тише, с ума ты сошел, — шепчет девочка.
Где она шепчет?
Велик морской берег, еще больше море, а еще больше небо. Где они шепчутся?
— Ты меня любишь?
— А ты?
Где они шепчутся?
Может быть, за этими скалами, что похожи на обнявшихся людей?
Может быть, за этими деревьями?
Или здесь, в бухте, где поплескивает вода с каждым движением моря?
Или среди волн морских?
Или, может быть, в небе, где облака как горы, и идет у этих гор своя игра, непонятная здесь, внизу?
Велик мир, и повсюду слышится их шепот:
— Я тебя люблю…
— Я тебя тоже…
И смех, неудержимый смех, словно сказали они что-то необыкновенно смешное.
А луна теперь шла на ущерб, становилась все меньше, меньше…
За столом знакомые тонкие руки поставили перед ним тарелку.
Он не удержался, дотронулся до этой точеной, стройной руки. Девочка испуганно огляделась — не видел ли кто. Но все были заняты едой, и никто ничего не заметил.
— Не надо, — шепнула она.
А он улыбнулся счастливо и торжествующе, он чувствовал себя заговорщиком против всех этих стариков и старух, удачливым заговорщиком, а она была его сообщница в этом заговоре. Ему хотелось шалить, он вторично погладил ее руку, на этот раз решительнее. И так везло ему — опять никто ничего не заметил.
Тут раздался крик:
— Товарищи, кто еще не записался на билеты, прошу записываться!
Мальчик и девочка не обратили на этот крик внимания, занятые своим. Но крик повторился ближе:
— Товарищи, кто еще не позаботился об обратном пути, записывайтесь на билеты!
И тут они поняли, и лица у них стали несчастные и растерянные.
За стеклянной дверью столовой, в вестибюле, выстроилась очередь.
Стал в очередь и мальчик. С грустными глазами он стоял между своими знакомыми по пляжу — женщиной, носившей китайский халат, и толстяком, которого жена называла Костей.
— Все мгновенно в этом мире! — бодро сказал толстяк. — Так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова.
— Да, извольте спешить, если не хотите прозевать свое, — сказала женщина.
— Два в Москву, пожалуйста, — сказал гигант атлетического телосложения, доставая бумажник.
— А автобус будет? — спросил один из отдыхающих.
— Будет, будет, — сказал затейник, который работал в санатории еще и эвакуатором. — Следующий, товарищи, следующий!
— Я попрошу у вас обязательно нижнюю полочку, — сказал отдыхающий.