Собрание сочинений (Том 4)

* * *

Павел.

Наперсник любил повторять Клаве великую мудрость, что все в руках человека и этими своими руками он способен построить все - даже собственное счастье.

– Сильный человек, - говорил он, - может нелюбимое сделать любимым, отталкивающее - прекрасным.

И еще он повторял:

– Красота достойна уважения лишь тогда, когда она внутри человека. Правда, он добавлял при этом: - Лучше, когда она еще и снаружи, но важней всего - внутри.

Завершающая формула выглядела так:

– Сильный человек все может сделать собственными руками.
– И повторял Мичурина: - Мы не можем ждать милостей от природы.

Раздумывая о себе, о своей семейной жизни, Клава вспоминала мать, вырастившую ее после ухода отца, и отца, которого видела трижды в жизни молчаливым, угрюмым. У отца давно была другая семья, трое детей от второго брака, и он глядел на Клаву как-то исподлобья, хмуро, точно не на человека, а на свою, вот так странно материализовавшуюся, ошибку. Мать не требовала от него помощи, но он все-таки помогал нечастыми - к праздникам - переводами, и мать не уставала, хотя и беззлобно, комментировать отцовскую помощь. У матери, похоже, не было мужчин после отца, по крайней мере не было серьезных попыток обзавестись новым мужем, и Клава выросла с верой в необязательность мужского присутствия.

Личный ее опыт был скромен, хотя и тосклив до воя, до смертной тоски. В студотряде их группа работала неподалеку от политехников, однажды после танцулек ее пошел провожать бородатый парень с гусарской выправкой, провожая, щекотал ей ухо бородой, смеялся, грубо тискал, и Клава, как дурочка, влюбилась. Недели через две, опять после танцев, они, как порой говорят, сошлись в лесочке, неподалеку от стройки. Назавтра политехник на танцах не появился, и кто-то из его приятелей сказал Клаве, что к нему приехала жена, тоже студентка.

– Теперь ему, поди, не до танцев, - усмехнулся приятель, вроде бы сочувствуя бородачу.

Клава тихонько ушла с танцев, убежала в лесок, тот самый, и до рассвета проревела. Потом успокоилась. Убиваться не стала, просто успокоилась, никому не сказав о своем приключении. Девчонки в институте на эту тему вообще рядили по-разному, и хоть карамзинская сентиментальность навеки останется в русской женщине, девчоночья болтовня не драматизировала и иного выхода, который бесславным, по нашим временам, не признавался. Выходил этакий странный коктейль, где затейливо смешивалась мечта о великой любви и девичьей непорочности с деловыми соображениями о том, каким флером прикрыть для будущего мужа его возможное разочарование в целомудрии жены.

Клава и сама не раз мучилась над этим. Но выдумать ничего не могла. Однако тогда была иная эпоха ее жизни. Как многие женщины, она ощущала себя пассивной частью мироздания, и ее судьба тогда полностью зависела от сильной личности.

Теперь сильной личностью становилась она сама.

Становилась?

Безусловно!

В торговле ничто не происходит бесследно. После тех трех дубленок к ней заявилась директорша магазина, вульгарно оштукатуренная крашеная блондинка, с которой Клава уже виделась, и вкрадчивым, лисьим голосом попросила кое-что из бабьего тряпья особого качества. Клава распорядилась выписать, но тут же выяснилось, что тот дефицит уже обещали другой торговой точке. Пришлось принять директора этого магазина, мужчину, выслушать его упреки и твердым голосом проговорить, что ожидавшиеся товары пока не поступили. Мужчину она утешила чем-то другим, кажется костюмами.

Клаве казалось, она справляется. Уступки и всякого свойства взаимные компенсации она считала доказательством такта и гибкости - без них в этой профессии не проживешь.

Со временем, позже, она научилась даже грубить, повышать голос. Странное дело, директора воспринимали это как должное и, кажется, ничуть не обижались.

Она становилась сильной личностью, а сильный человек, утверждал Наперсник, способен все сделать сам, собственными руками.

Даже построить счастье.

Прибавим к этому ее молодость.

Павла она увидела на улице, вместе с одним из геологов-лауреатов. Геолог представил их друг другу. Каким он был, ее будущий муж? Единственное - высоким. Черты лица - мягки и скорее женственны. Брови и ресницы светлые, оттого лицо выглядит добрым, только вот черные глаза сверлят двумя острыми буравчиками.

Она произвела на Павла сильное впечатление, их пути пересеклись совершенно в прямом, а не в переносном смысле слова: Клава шла в своем щегольском одеянии от подъезда главка к черной машине, а знакомый геолог и Павел шли по тротуару, и она пересекла им дорогу.

– Здравствуйте!

– А, здравствуйте!

– Как живете?

– Спасибо, потихоньку.

– Потихоньку - на этой машине?

– Что делать, приходится!

– Знакомьтесь, это Диана.

– Не Диана, а Клава. Диана - это богиня охоты.

– Которая теперь утверждена богиней торговли.

– Что вы! Заведующей базой.

Геолог пожаловался мимоходом, что, живя в северных краях, не может раздобыть приличной шапки не по спекулянтским ценам, и Клава решила щегольнуть, чуть щелкнув по носам этих двоих рослых парней.

– Заходите, - сказала она лениво, - дам вам по шапке.

Они засмеялись. Потом зашли. Потом Павел пригласил ее в ресторан.

Нынешняя любовь скора на ногу. Павел сказал в ресторане, что поражен ее великолепием, раскованностью, умением руководить таким предприятием.

– Сколько там имущества?
– спросил он.
– На какую сумму?

Клава ответила, он закатил глаза, воскликнул:

– Танцую с миллионершей! Какое счастье!

На ухаживанье ушло все-таки немало времени. Клава уже давно решила, что выйдет замуж за Павла, если он предложит ей это. Но он не торопился, даже при больших общих скоростях. Они встречались, порой ужинали в ресторанах, но чаще сидели в кино или театре - Клава не давала ему провожать себя до общежития, - они встречались, даже целовались, но далее Павел не шел, и Клаву поражала его деликатность.

Однако она ошибалась. Это была не деликатность, а всего лишь нерешительность Павел не решался, а Клава постановила про себя, что, пожалуй, возьмет, как сильный человек, дело в свои руки, построит семью собственными руками.

Павел был добрый парень, по характеру даже тюхтя, такой охотно согласится быть не ведущим, а ведомым, это важное обстоятельство в семейных делах, и она построит - отчего же не построить?
– свое собственное счастье своими руками. Прибавим к этому объективное. Клава устала от общежития, устала от одиночества. И главное, что подстегивало, торопило, - рос разрыв между состоянием ее души, ее возможностями и властью - и всем остальным - неустроенным каким-то, неимущим, временным образом ее жизни.

Ей хотелось постоянства, надежности, уверенности во всем - во всей своей жизни. Уверенность на работе и неуверенность в остальном - такое долго продолжаться не могло. Она подстегнула события. Сделала так, что Павел заревновал ее, быстро предложил: выходи замуж.

Так вот, Павел. Конструктор на заводе, большее, чего он может добиться к старости, - две с половиной сотни, как главный конструктор проекта. Пока же он был всего лишь конструктор, но это Клава собиралась компенсировать собственной работой. Характер - тюхтя, несамостоятельный. Но и это Клава была готова компенсировать собой - своей энергией, своими новыми достоинствами. Любовь? У них, кажется, был намек на похожее, но что за беда, если это скоро кончится: мало ли людей прекрасно живут без любви? Не зря же говорится: человек сам кузнец своего счастья.