Собрание сочинений в 12 т. T. 12

За эти долгие годы доктор сильно изменился, и узнать его было уже невозможно Волосы его, подстриженные бобриком, поседели, цвет лица стал матово-бледным. Он принадлежал к числу тех мужчин, которые к пятидесяти годам еще сохраняют всю силу молодости, приобретя в то же время спокойствие и холодок зрелого возраста. Ни пышная шевелюра, ни румяное лицо, ни рыжая, как у венецианца, борода молодого графа Шандора — ничто не могло уже вспомниться человеку, который смотрел теперь на сурового и замкнутого доктора Антекирта. Закалившись в испытаниях, приобретя огромный опыт, он оставался все тем же железным человеком, при одном приближении которого к магнитной стрелке, она, казалось, должна была бы заколебаться. Так вот: сына Иштвана Батори он намеревался перевоспитать и сделать его своим сподвижником.

Следует также иметь в виду, что доктор Антекирт был единственным представителем некогда многочисленной семьи Шандоров. Читатель помнит, что у доктора был ребенок, дочка, которую после его ареста поручили жене Ландека, управляющего замка Артенак. Эта девочка, которой тогда было всего два года, являлась единственной наследницей графа. По достижении восемнадцатилетнего возраста она должна была вступить во владение половиной отцовского состояния, согласно судебному приговору, который предусматривал смертную казнь заговорщика и конфискацию половины его имущества. Ландек был назначен управляющим неконфискованной половиной состояния графа и остался вместе со своей женой и дочкой графа в замке в Трансильвании; эти преданные слуги решили посвятить свою жизнь ребенку, оставленному на их попечении. Но, казалось, злой рок тяготел над семьей Шандоров, единственным отпрыском которой была теперь эта двухлетняя малютка. Через несколько месяцев после осуждения триестских заговорщиков и вызванных этим событий девочка исчезла, и все розыски ее остались безуспешными. Был найден только ее капор на берегу одного из многочисленных ручьев, которые, сбегая с окрестных гор, текут по парку. Итак, не оставалось сомнений в том, что крошку унесло течением в одну из тех пучин, куда впадают бурные карпатские потоки. Никаких других следов девочки, кроме капора, обнаружить не удалось. Рожена Ландек, жена управляющего, была так потрясена этим несчастьем, что через несколько недель скончалась. Однако правительство не внесло никаких изменений в ранее принятое решение. Половина состояния графа Шандора попрежнему оставалась под секвестром и должна была поступить в казну лишь после того, как смерть наследницы графа будет официально установлена, и только в том случае, если к назначенному сроку наследница не объявится.

Таков был последний удар, постигший семейство Шандоров; после исчезновения младшего отпрыска этого благородного и могущественного рода ему грозило полное прекращение. Но со временем об исчезновении девочки забыли, как забыли и о других обстоятельствах, связанных с триестским заговором.

Весть о смерти дочери застала Матиаса Шандора в Отранто, где он жил, соблюдая строгое инкогнито, С исчезновением дочери исчезло все, что оставалось у него от графини Рены, которая так мало времени сопутствовала ему в жизни и которую он так горячо любил. Немного спустя он уехал из Отранто, уехал таким же никому не известным человеком, как и прибыл сюда, и никто не мог бы сказать, куда он направился, чтобы начать жизнь сызнова.

Через пятнадцать лет, когда граф Матиас Шандор вновь появился на житейском поприще, никому и в голову не могло прийти, что он играет роль доктора Антекирта и скрывается под этим именем.

С тех пор Матиас Шандор всецело посвятил себя осуществлению своего плана. Теперь он был один во всем мире и на нем лежал долг, долг, который он считал священным. Много лет спустя после отъезда из Отранто он приобрел могущество, какое дает человеку несметное богатство; о происхождении этого богатства мы скоро узнаем. Всеми забытый и защищенный непроницаемым инкогнито, он пустился по следам тех людей, которых поклялся наказать, и по следам тех, кого поклялся вознаградить. Он решил привлечь Петера Батори к справедливому делу, которому посвятил свою жизнь. В различных городах средиземноморского побережья им были наняты соответствующие агенты. Доктор щедро оплачивал их и обязал хранить порученное им дело в строжайшей тайне; все они сносились непосредственно с доктором либо при помощи известных нам быстроходных судов, либо по подводному кабелю, который соединял остров Антекирту с Мальтой, а через Мальту — со всей Европой.

Таким путем доктору удалось напасть на след всех тех, кто прямо и косвенно был причастен к заговору графа Шандора. Доктор получил возможность издали наблюдать за этими лицами, знал об их поступках и, так сказать, следовал за ними шаг за шагом, особенно в течение последних четырех-пяти лет. О Силасе Торонтале он знал, что банкир покинул Триест и поселился с женою и дочерью в Рагузе, в особняке на Страдоне. За Саркани он наблюдал в различных городах Европы, где авантюрист проматывал свое богатство; затем в Сицилии и в восточных странах, где Саркани вместе со своим приятелем Зироне пытался затеять какое-нибудь предприятие, которое вновь поставило бы их на ноги. Относительно Карпены доктор знал, что он уехал из Ровиня, покинул Истрию и жил, ничего не делая, в Италии или Австрии, пока еще не растратил денег, полученных за донос. Доктору было известно, что Андреа Феррато отбывал каторгу в Штейне, в Тироле, расплачиваясь за великодушие, проявленное к беглецам из Пизино; доктор с радостью помог бы ему бежать, но смерть освободила честного рыбака от каторги через несколько месяцев после его осуждения. Его дети, Мария и Луиджи, тоже уехали из Ровиня и, потеряв отца, вероятно, прозябают в горькой нужде и лишениях. Но они так тщательно где-то укрылись, что напасть на их след не удавалось. А госпожу Батори, поселившуюся в Рагузе с сыном Петером и с Бориком, старинным слугою Ладислава Затмара, доктор никогда не терял из виду, и нам уже известно, что он послал ей значительную сумму денег, которая, однако, была отвергнута гордой и мужественной женщиной.

И вот настал, наконец, час, когда доктор мог приступить к осуществлению своей трудной задачи. Будучи вполне уверенным, что после пятнадцати летнего отсутствия его никто не узнает (ведь его считали умершим), он прибыл в Рагузу. И прибыл как раз во-время, ибо сын Иштвана Батори и дочь Силаса Торонталя оказались связанными взаимной любовью, и любовь эту нужно было во что бы то ни стало разбить.

Читатель помнит, что последовало за приездом доктора в Рагузу: помнит, как в дело вмешался Саркани, какие последствия имело это вмешательство, как Петера Батори принесли к матери почти без признаков жизни, что предпринял при этом доктор Антекирт, как и при каких обстоятельствах он вернул юношу к жизни и предстал перед ним под своим настоящим именем, как граф Матиас Шандор.

Теперь надо было вылечить юношу, поставить его в известность обо всем, чего он еще не знал, иначе говоря — рассказать ему, как Иштвана Батори и двух его Единомышленников погубил гнусный донос, и назвать ему имена предателей; наконец, надо было приобщить его к делу неумолимого правосудия, которое доктор собирался осуществить, не прибегая к помощи правосудия людского, поскольку сам он явился жертвою последнего.

Итак, прежде всего необходимо было излечить Петера Батори, перевезенного на остров; этой задаче он решил посвятить все внимание и все силы.

В течение первой недели Петер находился в полном смысле слова между жизнью и смертью. Не говоря уже о том, что рана его была очень опасна, он пребывал в крайне тяжелом моральном состоянии. Воспоминание о Саве, которую он считал уже замужем за Саркани, мысль о матери, которая оплакивает его, наконец воскресение графа Шандора, живущего под именем доктора Антекирта, воскресение этого преданного друга его отца — все это не могло не потрясти душу, и без того уже исстрадавшуюся.

Доктор не отходил от Петера ни днем, ни ночью. Он слышал, как юноша в бреду шепчет имя Савы Торонталь Он понял, насколько глубока эта любовь, и представлял себе, какие муки причиняло несчастному замужество любимой девушки. Он даже задумывался над вопросом: а что, если эта любовь устоит при всяких обстоятельствах, что, если Петер не перестанет любить Саву, даже узнав, что она дочь человека, который выдал, продал, погубил его отца? А доктор непременно скажет ему об этом. Так он решил. Это его долг.

Много раз казалось, что Петер Батори вот-вот скончается. Раненный физически и морально, он был так близок к смерти, что уже не узнавал графа Матиаса Шандора, сидевшего у его изголовья. У него уже не было сил даже произнести имя Савы.

Однако заботливый уход взял верх, и перелом произошел. Молодость восторжествовала! Больной стал выздоравливать физически гораздо раньше, чем началось выздоровление нравственное. Рана стала затягиваться, восстановилась нормальная деятельность легких, и семнадцатого июля у доктора появилась полная уверенность в том, что Петер будет спасен.

В этот день юноша узнал его. Еще совсем слабым голосом он назвал графа его подлинным именем.

— Да, сын мой, для тебя я Матиас Шандор, — ответил доктор, — но только для тебя!

А когда Петер посмотрел на него, как бы прося объяснений, которые ему не терпелось получить, доктор добавил:

— Подожди немного! Подожди!

Петер лежал в обставленной со вкусом комнате; в окна ее, выходившие на север и запад, врывался живительный морской ветерок; под окнами росли вечнозеленые тенистые деревья, возле которых протекал ключ. Больной быстро поправлялся. Доктор все время наблюдал за ним, то и дело подходил к его кровати. Но, уверившись в выздоровлении Петера, он взял к себе в помощники человека, которому мог вполне доверять, зная его ум и доброту.

Это был Пескад, преданный Петеру Батори не меньше, чем самому доктору. Нет нужды говорить о том, что Матифу и Пескад сохранили в глубокой тайне все, что произошло на рагузском кладбище; они никому ни слова не сказали о том, что молодого человека живым извлекли из могилы.

Пескад был непосредственным участником всех событий, имевших место за последние месяцы; поэтому он проявлял самую живую заботу о больном, за которым ему было поручено ухаживать. Любовь Петера Батори, которому стал поперек дороги Саркани — наглец, внушивший Пескаду вполне понятную ненависть; встреча похоронной процессии со свадебным поездом возле особняка на Страдоне; извлечение юноши из могилы на рагузском кладбище — все это глубоко взволновало доброго и отзывчивого Пескада, не говоря уже о том, что ему радостно было сознавать себя помощником доктора Антекирта, хотя конечная цель доктора еще от него ускользала.