Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
— Еще бы не жаль, но, что дано Юпитеру, то не дозволено быку. У каждого свой потолок.
— Напрасно вы так думаете. В книге есть всего одна формула = мс 2. Так что советую прочитать на досуге. Хокинг развивает идею замкнутой Вселенной, где линия времени возвращается вспять.
— Крайне интересно!
— Следствие сливается с причиной и такие штуки, как «до» и «после», становятся более чем относительными. Надеюсь, вы понимаете, что из всего этого проистекает?
— Наверное, не так хорошо, как вы, но догадываюсь… Где он живет, ваш Хокинг?
— Хотите привлечь? Ничего не получится.
— А я все же попробую! — с веселым упрямством
— Сахар — не сахар… Я ведь совсем о другом. Он прикован к инвалидному креслу и даже лишен дара речи, хотя активно работает и ездит по миру. Приезжал к нам в Ленинград на конференцию, посвященную столетнему юбилею Фридмана. Надеюсь, хоть это-то имя вам знакомо?
— Краем уха слышал. Он, кажется, развил идеи Эйнштейна?
— Можно сказать и так. Но я бы выразился иначе: построил модель Вселенной, которую называют его именем.
— Я узнал от вас массу полезных вещей, Тим, но скажите, как Хокингу удается объясниться с коллегами, если он не может говорить?
— Специально для него одна крупная фирма разработала синтезатор речи, соединеннный с компьютером.
— Ах, так! Удивительный случай. Поразительного мужества, должно быть, человек. Он отроду такой, или?..
— Болезнь. Боковой амиотрофический склероз, называется. Точно не знаю, что это такое, но последствия, увы, жуткие.
— М-да, ничего не скажешь, — вздохнул Джонсон. — Так где, говорите, он живет? Вдруг придется проконсультироваться. Эрика Ли он, надеюсь, сможет принять? Или Торна?
— Вы и с Торном знакомы?
— Бывал у него в Пасадене. Вместе с Ли. Они говорили про свои дыры, а я сидел дурак-дураком.
— Теория черных дыр Торна, собственно, и натолкнула Хокинга. Он построил на ней свою магистерскую диссертацию в Оксфорде.
— Так он еще молод?
— Как видите. Во всяком случае, ни возраст, ни недуг не помешали ему стать самым, быть может, великим мыслителем нашего времени. Он по праву унаследовал кафедру, которую возглавлял еще Исаак Ньютон.
— Кембридж!
— Да, в Кембридже.
— И тоже занят «червяными дырами»?
— Подымай выше! Он еще нацелился на теорию Великого объединения, которая объяснит Вселенную. Понимаете, Пит? Все остальное будет вытекать из нее как следствия.
— Если получится.
— Дай-то Бог, чтобы получилось. Эйнштейн искал до последних дней жизни… К чему я все это говорю?
— Вот именно!
— Коль скоро ваша корпорация и вы лично, Пит, замахиваетесь на такое, а в этом после дебатов в «Механике Холл» у меня нет сомнений, то позволительно задаться вопросом, на кой ляд, извините за выражение, вам моя скромная персона? Грядет величайший научно-технический переворот в истории, а вы, вместо того, чтобы целиком посвятить себя действительно потрясающему воображение предприятию, почему-то цацкаетесь со мной? Я этого просто не понимаю. Какой к черту сценарий? При чем тут «Эпсилон Пикчерс»?
— Вот вы о чем! — хлопнул в ладоши Джонсон, впервые позволив себе эмоциональный жест.
— И не только об этом! — Борцов непроизвольно повысил голос. — А химия? Я говорю о работах профессора Вейдена и Долорес! Как все это увязывается? Какое отношение…
— Стоп! — перебил Джонсон. — Давайте немного сбавим накал… Между прочим, как вам наша красавица-мексиканка?
— О, Господи! Какое это имеет значение?
— Все в нашем мире имеет значение. Тем более, если ваш Хокинг прав, и наша Вселенная замкнута, и время, как алхимический змей, кусает свой собственный хвост. Возможно, я допустил тактическую ошибку, предоставив вам возможность разобраться
во всем самому. Но поймите и меня, Тим. Первому встречному не раскрывают карты. Мне хотелось присмотреться к вам поближе, оценить вашу хватку, которая, признаюсь, превзошла мои ожидания. Вам удалось связать кое-какие нити быстрее, чем можно было предполагать. Что ж, тем лучше, хотя вы и пришли к неверным выводам. Возможно, виной тому ваша повышенная эмоциональность и, конечно, печальные обстоятельства личной жизни.— Оставим личную жизнь.
— Зачем же? Даю слово, что не имею ни малейшего отношения к постигшему вас несчастью и глубоко вам сочувствую. Однако я допускаю, в порядке рабочей гипотезы, что наш с вами контакт мог каким-то образом сказаться на положении дел.
— Вы действительно так думаете? — содрогнулся Борцов, как от удара током. Нервы и вправду были напряжены до предела. — Скажите мне все, без утайки. Нет ничего хуже неизвестности.
— Я предельно откровенен, мой бедный друг. У меня нет причины что-либо утаивать. Вспомните, кто познакомил вас со стариной Рогиром? С синьорой Монтекусома? Кто, чуть не силой, затащил в «Меканикс Холл»? Я же видел, как вам хотелось на лекцию! Теперь поставьте себя на мое место. Допустим, вы — коварный Питер Джонсон, а я — наивный и подозрительный, как все советские люди, писатель Борцов, которого мне во что бы то ни стало надо завлечь в сети, говоря попросту, одурачить. И как бы вы себя повели в этом случае?.. То-то и оно. Молчите? Потому что вам стыдно.
— Постойте, Пит, — попытался было возразить Ратмир, но Джонсон предостерегающе поднял ладонь.
— Нет уж, теперь вы постойте. Прежде я должен ответить на ваш вопрос, прозвучавший, как обвинение. Вы спрашиваете, почему я вместо того, чтобы заниматься делом, действительно важным, позволяю себе нянчиться с вами? Вы сказали даже хуже — цацкаться, чем обогатили мой лексикон… Что значит цацкаться?
— Примерно то же, что няньчиться, — через силу улыбнулся Ратмир.
— Значит, я все-таки обладаю языковым чутьем.
— Безусловно.
— Уже легче. Все-таки игра идет на вашем поле. И в лингвистическом смысле, и в научном, ибо мои познания в физике ничто по сравнению с вашими. Тем не менее, я осмелюсь задать вам простейший вопрос: с чего, по вашему мнению, началась атомная эра?
— С открытия Рентгена, с опытом Беккереля, мало ли…
— И сколько лет прошло, прежде чем мы грохнули бомбу? Полвека?
— Примерно.
— Теперь скажите мне, с какого момента берет отсчет термоядерный синтез?
— Наверное, с Бете? Когда пришло понимание процессов, протекающих в звездах.
— И сколько лет минуло?
— Шестьдесят, даже больше.
— И где он, ваш термояд?.. Вот и судите теперь, когда на голову упадет яблочко с «червивой дырой»… Нам выпало — счастье или несчастье, не знаю, — начинать и мы начали, не надеясь увидеть при жизни плоды с древа, которое щедро поливаем долларами. Кто бросит в нас камень, что, будучи людьми деловыми, мы надеемся оправдать хотя бы часть первоначальных затрат? И здесь вы не ошиблись, «Эпсилон Пикчерс» — только деталь, притом не самая важная, колоссального механизма. Вам предстоит увидеть и узнать немало интересных вещей. Думайте, сопоставляйте, обращайтесь с вопросами. Возможно, вам и самому захочется принять участие в наших программах не только в качестве сценариста. Я ведь не случайно обратился именно к вам, к писателю и ученому, предвосхитившему многое из того, чем ныне приходится заниматься вплотную. Унижение паче гордости. Слишком уж вы принижаете вашу «скромную персону». С вами стоит понянчиться, Тим. Вдруг что-нибудь и получится… Будут еще вопросы?