Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
Шрифт:
Ясон поставил вопрос на голосование:
— Высаживаемся или идем дальше?
Тридцатью голосами против двух было принято решение о высадке, когда все облачились в шлемы и броню и с воинственными криками подвели «Арго» к берегу против сооружения, которое было, судя по размерам, царским дворцом, и там закрепили тросы вокруг прекрасного лавра.
Первым пришлось сойти на берег вестнику Эхиону. Он зашагал к домам с серьезным и бесстрашным видом. Огромный, косматый, длиннорукий человек со сплющенной головой, словно бы грубо выкованной кувалдами на наковальне — сам царь Амик, судя по его золотым украшениям, — вышел встретить Эхиона. Но вместо того, чтобы приветствовать его с почтительностью, которую каждый человек чести выказывает даже вестнику врага, он грубо проорал:
— Полагаю, ты знаешь, кто я. Я — царь Амик.
— Сам я на кулачках не бьюсь, — учтиво ответил Эхион, — и сожалею, что Геркулес Тиринфский, который входил в нашу команду до вчерашнего дня, больше не на борту. Полагаю, с ним бы у тебя вышла недурная схватка. И все же у нас есть еще один специалист по кулачному бою, встреча с которым доставит тебе удовольствие. Это спартанец Поллукс, который выиграл первенство по Греции на Олимпийский играх несколько лет назад.
Амик рассмеялся.
— Никогда еще мне не попадался грек, от которого было бы много толку на арене. Видывал я, признаюсь, как греки дрались, ловко работая ногами, уклоняясь и увертываясь. Но что это им принесло? Ничегошеньки, вот дурни-то! Я без промедления отвешиваю свой свинг правой, и этим сражаю их наповал. А они мне ничего сделать не могут, сам понимаешь, я ведь — кости и мускулы. Тронь меня, и запястье сломаешь.
Они вместе подошли к «Арго», и Амик грубо проорал:
— Где этот безумный спартанец Поллукс, который величает себя кулачным бойцом?
Ясон холодно сказал:
— Думаю, ты неправильно расслышал слова нашего благородного вестника Эхиона, сына Гермеса. Перед тобой — Ясон Иолкский, предводитель похода, и прошу тебя обратить свое приветственное слово, в первую очередь, ко мне.
Амик испустил презрительный, блеющий смех и сказал:
— Молчи, когда тебя не спрашивают, рыжий! Я — прославленный и ужасный Амик. Я не вламываюсь в чужой огород и никому не позволю вламываться в свой. Прежде, чем я сброшу вас всех со скалы и вы плюхнетесь в море один за другим, я желаю встретиться с вашим первым бойцом Греции и малость его отдубасить. Мне нужно поупражняться.
Аргонавты переглянулись с удивлением, но пляж уже заполонили вооруженные дружинники Амика. Нечего было и надеяться столкнуть «Арго» в воду и отойти от берега без тяжелых потерь; да и не желали они бросить Эхиона в руках дикарей, от которых явно не стоило ожидать ничего хорошего.
— Здесь я, царь Амик, — сказал Поллукс, вставая. — Я несколько одеревенел от гребли, но для меня будет большой честью встретиться с тобой на арене. Где ты обычно бьешься? У себя во дворе?
— Нет, нет, — отвечал Амик. — Есть удобная лощинка под скалой за городом, где я всегда бьюсь, если это можно назвать боем. Обычно это похоже просто на кровавое жертвоприношение.
— В самом деле? — спросил Поллукс. — Так ты предпочитаешь топорный стиль борьбы. Верзилы вроде тебя часто сталкиваются с искушением подняться на пятки и вдарить сопернику сверху вниз. Но даст ли это тебе что-то, если твой противник будет прямо держать голову?
— Ты выучишь немало штучек на арене, прежде чем я тебя убью, — сказал Амик, разражаясь смехом.
— Кстати, — спросил Поллукс, — это будет состязание в кулачном бою или драка без правил?
— Конечно, состязание в кулачном бою, — ответил Амик. — И льщу себя надеждой, что я настоящий спортсмен.
— Давай проясним кое-что, — сказал Поллукс. — Как тебе, наверное, известно, правила заметно меняются в этих отдаленных царствах. Прежде всего, позволяешь ли ты захваты, толчки и удары ногами? Или бросать пыль в глаза противнику?
— Конечно, нет, — сказал Амик.
— А кусаться, бить головой, наносить удары ниже пояса?
— Да нет же! — негодующе воскликнул Амик.
— И только ты и я будем
допущены на арену?— Только мы двое, — сказал Амик. — И биться будем до конца.
— Хорошо! — вскричал Поллукс. — Веди нас в свою лощину.
Амик возглавил шествие к лощине — она была прелестным местом, там из травы, такой зеленой, какую себе можно вообразить, в изобилии поднимались фиалки, гиацинты и анемоны, воздух благоухал от цветения волчника. Вооруженные дружинники заняли свои места с одного краю, под земляничными деревьями, предоставив другой край аргонавтам. Но по пути сюда Идмон, шагавший отдельно от остальных, наткнулся на воодушевляющее знамение: орлы-двойняшки угнездились на трупе косматой черной лошади, один из них просовывал голову между ее ребрами, чтобы добраться до внутренностей, а другой, уже насытившись, вытирал свой выгнутый клюв о лошадиное копыто. Другие пожиратели падали — вороны, коршуны, сороки подпрыгивали и порхали вокруг, норовя разделить их трапезу. Идмон распознал в орлах-двойняшках Кастора и его брата Поллукса, так как орел был птицей их Отца Зевса; а в лошади — Амика, ибо конь посвящен Посейдону; прочими же птицами были Корон, Меламп, Калаид, Зет и остальные аргонавты.
— Какая здесь необычная арена, — заметил Поллукс. — Она почти не оставляет место для маневров. И оба края ее сужаются до точки, словно нос и корма корабля.
— Для моего стиля она годится, — сказал Амик. — И могу добавить, что я всегда бьюсь спиной к скале. Не люблю, когда солнце светит мне в глаза.
— Рад это узнать, — сказал Поллукс. — В цивилизованных странах позиции обычно распределяются по жребию. Ну что же, господин мой, разденься и натяни перчатки!
Амик разделся. Он был бесформенным, как медведь, хотя и длинноногим. Мускулы его волосатых рук вздымались, как валуны, покрытые водорослями. Оруженосцы надели ему перчатки — большущие полосы кожи, утяжеленные свинцом и усеянные медными шипами.
Ясон широким шагом выступил вперед с протестом:
— Царь Амик, так не пойдет! В Греции металлические колючки на перчатках запрещены, это варварство. Это — состязание, а не драка.
— Здесь вам не Греция, — сказал Амик. Никому не дозволено обсуждать мои спортивные правила. Поллукс может взять у меня запасную пару перчаток.
Ясон поблагодарил Амика, который приказал рабу принести перчатки для Поллукса — такие же, как и те, которые он сам носил. Поллукс рассмеялся, глядя на раба, и покачал головой, ибо Кастор уже надел ему его мягкие тренировочные перчатки, которые предназначались для того, чтобы защитить его костяшки, дабы они не распухли, и обхватить запястья. Четыре пальца каждой руки охватывала петля, большой же оставался свободным и неприкрытым.
Ясон шепнул Кастору:
— Почему твой братец отказался от этих великолепных перчаток?
Кастор ответил:
— Чем тяжелей перчатка, тем медленней удар. Увидишь!
Соперники договорились начать схватку по сигналу трубы-раковины. Трубач поднялся на камень над лощиной, и все еще делал вид, будто распутывает нити, на которых висела у него на шее раковина, когда трубный звук другой раковины прозвучал из толпы, и Амик бросился на Поллукса, надеясь застичь его врасплох. Поллукс отскочил назад, избежав свинга правой, нацеленного ему в ухо, шагнул в сторону и стремительно развернулся. Амик, придя в себя, обнаружил, что солнце бьет ему в глаза. Амик был тяжелее по весу и на несколько лет моложе. Разъярившись, что его вынудили занять неудобную позицию, он, словно бык, налетел на Поллукса, обрушив на него оба кулака. Поллукс оттолкнул его, нанеся прямой удар левой вниз подбородка, и закрепил свое преимущество не ожидавшимся свингом правой, а вторым ударом левого кулака, от которого у Амика застучали зубы. Но этого оказалось недостаточно, чтобы остановить Амика. Он помчался, наклонив голову, защищая лицо от апперкота, боднул Поллукса в грудь и приготовился нанести два мощных удара его по почкам. Поллукс вовремя отскочил, и Амик попытался загнать его в затененный северный край долины, где бы солнце не помешало ни тому, ни другому. Но Поллукс не поддался и заставил Амика драться в точке, где солнце его особенно сильно беспокоило: на миг солнце заслонил камень, а в следующий оно опять полыхнуло над скалой, а Поллукс останавливал натиски Амика хуками, тычками, рубящими ударами и апперкотами. Поллукс бил то левой, то правой, ибо одинаково владел обеими руками — удивительное преимущество для бойца.