Собрание сочинений в 15. томах Том 3
Шрифт:
Во время произнесения этой речи голос его звучал слабо и словно доносился издалека, как у человека, разговаривающего по телефону.
— А темнота? — спросил я.
— Это можно преодолеть.
— Как?
— Я не знаю. Откуда мне знать? Можно взять факел. Можно добыть лампу. Наконец, те, нижние, селениты могут понять, что нам требуется.
Одну секунду он стоял, опустив руки и с грустью на лице рассматривал враждебную пустыню. Затем, безнадежно махнув рукой, обернулся ко мне и предложил заняться систематическими поисками шара.
— Мы еще вернемся, — сказал я.
Он оглянулся по сторонам:
— Прежде всего надо попасть обратно на Землю.
— Мы можем доставить сюда переносные лампы, железные кошки для лазания по скалам и сотни других необходимых вещей.
— Да, — сказал он.
— Ручательством за успех служит золото.
Он
— Я отыскал сюда путь, но найти путь еще не значит быть хозяином пути. Что случится, если я принесу мою тайну обратно на Землю. Я не знаю, удастся ли мне сохранить ее хотя бы в течение года, хотя бы в течение нескольких месяцев. Рано или поздно все станет известным. Да и другие люди могут сделать то же самое открытие, и тогда… Все державы устремятся сюда, они будут воевать между собою и с лунным народом. Все это повлечет усовершенствование военного искусства и создаст новые поводы для войны. Если я раскрою мою тайну, то скоро, очень скоро эта планета до самых глубочайших галерей своих будет усеяна трупами. Все прочее сомнительно, но это достоверно. И разве человеку нужна Луна? Какую пользу могут извлечь люди из Луны? Даже свою собственную планету они превратили в поле битвы, в арену нескончаемого безумия. Как ни тесен мир человека и как ни короток его век, все же у него довольно найдется дела и на Земле. Нет, нет, наука слишком долго трудилась, выковывая оружие для глупцов. Пора ей отойти в сторону. Пусть глупец сам откроет мою тайну, — лет этак через тысячу.
— Есть способы сохранить тайну, — сказал я.
Он взглянул на меня и улыбнулся.
— В конце концов, — сказал он, — стоит ли беспокоиться? У нас очень мало шансов отыскать шар, а там снизу что-то затевается. Только неискоренимая человеческая привычка не терять надежды до самой смерти заставляет нас думать о возвращении. Настоящие трудности для нас только начинаются. Мы показали этому лунному народцу нашу склонность к насилию, мы дали им почувствовать, кто мы такие, и шансов на спасение у нас не больше, чем у тигра, который вырвался на волю и растерзал человека в Гайд-Парке. Вести о нашем появлении разносятся теперь из галереи в галерею, все ниже и ниже, к центральным областям. Разумные существа не могут позволить нам вернуться с нашим шаром на Землю — после всего, что мы здесь натворили.
— Понапрасну теряя здесь время, — ответил я, — мы не увеличиваем наших шансов.
Теперь мы стояли бок-о-бок.
— В конце концов, — сказал он, — лучше всего нам разойтись. Надо повесить носовой платок, на этих высоких шипах, как следует укрепить его и, отправляясь от этого центра, обследовать кратер. Вы пойдете на запад, описывая полукруги вправо и влево против заходящего Солнца. Сперва вы должны итти так, чтобы тень падала с правой стороны от вас, до тех пор, пока она не образует прямого угла с линией, проведенной от этого платка. После этого идите, имея тень по левую руку от себя. Я буду делать то же самое в восточном направлении. Надо заглядывать в каждый овраг, обследовать каждую расщелину между скалами. Мы сделаем все, от нас зависящее, чтобы найти шар. Если мы встретим селенитов, то будем прятаться от них по мере возможности. Для питья будем пользоваться снегом, а если почувствуем потребность в пище, то надо попытаться убить лунную корову и есть ее мясо в сыром виде. Итак, каждый из нас пойдет своим путем.
— А если один из нас отыщет шар?
— Он должен вернуться к белому платку, стать возле него и подавать другому сигналы.
— А если никто из нас…
Кавор посмотрел на Солнце.
— Мы будем искать, пока ночь и холод не застигнут нас.
— А что, если селениты нашли и спрятали шар?
Он пожал плечами.
— Или если они уже теперь гонятся за нами?
Он ничего не ответил.
— Вы лучше захватите с собою дубину, — посоветовал я.
Он покачал головой и смотрел куда-то мимо меня в пустое пространство.
Но он медлил пуститься в путь. Он застенчиво поглядел на меня, как будто колеблясь.
— До свиданья, — сказал он.
Я вдруг ощутил странное волнение. Мне стало грустно, что мы так часто раздражали друг друга, и особенно грустно, что я так часто раздражал и огорчал его.
«Чорт побери, — подумал я, — мы могли бы вести себя получше». Я уже хотел протянуть ему руку, чтобы как-нибудь выразить мои чувства, но он сдвинул ноги и отпрыгнул от меня прямо к северу. Одну минуту я стоял, провожая его глазами,
потом нехотя повернулся лицом на запад, присел с чувством человека, бросающегося в ледяную воду, наметил цель для ближайшего прыжка и ринулся вперед, чтобы обследовать доставшуюся на мою долю половину лунного мира. Я свалился довольно неловко среди скал, встал на ноги, осмотрелся, вскарабкался на каменистую площадку и прыгнул опять.Когда я еще раз оглянулся, отыскивая глазами Кавора, он уже исчез. Но платок, ослепительно белый при ярком сиянии солнца, весело развевался на пригорке.
Я решил не терять его из виду, что бы там ни случилось.
XIX. М-Р БЕДФОРД В ОДИНОЧЕСТВЕ
Немного спустя мне уже казалось, что я всегда был один на Луне. Некоторое время я занимался поисками довольно усердно, но зной все еще был очень силен, и разреженность воздуха стягивала мне грудь, как ободом. Я попал в котловину, ощетинившуюся по краям кустарниками — высокими, бурыми, совсем засохшими, и уселся под ними, чтобы отдохнуть и остыть. Я собирался отдыхать совсем недолго. Мои золотые брусья я положил рядом с собой и сидел, опершись подбородком на руки. Довольно равнодушно я заметил, что скалы, окружавшие котловину и кое-где покрытые побегами сухого лишайника, были испещрены золотыми жилками, а местами круглые и складчатые самородки блестели между растительностью. Какое мне было теперь до этого дело! Тяжкая истома охватила тело мое и душу; в ту минуту я уже не верил, что мне удастся отыскать шар в этой обожженной солнцем пустыне. Мне казалось, что не стоит делать никаких усилий, пока не появятся селениты. Но немного позднее, повинуясь тому неразумному инстинкту, который заставляет человека упорствовать и отстаивать свою жизнь хотя бы лишь для того, чтобы вскоре погибнуть гораздо более мучительной смертью, я решил, что надо бороться до конца.
Зачем мы прилетели на Луну?
Теперь мне это представлялось мудреной загадкой. Какой это дух побуждает человека вечно отказываться от спокойствия и счастья, мучиться, подвергать себя опасностям и часто итти на риск почти неминуемой гибели? Здесь, на Луне, я впервые начал смутно понимать то, что всегда должно было быть мне хорошо известно, а именно, что человек отнюдь не создан, чтобы жить спокойно и удобно, есть доотвала и постоянно развлекаться.
Почти каждый человек, если вы поставите ему этот вопрос не на словах, а на деле, докажет вам, что он отлично понимает это. Вопреки собственным выгодам, к явному вреду для себя, он постоянно совершает самые безрассудные поступки. Какая-то посторонняя сила, а вовсе не его собственная воля, управляет им, и он вынужден повиноваться. Но почему? Почему? Сидя над грудами бесполезного золота, в окружении чуждого мира, я начал мысленно перебирать всю свою жизнь. Мне, вероятно, суждено умереть изгнанником на Луне, а я даже не знаю, к какой цели я стремился. Мне не удалось разъяснить этот вопрос, но во всяком случае я почувствовал острее, чем когда-либо, что я никогда не стремился ни к одной цели, намеченной мной самим, что, — говоря по правде, — за всю мою жизнь я никогда не достигал ни одной цели, которая была бы моей собственной целью. Чьей же цели, чьим намерениям служил я?.. Тут я перестал размышлять о том, чего ради прилетели мы на Луну, и посмотрел на вещи с более широкой точки зрения. Зачем появился я на Земле? Почему мне была дарована эта отдельная, особая жизнь?.. Под конец я совсем заблудился в бездонных умствованиях.
Мысли мои стали мутиться и путаться, логическая связь между ними исчезла. Я не чувствовал себя отяжелевшим или разбитым усталостью, — по-моему, это вообще невозможно на Луне, — но все же, полагаю, я здорово утомился. Kaк, бы то ни было, я заснул.
Я думаю, что сон сильно подкрепил меня. А тем временем солнце садилось и зной уменьшался. Когда, наконец, какой-то отдаленный шум разбудил меня, я вновь ощутил бодрость и охоту к деятельности. Я протер глаза и потянулся. Встал на ноги — они немного затекли — и решил тотчас же возобновить поиски. Положив золотые брусья себе на плечи, я вылез из котловины золотоносных скал.
Солнце стояло ниже, несомненно много ниже, чем прежде. Воздух был гораздо прохладнее. Я понял, что, должно быть, спал довольно долго. Мне показалось, что тонкая пелена голубоватого тумана уже собирается возле западных утесов. Я вспрыгнул на небольшой скалистый бугор и осмотрел кратер. Нигде не заметно было ни лунных коров, ни селенитов, ни Кавора. Но я мог видеть вдалеке мой носовой платок, развевавшийся на колючем кусте. Я оглянулся по сторонам и прыгнул вперед к следующему возвышенному пункту.