Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Мачта снималась и укладывалась в вилку, легко поднималась и вставлялась в гнездо с помощью мощных дубовых клиньев. Парус был прямой из грубого белого полотна, привезенного из Египта, а перлини — из конского волоса, оплетенного коноплей. У ясеневых весел, в два человеческих роста каждое, имелись узкие лопасти, но лопасти двух рулевых весел, укрепленных — одно у левого, а другое — у правого борта, близ места для кормчего, были широкими. Скамьи были из дуба, под ними — ладно сработанные рундуки, отверстия же для весел были обиты снизу бычьей кожей.

Нос, в который надежно вделали священную дубовую ветвь из Додоны, изгибался изящно, словно лебединая шея, а заканчивался резной головой Овна, корма вздымалась подобным же образом, так что кормчему с его возвышения будут хорошо видны головы гребцов. Крепкий плетенный щит, обитый снаружи кожей, был укреплен над фальшбортами, чтобы уберечь гребцов от дождя и бурных волн. А для того, чтобы священное дерево каждого из богов, которые покровительствуют плаванию, было непременно использовано при постройке судна, подпорки этого щита сделаны были из лавра, срубленного в роще Аполлона в Дельфах.

Корабль был выстроен за девяносто дней, и прежде чем были закончены работы на корме, уже началось испытание и украшение носа и бортов. Проконопатив борта горячим пчелиным воском, их дочерна обработали снаружи и изнутри дегтем, извлеченным из сосен Пелиона, а края носа ярко окрасили киноварью, купленной на летнем торгу в Трое. По обе стороны от носа, довольно высоко, нарисовали белой и зеленой глиной по большому глазу, и дегтярной кистью добавили загнутые черные ресницы. Нашли плоские якорные камни, их продырявили, чтобы привязать к ним канаты, и обтесали до-кругла, чтобы их легко можно было вкатить по доске и скинуть за борт, вырезали шесты, чтобы отгонять корабль от скал или отталкивать от песчаной отмели, если он сядет на мель, сделали две лестницы для удобной посадки и высадки. Весла на кожаных ремнях привесили к фальшбортам, чтобы они не могли проскользнуть в отверстия и пропасть.

Все, кто осматривал корабль — сотни людей прибывали из дальних и ближних мест, чтобы на него взглянуть, — заявляли, что они никогда в жизни не видели ничего столь прекрасного. Корабль назвали «Арго» в честь Аргуса, и он испытывал такую гордость за свою работу, что заявил, что не сможет вынести разлуки со своим детищем и поплывет на «Арго», куда бы тот ни направился.

В ту зиму дворец в Иолке был полон проворных юношей, собравшихся в путь по призыву вестников. Большинство их было миниями, но не все — кое-кто надеялся, что Ясон, возможно, примет и людей, в жилах которых не течет кровь миниев, если они согласятся стать миниям приемными детьми. Пелий не мог отказать в гостеприимстве этим посетителям, но жаловался Ясону, что они уничтожают как саранча его запасы, и что он не может дождаться, когда начнется плавание, так как все гости высокого положения, кормить их следовало соответственно их рангу, а большинство их явилось в сопровождении нескольких слуг. Эсон, отец Ясона, хотя и считался номинально царем Фтиотиды, жил в такой нищете, что смог разместить у себя не более шестерых, это показалось искателям приключений столь странным, что половина их решила, в конце концов, не пускаться в плавание. Они пришли к выводу, что Пелий, а не Эсон — настоящий правитель царства и что он, а не боги уговорили Ясона совершить это плавание в надежде избавиться от соперника. Тем не менее они не вернулись домой, а нашли немало развлечений в Иолке: охотились, метали кольца, бились на кулаках, боролись, играли в кости и состязались в беге, а Пелий ради чести своего дома не скупился для них на еду и питье.

Самые энергичные из них спрашивали Аргуса, что они должны делать, чтобы подготовиться к плаванию. Он отвечал, что им не нужно задавать ему вопрос, на который они и сами могут ответить: лучше всего заняться изучением искусства гребли, если они только не достигли в этом совершенства, в чем он сомневался. Ибо без попутного ветра на веслах они должны будут одолеть сильное течение Геллеспонта и Босфора и удрать от посланного в погоню колхийского флота после того, как похитят Руно. Среди них были опытные гребцы, которые совершили плавание в Сицилию или Италию и были опытными мореходами. Большинство же из них больше интересовались коневодством и борьбой, чем мореплаванием, и практически не ступали на борт корабля, разве что пассажирами летом, в спокойную погоду. Ясон одолжил у Пелия две двадцативесельных военных галеры, которые были вытащены на сушу на зиму, и стал со своими новыми знакомыми устраивать гребные гонки на спор в спокойных водах залива под руководством двух известных кормчих — Анкея из Тегеи и Тифия из Фисбы. Они учились поворачивать весла в уключинах, как поворачивают ключ в замке, и ударять в ритм напеву кормчего. Руки у них загрубели, плечи стали мускулистыми, и в результате упражнений, которыми они занимались ежедневно, завязались узы товарищества, которые удерживали их по ночам от драк за чашами вина и игрою в кости.

Однажды вечером Ясон пошел к Пелию и сказал ему:

— Дядюшка, кое-что не дает мне покоя, но я стыжусь сказать тебе, что именно.

— Я готов услышать худшее, мальчик мой, — благосклонно сказал Пелий.

Ясон, поколебавшись немного, сказал ему:

— По дворцу ходят лживые слухи. Твои гости говорят, что ты ненавидишь и боишься меня и что ты посылаешь меня в это плавание только для того, чтобы избавиться от меня, некоторые даже намекают, что ты замышляешь потопить наш корабль — механическим или магическим способом, как только мы выйдем из Пагасейского залива. Какие постыдные вещи болтают эти мерзавцы! Но, боюсь, что если ты не разубедишь их и не скажешь, сколь сильно расположен ты ко мне и к кораблю «Арго», никто не решится плыть со мною. И окажется, что ты зря ввел себя в такие расходы, а «Арго» станет притчей во языцех по свей Греции. Более того, цари и жрецы станут болтать: «А ну-ка расскажи, почему „Арго“ так и не отплыл? Ведь об этой поездке столько трезвонили, сколько потратили на сборы!» А ответом будет: «Стало известно, что Пелий замышляет предательство, что и стало истинной причиной, по которой „Арго“ не отплыл, а не дурные предзнаменования, с которыми они якобы столкнулись, когда приносили жертвы». Подумай, дядюшка, будут ли довольны боги, когда эта сплетня достигнет высот Олимпа?

Пелий не на шутку испугался. Он созвал всех добровольцев и сказал им:

— Господа, тут какой-то безумец порочил мое доброе имя. Пусть Отец Зевс поразит его молнией среди ясного неба, а гарпии унесут его истерзанные останки. Кто из вас, мои почтенные гости, осмелится повторить мне в лицо низкую ложь, которую нашептывают у меня за спиной? Я хочу повредить корпус «Арго» или замышляю что-то против жизни его команды? Как вы можете думать, будто я столь мало почитаю богов и не уважаю своих собратьев? О, есть мерзавцы, готовые поверить чему угодно. Но позвольте мне доказать мои честные намерения по отношению к вам. Вот сидит мой единственный сын, царевич Акаст, которого я нежно люблю. И хотя он понадобится мне здесь, чтобы вести моих людей на войну — ибо сам я уже по возрасту не гожусь для битвы, даже с колесницы — я с радостью отправляю его на поиски Руна. Он поплывет с вами, будет вашим товарищем, и любая беда или несчастье, которые могут поразить «Арго», поразят и моего сына Акаста. А значит и меня.

Он хитрил, намереваясь в последний момент задержать Акаста под тем или иным предлогом, но речь его разубедила многих из сомневающихся. Акаст, который, подвыпив, жаловался, что отец настолько недобр, что запрещает ему участвовать в плавании, о котором мечтает всякий порядочный, знатный миний, испустил крик восторга. Он заковылял через зал, чтобы обнять колени Пелия и попросить его благословения. Пелий вынужден был дать ему благословение, скрыв свое неудовольствие.

Среди вождей Фтиотиды был некий знатный юноша коринфского происхождения, который бежал в Иолк со своего острова Эгина после того, как убил метательным кольцом сводного брата, но было не ясно, умышленное это убийство или непреднамеренное. Затем он женился на дочери двоюродного брата, Пелия, вождя клана мирмидонцев, и прошел во Фтии через тщательный ритуал очищения, чтобы обмануть дух сводного брата. После этой церемонии он переменил свое имя на Пелей — прежнее его имя ныне забыто — и был посвящен в братство Муравьев. Затем Пелей вместе со своим тестем отправился в Аркадию, чтобы принять участие в знаменитой охоте на Калидонского вепря. Когда вепрь внезапно вырвался их укрытия, Пелей метнул в него дротик, но тот отскочил от вепря и пронзил пелеева тестя. Пелей отправился в Иолк для нового ритуала очищения, под руководством Акаста, но сохранил имя Пелей, а затем вернулся во Фтию, чтобы принять земли своего тестя и стать вождем клана мирмидонцев. Пока он был в Иолке, жена Акаста влюбилась в него — или так он потом говорил — и стала с ним заигрывать. Когда он ее отверг, она тайно обвинила его перед Акастом в том, что он с ней заигрывал, а она его якобы отвергла. Акаст был в дружеских отношениях с Пелеем, но ахейцы были столь щепетильны по части добродетели своих жен, что ему пришлось отомстить за свою честь. Однако он не решался убить Пелея открыто, ибо тогда ему пришлось пройти Теуский обряд очищения, который не всегда освобождал от греха. Он просто позвал Пелея поохотиться на гору Пелион в лес, оставленный по договору за кентаврами, а там наполнил пивом его пустой желудок, и тот заснул. Он унес меч и бросил его, надеясь, что его убьют либо дикие звери, либо кентавры.

Первыми обнаружили Пелея кентавры, но, к счастью, там появился старый Хирон, который удержал своих не в меру горячих соплеменников, напомнив, что если убьют одного ахейца, в отместку будет взято двадцать жизней кентавров. Пелей догадался, кто забрал его меч и почему, и уговорил Хирона послать в Иолк весть, что тело его найдено, истерзанное дикими зверями. А жена Акаста стала открыто хвастать, что муж отомстил за ее честь, и Акаст, встревожившись, заперся у себя в комнате, отказывался от еды, вымазал лицо грязью и разорвал одежды, чтобы сделаться неузнаваемым для мстительного духа своего друга. Когда Пелей несколько дней спустя вернулся живой и здоровый и рассказал о случившемся, все посмеялись над Акастом, но Акаст высмеял свою жену. Они с Пелеем стали братьями по крови и поклялись в вечной дружбе. Поэтому, когда Акасту разрешили отплыть на «Арго», Пелий тоже решил ехать. Приближалось весеннее равноденствие — самый ранний срок, который считался безопасным для начала плавания, и Ясон, который послал гонца в святилище Овна Зевса на горе Лафист узнать, какой день благоприятен для отплытия, объявил, что их путешествие начнется на четвертый день после ближайшего новолуния.

Зал наполнился ликующими криками, но те, кто были первыми на пирах, в метании колец и в беге, приумолкли, а вскоре начали искать оправдания, почему они не могут плыть. Некоторые прикинулись, будто повредили руки, упражняясь в гребле, другие слегли, жалуясь, что у них сильный жар, третьи ехали ночью домой, не простившись и не принеся извинений. Ясон ходил мрачнее тучи — он теперь не верил, что ему удастся набрать достаточный для «Арго» экипаж, его товарищи приуныли.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Прибытие Геркулеса

В вечер новолуния во дворец примчался гонец и сказал Пелию:

— Сюда идет по дороге из Галоса древний враг миниев. Кто он, ты легко догадаешься, когда я скажу тебе о его обитой медью дубине из оливкового дерева, которую он несет на плече, громадном луке, что висит у него за спиной, о рубахе из львиной кожи и о его длинной нечесаной гриве, похожей на львиную. Он сказал путникам на дороге, что идет по мирному делу, а он редко дает себе труд солгать.