Собрание сочинений в 19 томах. Том 3 Крушение столпов

Подкрадывалась импотенция, потом начались недуги. Теперь они подошли к порогу смерти. И когда госпожа де Бондюмон тихонько подносила к своим сморщенным губам высохшую руку слепца, а он делал вид, будто не замечает этого, они испытывали то же неистовое волнение, какое вспыхивает в порыве самой пылкой страсти, потому что в них не переставая билась мысль: «Насладимся же этим: это все, что нам осталось, и, быть может, в последний раз».

Внезапно маркиз очнулся от дремы.

– Одиль, Одиль! – воскликнул он. – В парке трубят «улюлю». Я не ошибаюсь?.. Идемте, идемте, отведите меня.

– Да что вы, Урбен, не пойдете же вы без пальто!

Он затряс бронзовым колокольчиком.

– Флоран! Треуголку, трость и пальто!

Через две минуты он уже торопливо шагал по парку, опираясь на руку своей старинной подруги.

– Да не идите так быстро, – сказала она, – вы устанете.

Жаклин и ее товарищи, выехав уже на дорогу, ведущую к пруду, не переставая трубили в рог. Голова оленя виднелась посередине пруда, а собаки плавали вокруг. Сбежались все лесничие и слуги из замка.

– Ну что, ты видишь, папочка! – кричала Леонтина Лавердюр. – Взят он, твой двухтысячный. И нечего было так переживать.

– Карл Великий, отвязывай лодку, – скомандовал Лавердюр и, заметив маркиза, пошел ему навстречу. – Какой прекрасный конец охоты, господин маркиз, какой прекрасный конец, – сказал он. – Жалко, что господин маркиз не может этого видеть.

– Нет-нет, я вижу, Лавердюр. То есть я помню… как это бывало. «Улюлю» в Моглевском пруду – нет ничего прекраснее! Много лет уже такого не случалось.

– А уж охота-то была, господин маркиз, и мечтать не надо. Я доложу нынче вечером господину маркизу, покажу на макете. И госпожа графиня, как всегда, прискакала первой, вместе с собаками. А господин граф, к примеру, так хорошо вел всю охоту вначале… Правда, видно было, как он всей душой старается заменить господина… неизвестно, куда он делся.

Лавердюр снова надел челюсть и будто помолодел.

Подъехало несколько машин и экипажей. Из них вышло значительное число всадников, давно уже спешившихся.

Маркиза окружили и поздравляли, словно по случаю крупной победы или большого семейного праздника.

– Ах! Дорогой Урбен, какой великолепный получился у тебя день ангела: ты можешь радоваться, – говорил тучный Мелькиор де Дуэ-Души.

Каждый был доволен собой и другими, каждому хотелось проявить дружеское расположение, говорить приятные вещи.

– Лавердюр, – воскликнул маркиз, – принимайте оленя. Я не люблю, когда животные страдают.

Лавердюр сел в лодку, которую Карл Великий погнал по пруду с помощью шеста.

«О Господи! Сделай так, чтобы ничего не случилось!» – молилась Леонтина Лавердюр. Она видела, как олени в агонии переворачивают лодки. Но тогда Лавердюр был молод.

Вся дорога к пруду была забита зрителями. Длинноносые мелкопоместные дворяне, спешившись, распрягли лошадей и принялись растирать себе ноги и поясницу. Наступила глубокая настороженная тишина, в которой слышалось скольжение лодки по воде.

Лодка и олень несколько мгновений плыли бок о бок, точно два сооружения, готовых сомкнуться. Затем Лавердюр левой рукой схватил оленя за хвост и дважды вонзил нож ему в бок. Животное на полкорпуса выскочило из воды и тут же рухнуло обратно: рога завалились, подобно сломанной мачте, и поверхность пруда вокруг них ярко окрасилась кровью.

Лавердюр, стоя, снял шапку, а на берегу снова затрубили в рог.

Пиршество собакам устроили перед замком в нескольких шагах от того места, где утром проходило благословение. Куски разрубленной туши разложили на лужайке. Плантероз, старик лесничий, взял голову оленя и принялся раскачивать ее на глазах у своры, сдерживаемой хлыстом, затем стянул «скатерть» – кожу животного, прикрывающую груду окровавленных внутренностей. И собаки жадно набросились на них.

– Жаклин! Жаклин! – позвал маркиз. – Пойдите сюда. Так кому все-таки мы воздаем почести? Скажите-ка мне, кто у нас тут.

– Ах! Дорогой маркиз, – сказал Жилон, – сегодня у нас такой замечательный предводитель команды, и мне кажется, все право за ним.

– Кто это?

– Один из самых замечательных предводителей команды. Правда, Жаклин?

– Да, да. Безусловно, – с улыбкой ответила она.

– Но кто же, господи ты боже мой! – в нетерпении воскликнул слепец.

По знаку Жилона Лавердюр, предупрежденный заранее, подошел ближе.

– Господин маркиз, – сказал он, – господа решили, что ногу этого оленя, взятого под Моглевом, двухтысячного с тех пор, как я состою в команде, должно преподнести господину маркизу.

Жаклин взяла руку дяди, приблизила ее к шляпе, на которой Лавердюр подносил ногу с надрезанной тоненькими полосками кожей, в то время как господа протрубили в рог положенный в таких случаях сигнал.

– Это же смешно, просто смешно! – пробормотал растроганный маркиз.

За долгую карьеру великого доезжачего Лавердюр удостоился двухтысячного рукопожатия, которое было одновременно и первым человеческим рукопожатием, первым – когда между ладонями не шелестела сложенная банкнота.

Затем маркиз сделал вид, что разглядывает ногу оленя, щупал копыто, в то время как Лавердюр делал вид, что вытирает фетр своей шляпы.

– Скажите, Лавердюр, у вашего оленя были сильные ноги?

– О да, господин маркиз, ноги у него были сильные.

– Вы всегда оставались превосходным товарищем, Лавердюр, – совсем тихо сказал маркиз.

Сигнал «Моглев», ударившись о величественный парадный фасад, прокатился по крышам деревни и разнесся по парку, когда появились, приближаясь на рысях, два всадника в светло-желтой одежде. Это были Де Воос и огромный голландский барон.

Оба всадника резким жестом бросили поводья слугам и тяжело сползли с седла: шагая нетвердой походкой в своих высоких сапогах, глядя вокруг мутными глазами, они присоединились к группам, расточая дамам двусмысленные и слащавые комплименты. Язык, на котором изъяснялся голландец, почти нельзя было понять.

«Гляди-ка, – подумал Лавердюр, – вот и опять барон налился через край, и, похоже, господин граф составил ему компанию. Оттого он и не догнал нас».

Когда Габриэль заметил Жаклин, его лицо, хранившее до сих пор безмятежное и добродушное выражение, налилось гневом.

– А, вот вы где! – воскликнул он. – Прежде всего я требую, чтобы Жюльена выставили за дверь. Он не может даже проследить, чтобы лошадей подковали как следует. За дверь, вы слышите? Бардак тут развели в вашем сарае. Я вас всех вымуштрую, все будете по струнке ходить, как у меня в эскадроне. Все попрыгаете.