Собрание сочинений в 12 т. Т. 7
Шрифт:
Мог ли Прокофьев и сейчас отстаивать свою новую теорию? Действительно ли отделился какой-то большой осколок от Земли? Утверждать это со всей решительностью было невозможно. Только будущее могло разрешить эту загадку; и все же мы берем на себя смелость утверждать, что, если лейтенант Прокофьев еще не открыл истины, то сделал шаг, приблизивший его к цели.
Когда шкуна вышла из узкого пролива, соединявшего Средиземное море у Гибралтара, снова наступила прекрасная погода. Попутный ветер благоприятствовал экспедиции, и, несясь на всех парах и парусах, судно быстро устремилось на север.
Мы говорим
В этом месте море глубоко врезалось в новый материк, образуя острый угол, вершину которого должен был бы занимать Мадрид. Затем, спустившись к югу, береговая полоса выдавалась в море и, как грозный коготь, нависала над тем местом, где должны были находиться Балеарские острова.
После того как экспедиция, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь следы этой группы островов, уклонилась от взятого курса, она сделала совершенно неожиданную находку.
Двадцать первого февраля в восемь часов утра матрос, стоявший на носу корабля, закричал:
– Бутылка в море!
В такой бутылке мог храниться ценный документ, имевший отношение к последним событиям.
Услышав возглас матроса, все, в том числе граф Тимашев, Гектор Сервадак и лейтенант, выбежали на палубу. Шкуна приблизилась к плывущему по волнам предмету, и матросы выловили его из воды.
Оказалось, что это не бутылка, а кожаный футляр от небольшой подзорной трубы. По краям он был плотно запечатан воском, и, если его бросили в море недавно, вода не должна была в него проникнуть.
Прокофьев внимательно осмотрел находку в присутствии графа и Сервадака. На футляре не было фабричного клейма. Воск на крышке был совершенно цел, и на нем сохранился оттиск печати с инициалами «П. Р.».
Лейтенант Прокофьев сломал печать, открыл футляр и вынул какую-то бумагу. Она не пострадала от пребывания в морской воде. Это был листок из записной книжки, разграфленный в клетку, на котором крупным, размашистым почерком кто-то написал следующие слова, сопроводив их вопросительными и восклицательными знаками:
«Галлия???
Ab sole [22] 15 февр. расст.: 59 000 000 л.!
Путь, пройденный с янв. по февр.: 82 000 000 л.!
Va bene! [23] All right! [24] Прекрасно!!!»
– Что это значит?
– спросил граф Тимашев, со всех сторон осмотрев листок.
– Понятия не имею, - ответил Сервадак.
– Одно несомненно: неизвестный автор этого документа пятнадцатого февраля был еще жив, потому что документ помечен этим числом.
– Повидимому, - согласился граф.
На документе отсутствовала подпись. Не было указано и место его отправления. Он состоял из латинских, итальянских, английских и французских
слов - большей частью из французских.– Это не может быть мистификацией, - заметил Сервадак.
– Совершенно очевидно, что документ относится к космическому перевороту, последствия которого мы испытываем на себе! Футляр с запиской принадлежал какому-то наблюдателю, находящемуся на борту корабля…
– Нет, капитан, - возразил лейтенант Прокофьев, - такой наблюдатель, наверно, вложил бы записку в бутылку, где она была бы лучше защищена от воды, чем в кожаном футляре. Это скорее какой-то ученый, отрезанный от всего мира на клочке земли, хотел сообщить о результатах своих наблюдений и воспользовался этим футляром, который для него, вероятно, представлял меньшую ценность, чем бутылка.
– Не все ли равно!
– воскликнул граф.
– Важно понять смысл этого странного документа, а не гадать о том, кто его составитель. Начнем по порядку. Во-первых, что это за Галлия?
– Не знаю ни одной планеты, большой или малой, с таким названием, - ответил Сервадак.
– Капитан, - перебил его Прокофьев, - прежде чем продолжать обсуждение, разрешите задать вам вопрос.
– Пожалуйста, лейтенант.
– Не думаете ли вы, что документ подтверждает нашу последнюю гипотезу, то есть, что в мировом пространстве носится осколок земного шара?
– Да… пожалуй, - ответил Сервадак, - хотя мое возражение по поводу характера строения нашего астероида еще не опровергнуто.
– Но если Прокофьев прав, - добавил граф, - то неизвестный ученый, повидимому, назвал Галлией новый астероид.
– Так он француз?
– сказал Прокофьев.
– Не лишено вероятия, - ответил Сервадак.
– Заметьте, что из восемнадцати слов одиннадцать написаны по-французски, три по-итальянски и два по-английски. Отсюда можно сделать вывод, что ученый, не зная, в чьи руки попадет его записка, решил составить ее на нескольких языках, чтобы увеличить шансы на то, что его поймут.
– Хорошо, предположим, что Галлия - название нового астероида, - сказал граф Тимашев.
– Читаю дальше: «Ab sole пятнадцатого февраля расстояние пятьдесят девять миллионов лье».
– Действительно, в то время Галлия должна была находиться именно на таком расстоянии от Солнца, - заметил лейтенант Прокофьев.
– Она тогда пересекла орбиту Марса.
– Отлично, - ответил граф.
– Вот первый пункт документа, совпадающий с нашими наблюдениями.
– В точности, - подтвердил Прокофьев.
– «Путь, пройденный с января по февраль, - продолжал читать вслух граф, - восемьдесят два миллиона лье».
– Повидимому, - заметил Сервадак, - здесь речь идет о пути, пройденном Галлией по ее новой орбите.
– Да, - согласился Прокофьев, - и на основании законов Кеплера скорость движения Галлии, или, что одно и то же, путь, проходимый ею в равные промежутки времени, должен был неуклонно уменьшаться. Самая высокая температура воздуха наблюдалась как раз пятнадцатого января. Стало быть, вполне вероятно, что Галлия тогда находилась в своем перигелии, в точке ближайшего расстояния от Солнца; и в то время она двигалась со скоростью вдвое большей, чем скорость Земли, а Земля проходит в час только двадцать восемь тысяч восемьсот лье.