Собрание сочинений в 12 т. T. 12
Шрифт:
— А когда вы осуществите свои замыслы — тогда что? — спросил Пескад.
— Вы так и останетесь у меня, если вам понравится, — ответил доктор, улыбнувшись. — Останетесь на яхте. Можете давать матросам уроки вольтижировки. Если же вам вздумается вернуться на родину — вы получите возможность уехать туда, тем более что вы уже будете обеспечены на всю жизнь.
— Господин доктор! — воскликнул Пескад. — Но ведь не хотите же вы, чтобы мы бездельничали. Признаться, это нам не по нутру!
— Я обещаю предоставить вам работу, которая вполне удовлетворит вас.
— Что и говорить,
— Какие же у вас возражения?
— Да, пожалуй, только одно. Вот нас двое — Матифу и я. Мы земляки, и, будь у нас семьи, мы, вероятно, были бы родственники. Мы — как братья. Матифу не может жить без Пескада, Пескад — без Матифу. Все равно как сиамские близнецы! Тех нельзя было разъединить, потому что это стоило бы им жизни. Так вот — мы такие же сиамские близнецы. Господин доктор, мы любим друг друга!
И Пескад протянул Матифу руку, а тот прижал приятеля к своей груди, как ребенка.
— Дети мои, никто не собирается вас разлучать, — отвечал доктор Антекирт, — вы ни при каких условиях не должны расставаться.
— В таком случае дело пойдет, господин доктор. Если только…
— Что «если»?
— Если Матифу согласен.
— Соглашайся, Пескад, — ответил Геркулес, — это будет значить, что ты даешь согласие за нас двоих.
— Итак, по рукам, — сказал доктор. — Вы об этом не пожалеете. Начиная с сегодняшнего дня можете уже ни о чем не заботиться.
— Смотрите, не просчитайтесь, господин доктор! — воскликнул Пескад. — Вы и не подозреваете, как много берете на себя!
— А что?
— Ведь мы вам обойдемся недешево, особенно Матифу. У моего друга аппетит аховый, а ведь вы не захотите, чтобы он у вас исхудал!
— Наоборот, пусть еще наберется сил!
— В таком случае он вас пустит по миру!
— Меня, Пескад, не так-то легко разорить.
— Но ведь кормить два… три раза в день…
— Пять, шесть, десять, если будет аппетит! — улыбнулся доктор. — Для него всегда будет накрыт стол!
— Смотри-ка, дружище! — радостно воскликнул Пескад. — Ты сможешь наедаться досыта!
— И вы тоже, Пескад.
— Я — что! Я — птичка! Но позвольте узнать, доктор, будем мы плавать по морям?
— Очень часто, друг мой. У меня сейчас намечаются дела во всем бассейне Средиземного моря. Клиентура моя рассеяна по всему побережью. Моя врачебная практика принимает международный размах. Если, скажем, больной вызовет меня в Танжер или на Балеарские острова, когда я буду находиться в Суэце, я все равно отправлюсь к нему. То, что врач делает в большом городе, переезжая из квартала в квартал, я буду делать на пространстве от Гибралтара до Архипелага, от Адриатики до Лионского залива, от Ионического моря до бухты залива Габес. Я располагаю судами, гораздо более быстроходными, чем эта яхта, и в большинстве случаев вы будете сопровождать меня.
— Дело подходящее, господин доктор! — ответил Пескад, потирая руки.
— Вы не боитесь моря?
— Мы-то? Мы, сыны Прованса? Боимся моря? — воскликнул Пескад. — Да мы еще мальчишками не вылезали из лодок. Нет, мы не боимся моря, и нам не страшна морская болезнь. Мы привыкли ходить на голове
вверх тормашками. Если бы господа и дамы, что отправляются в плаванье, месяца два поупражнялись вроде нас; им не пришлось бы тыкаться носом в тазик. «Входите, почтеннейшие, входите! Не отставайте, берите пример с других!»И Пескад начал сыпать шуточками, словно находился на подмостках у входа в балаган.
— Отлично, Пескад! — ответил доктор. — Я вижу, мы с вами прекрасно уживемся. Прошу вас об одном: не теряйте своей жизнерадостности. Смейтесь, друг мой, смейтесь и пойте сколько душе угодно. Быть может, нас ожидают большие огорчения, и очень хорошо, если вы будете веселить нас в пути!
Лицо доктора омрачилось. Пескаду, внимательно наблюдавшему за ним, подумалось, что в прошлом доктор Антекирт, вероятно, пережил сильные потрясения, о которых они, быть может, со временем узнают. И акробат сказал:
— Господин доктор, с нынешнего дня мы ваши телом и душой.
— И сегодня же, — отвечал доктор, — вы можете перебраться на судно и обосноваться у себя в каюте. Я думаю еще несколько дней пробыть в Гравозе и Рагузе; и хорошо, если вы сразу же начнете привыкать к жизни на борту «Саварены».
— В ожидании дня, когда вы отвезете нас к себе на родину, — добавил Пескад.
— У меня нет родины, — ответил доктор, — или, вернее, родину я создал себе сам; если захотите, она станет и вашей отчизной.
— Пойдем, Матифу, — воскликнул Пескад. — Пойдем скорее, — нам надо закрыть свою лавочку. Будь покоен, — долгов у нас нет, и мы не обанкротимся.
С этими словами друзья простились с доктором, сели в поджидавшую их шлюпку и вернулись в Гравозу.
Здесь за каких-нибудь два часа они составили опись инвентаря и продали некоему товарищу по ремеслу свой балаган, размалеванные холсты, бубны и турецкий барабан, — словом, все свое имущество. Это было делом недолгим и несложным, а несколько флоринов, вырученных ими от продажи, не слишком обременили их.
Однако Пескад не захотел расстаться со своим акробатским трико и корнет-а-пистоном, а Матифу — с тромбоном и нарядом борца. Им жалко было лишиться этих тряпок и инструментов, напоминавших о былых успехах и триумфах. И друзья сунули их на дно сундучка, где был спрятан их убогий скарб и одежда.
К часу дня Пескад и Матифу уже вернулись на борт «Саварены». Им отведена была просторная комфортабельная каюта, «где все располагало к научным занятиям», — как шутил Пескад.
Экипаж оказал новым товарищам весьма радушный прием: ведь благодаря им удалось избежать страшной катастрофы!
Сразу же по водворении на яхте Пескад и Матифу убедились, что кормят здесь куда лучше, чем в деревенских трактирах.
— Вот видишь, Матифу, — твердил Пескад, попивая доброе вино, — если прилично себя вести — можно всего на свете добиться. Главное — вести себя прилично!
Матифу в ответ только кивнул головой, ибо рот у него был набит до отказу жареной ветчиной. В один миг он уничтожил огромный ломоть ветчины да два печеных яйца в придачу.
— Если только показывать, как ты ешь, Матифу, — заметил Пескад, — и то можно бы громадные деньги загребать.