Собрание сочинений Том 4
Шрифт:
Лесков возобновил печатание своей «хроники» под названием «Божедомы (Эпизоды из неоконченного романа «Чающие движения воды»)» в начале 1868 года в «Литературной библиотеке» (январь, стр. 3-83; февраль, стр. 3-36). В новой публикации Лесков изменил не только название, но и характер произведения в целом, и даже эпиграф из евангелия от Иоанна был взят другой: «И дал им область чадами божиими быти, верующими во имя его». В новой редакции роман открывается обращением к героям (Савелию, Ахилле и Захарию), и указанием на то, что от первоначального широкого замысла романической хроники Лесков отказался: «Все эти три лица составляли духовную аристократию Старого Города, хронику которого некогда думал написать автор этого рассказа, прежде чем получил урок, что для такой хроники ныне еще не убо прииде время» («Литературная библиотека», 1868, январь, стр. 3). Из хроники общегородской выделилась таким образом история «Старгородской соборной поповки». Замысел Лескова сузился и получил дополнительное полемическое обоснование. Имея в виду Помяловского и других авторов, в неприглядном свете изображавших духовенство, Лесков, писал: «Мы не берем своих длиннополых героев от дня рождения их и не будем
В связи с изменением замысла и жанра автор удалил из «Божедомов» почти все касающееся истории города, судьбы Пизонского и связанных с ним лиц. Самый текст напечатанной части «Божедомов» очень близок к тексту «Соборян» в «Русском вестнике». В «Божедомах» появляются уже Марфа Андреевна Плодомасова и ее карлик. Рассказ карлика, намеченный к включению в «Демикотоновую книгу», Лесков решил напечатать позднее. Об этом говорится в примечании: «Рассказ этот изъят автором из «Демикотоновой книги протоиерея Туберозова» и, в несравненно большем развитии, составит отдельный очерк, который будет помещен в одной из ближайших книг нашего журнала под заглавием «Боярыня Плодомасова» («Литературная библиотека», 1868, январь, стр. 52). Новым для сюжета «хроники», по сравнению с текстом «Отечественных записок», было введение эпизода церковной проповеди Савелия с указанием на Пизонского как на образец истинно нравственной жизни. Сильнее представлена в «Божедомах» католическая интрига: Савелию «является» призрак иезуита Грубера, деятельно занимавшегося католической пропагандой в России в конце XVIII — начале XIX веков. В связи с прекращением журнала на второй (февральской) книжке снова оборвалось печатание «многострадального» лесковского романа. «Божедомы» (в публикации «Литературной библиотеки») обрываются на борьбе из-за костей, начавшейся между Ахиллой и Варнавкой.
8 августа 1868 года «Божедомы» были отдады Лесковым В. В. Кашпиреву для журнала «Заря», который должен был начать выходить в 1869 году. Вскоре между автором и издателем начинаются недоразумения (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 270–271), оканчивающиеся судебным процессом в Петербургском окружном суде. После разрыва с Кашпиревым «Божедомы» предлагаются в славянофильский журнал С. А. Юрьева «Беседа»; о своих героях Лесков пишет: «Они церковный причт идеального русского города. Сюжет романа, или, лучше сказать, «истории», есть борьба лучшего из этих героев с вредителями русского развития. Само собою разумеется, что ничего узкого, фанатического и рутинного здесь нет. Детали романа нравятся всем, и, между прочим, Михаилу Никифоровичу Каткову, но в общей идее он для некоторых взглядов требует изменений, которых, по-моему, он (роман. — И. С.) вовсе не требует» (письмо С. А. Юрьеву от 5 декабря 1870 г. — см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 272). Не получив определенного ответа от Юрьева, Лесков в марте 1871 года едет в Москву и здесь договаривается с Катковым о печатании «Божедомов» в «Русском вестнике».
В подготовке «хроники» к печати, в ее доработке и сокращении, участвовал П. К. Щебальский, как видно из письма к нему Лескова («Шестидесятые годы», стр. 320, письмо от 8 июня 1871 г.).
В ходе этой доработки роман и получил, по-видимому, новое название — «Соборяне».
В критике «Соборяне» получили различную оценку, хотя представители всех направлений политической мысли почти единодушно высоко оценили образ Савелия Туберозова и его дневник. Газеты реакционного направления «Русский мир», «Гражданин», журнал «Руководство для сельских пастырей» (Киев) писали о том, что Лескову удалось создать новый общественный тип. Анонимный автор «Обзора текущей литературы» в «Русском мире» писал: «Поп Савелий, с его словно из камня иссеченной фигурой, непосредственным русским умом и русским чувством, так характерно отразившимся в его «демикотоновом» дневнике, принадлежит, конечно, к числу самых сильных типов, созданных русской литературой, это тип из категории вечных, то есть таких, которые независимо от всякой литературной моды никогда не забудутся» («Русский мир», 1872, № 116, 6 мая). Буренин (тогда либерал) выступил против таких, по его мнению, чрезмерных похвал Савелию Туберозову, считая, что в «Соборянах» нет образов, имеющих эпохальное значение. Однако и он высоко оценил художественные достоинства «Демикотоновой книги»: «Протопоп Туберозов лицо, удавшееся автору и изображенное довольно добросовестно. Особенно у г. Лескова вышел хорош дневник этого протопопа: по моему мнению, этот дневник есть лучшее произведение автора «Некуда», если только он его произведение, а не извлечен, хотя частично, из какого-либо настоящего дневника, писанного не для печати. Прошу г. Лескова не обижаться таким предположением: если оно несправедливо — я извиняюсь перед автором заранее, и он, кроме того, может утешаться тем, что ведь такое предположение есть лучшая похвала его авторскому искусству» («С.-Петербургские ведомости», 1872, № 162, 16 июня).
Антинигилистическую линию романа одобрили только «Русский мир» и «Руководство для сельских пастырей». Даже рецензент «Гражданина» отозвался о ней с возмущением: «… вторые лица… или совершенно бледны и бескровны, как весь персонаж уездных властей, или слишком готовы на все для автора, слишком марионетны, как межеумок Препотенский… или же совершенно невозможны и отвратительны, как так наз. нигилисты: мошенник Термосесов и Бизюкина; эти двое последних составляют величайший непоэтический грех нашего автора: это не только не типы, это даже не карикатуры… нет, это просто созданья какого-то кошмара» («Гражданин. Газета-журнал», 1872, № 4, 22
января).«Биржевые ведомости» (1872, № 296, 31 октября) указывали на то, что реалистическая сила романа умаляется из-за того, что в нем действительные трудности и противоречия жизни подменяются мнимыми: «Роман г. Лескова «Соборяне», в котором автор взялся рассказать жизнь русского священника посреди разных жизненных напастей, между равнодушием общества, между поляками и нигилистами, окончен. Как ни симпатичен иногда поп Савелий, несмотря на его беспокойный характер, — но автор потщился идеализировать его до приторности. Притом нам кажется, что жизнь русского священника достаточно горька и без разных интриг, польских и нигилистических, и потому автор для верного изображения ее легко мог бы обойтись без нигилистов и без поляков и даже без Термосесова и Борноволокова».
При обсуждении «Соборян» в отношении к Лескову в критике наметился несомненный перелом. В Лескове — Стебницком стали видеть уже не только тенденциозного романиста «Русского вестника», но и художника-реалиста, по-новому осветившего целую область русской жизни — быт и нравы православного духовенства. В одном автор безмолвно согласился с критикой — после «Соборян» в его произведениях больше не появлялись карикатурные нигилисты. Скоро Лесков разочаровался и в той борьбе за «истинную церковь», которую безуспешно вел его любимый герой — Савелий Туберозов. Через три года после выхода в свет «Соборян» Лесков писал из-за границы Щебальскому: «Вообще сделался «перевертнем» и не жгу фимиама многим старым богам. Более всего разладил с церковностью, по вопросам которой всласть начитался вещей, в Россию не допускаемых… Скажу лишь одно, что прочитай я все, что теперь много по этому предмету прочитал, и выслушай то, что услышал, — я не написал бы «Соборян» так, как они написаны, а это было бы мне неприятно. За то меня подергивает теперь написать русского еретика — умного, начитанного и свободомысленного духовного христианина, прошедшего все колебания ради искания истины Христовой и нашедшего ее только в одной душе своей» («Шестидесятые годы», стр. 330–331).
Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Полное собрание сочинений, т. I, СПб., 1889, стр. 463–540, с исправлениями по первой журнальной публикации («Русский вестник», 1873, т. CIII, № 1, январь, стр. 229–292) и по отдельным изданиям — «Запечатленный ангел. Рождественский рассказ. — Монашеские острова на Ладожском озере. Путевые заметки Н. С. Лескова», СПб., 1874; «Повести и рассказы Н. С. Лескова. Книга III. Запечатленный ангел», СПб, 1887.
«Запечатленный ангел» писался, по-видимому, в 1872 году, скорей всего во второй половине года, после того как в «Русском вестнике» были напечатаны «Соборяне». По указанию А. Н. Лескова, первоначально «Запечатленный ангел» был предложен в журнал С. А. Юрьева «Беседа», но принят издателем не был и затем уже отдан в «Русский вестник» (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 293–294).
Лесков заинтересовался раскольниками еще в начале 1860-х годов. Интерес этот отразился в ряде его статей, связанных с официальными поручениями («С людьми древлего благочестия» — «Библиотека для чтения», 1863, № 11, ноябрь; 1864, № 9, сентябрь, и др.). Как писал позднее Лесков, его взгляд на раскол сложился под влиянием П. И. Мельникова-Печерского: см. статью Лескова «Народники и расколоведы (Nota bene к воспоминаниям П. С. Усова о П. И. Мельникове)» — «Исторический вестник», 1883, т. XII, № 5, май. Общественно-историческую роль раскола Лесков оценивал отрицательно. Это критически-отрицательное отношение проявилось в «Чающих движения воды» (1867), где раскольники являются носителями застарелых традиций домостроевского жизненного уклада, фанатичными и жестокими изуверами.
На рубеже 1860-1870-х годов Лесков увидел в расколе ту сторону, которую ранее не замечал. Заинтересовавшись в это время русской иконописью, особенно старинной, Лесков увидел в раскольниках истинных хранителей древнего русского народного искусства, гибнущего от невнимания и отсутствия какой-либо правительственной или общественной поддержки. Сам Лесков позднее склонен был объяснять возникновение у него интереса к русскому иконописанию тем положением, в которое он себя поставил романом «Некуда». В статье «Благоразумный разбойник» Лесков писал: «Когда, в довольно долголетнем отвержения от литературы… меня от скуки и бездействия заняла и даже увлекла церковная история и самая церковность, я, между прочим, предался изучению церковной археологии вообще и особенно иконографии, которая мне нравилась» («Художественный журнал», 1883, № 3, стр. 194). Не отрицая значения этих обстоятельств общественной биография Лескова, можно считать, что его увлечение древнерусским искусством, несомненно, связано с общим его интересом к национально-своеобразным чертам русской жизни в ее прошлом и настоящем.
Большое значение для практического изучения русской иконописи имело знакомство Лескова с Никитой Севастьяновичем Рачейсковым (ум. в 1886 г.). В статье, написанной после смерти Рачейскова («О художном муже Никите и совоспитанных ему» — «Новое время», 1886, № 3889, 25 декабря), Лесков писал: «Никита Рачейсков был «изограф», то есть иконописец в древнем русском стиле. После знаменитого московского мастера Силачева, который тоже умер, Никита Рачейсков по справедливости мог считаться одним из самых лучших мастеров по изографскому искусству. Особенно он был искусен в миниатюре, которую исполнял своими огромными и грубыми на вид ручищами удивительно нежно и тонко, как китаец. В этом роде я не видал и не знал равного ему мастера в России… По выходе в свет моего рождественского рассказа «Запечатленный ангел» (который был весь сочинен в жаркой и душной мастерской у Никиты) он имел много заказов ангела». В мастерской Никиты Рачейскова Лесков мог познакомиться с техникой иконописи, с иконописными сюжетами, с так называемым «Иконописным подлинником» — рукописным руководством для «изографов», в котором содержались указания по тематике, композиции и по образам святых, расположенным в порядке православных святцев, то есть по календарю; несомненно, что многое для бытовой и технической стороны содержания «Запечатленного ангела» было почерпнуто Лесковым из общения с Никитой Рачейсковым.