Собрание сочинений в четырех томах. 3 том

Рябинин (всматриваясь). Смотри — Федька! С кем это он?

Очкарь (тоже смотрит). А это его Казань «обрабатывает». (Петушась.) Ну, я сейчас...

Рябинин. Постой, подойдем тихо.

Очкарь и Рябинин подходят к группе, в которой потного, сбитого с толку Федьку «обрабатывают» товарищ из Казани и «теоретик» из Казани.

Товарищ из Казани. Мы в Казани этот вопрос уже продискутировали вдоль и поперек. У нас в Казани по этому вопросу есть своя платформа. (Вытирает пот со лба. Теоретику.) Саша, ты сам объясни ему... Ты лучше скажешь.

«Теоретик» из Казани (небрежно, пренебрежительно). Что ж говорить здесь! Я на съезде выступаю... по программному вопросу... Товарищ, пожалуй, и не поймет.

Федька. Не понимаю... Хоть убейте, не понимаю... Значит, вы толкуете — юношеская партия. А коммунистическая партия, то есть РКП...

Очкарь порывается ввязаться в спор, но Рябинин одергивает его.

«Теоретик» из Казани. Как же не понять! Мы в Казани этот вопрос считаем давно решенным. Мы в Казани исходим из чего... Саша... да объясни ты ему...

«Теоретик» из Казани (небрежно, но с апломбом). Я считаю, что мы переросли движение и движение переросло нас... Нам угрожает разбухание и растворение в широкой массе. Я считаю, что мы должны быть малыми, а большими — по делам и задачам. Союз должен превратиться в юношескую коммунистическую партию, объединяющую только авангард авангарда...

Федька. А остальных? А всю рабочую массу? Кто ее будет воспитывать?

«Теоретик» из Казани. Не понимает!

Товарищ из Казани. Мы в Казани считаем, что воспитывать должен Наркомпрос... Мы в Казани... Да объясни ты ему, Саша!

Федька (разводит руками). Послушайте... Значит, выходит так: одна партия для взрослых, другая партия для юношей. Потом детская партия... И, может, еще женская партия. Послушайте, а не много ли партий, когда есть одна очень хорошая, отличная РКП?

«Теоретик» из Казани. Не понимает! (Страдальчески пожимает плечами.)

Товарищ из Казани. Мы в Казани...

Очкарь (которою все время одергивает Рябинин). Вы, казанцы, увиливаете от главного вопроса: классовость или массовость? Нет, ты мне скажи! Да?

Федька. Рябинин! Где Рябинин?

Рябинин. Здесь я, Федя! Здесь, лохматый черт!

Федька. Степка, черт! А мы уже тебя похоронили. (Обнимает его.) Друг милый!..

Рябинин. Ну нет, друг, поживем еще... Мы огнеупорные.

Федька (вытирает рукавом пот со лба). Замучили, совсем замучили проклятые теоретики. «Мы из Казани!», «Мы из Казани!..» Прямо не Казань, а чистое наказанье!

Очкарь. Отчего же не понять? У них это рецидив юношеского синдикализма... Они ваяли нашу верную мысль и повернули ее в уклон...

Рябинин (Очкарю). Слушай, друг! Если ты сейчас же не прекратишь своих дискуссий, то я... я тебя убью! Ты меня знаешь... Я такой. И харьковская делегация лишится своего самого брызгающего агитатора. Дай друзьям поговорить.

Очкарь (сконфуженно). Я замолчу. Я подожду, что Ленин скажет. Вот вы тогда увидите.

Федька. А верно, что Ленин будет?

Рябинин. Все говорят.

Федька. Вот он им, «теоретикам» из Казани, задаст!

Рябинин. Черт их знает, всегда под ногами путаются эти болтуны... дискуссионеры... с платформами и разногласиями. А тут — фронт, война еще не кончилась... Эх, Федя! Как думаешь: о чем Ленин сегодня скажет нам? А? Я так думаю: скажет, как скорее войну кончить, как победить...

Федька. Он про все скажет!

Пауза.

Ты, Степан, сейчас откуда?

Рябинин. Из Крыма.

Федька. Как же добрался?

Рябинин. Ехало нас пять делегатов... Добралось трое.

Пауза.

Ну, а ты?

Федька. Что ж! Участвовал во взятии Ростова. Потом организовали комсомол... Я в Донбюро попал... Остался, работаю... Воюю за рабочую молодежь. (Восхищенно.) Великолепные там железнодорожные мастерские в Ростове. Я там днюю и ночую.

Рябинин (смеясь). Ну, а паровозы как? Изобретения?

Федька (убежденно). Будут и паровозы. (Шепотом.) Я тебе по секрету скажу. Думаю здесь на учебу отпроситься. Неужели не пустят?

Рябинин. Могут и не пустить. Война еще идет, Федя!

Федька. Да... война...

Расталкивая всех, к Рябинину бросается Ефимчик.

Ефимчик. Вот! Все свои: «Коммуна номер раз!» Привет! Безумству храбрых поем мы песню!

Рябинин (удивленно). Ефимчик!

Федька (сердито). Ты как сюда попал? Ну, Ефимчик, знаешь!..

Ефимчик. Все знаю. Плюю я на вас!

Рябинин. Постой, постой плеваться. Ты от кого, Ефимчик, делегат?

Ефимчик. Я сам от себя делегат. Взял и приехал. (Закладывает руки в карманы и ожесточенно смотрит на всех. Федьке.) Выгонишь, бюрократ, да? Выгонишь! А я на вас, бюрократов, плевал!

Федька (возмущенно). Ну вот, поди с ним потолкуй!

Рябинин (Ефимчику). Да откуда ты сейчас?

Ефимчик. Из Ростова.

Рябинин. A-а, значит, вы теперь земляки!

Федька. Черт ему земляк, неугомонному... Вот вернемся, я о тебе поставлю вопрос... и отцу твоему скажу…

Ефимчик. А я не вернусь. Я вас, бюрократов, не больно-то испугался. (Рябинину.) Обюрократились они с моим отцом... вместе. Я отцу говорю: «Батя, что ты в своем совнархозе сидишь? Пошел бы ты воевать, батя, довольно стыдно так... бюрократиться». А он сам воевать не идет и меня не пускает. (После паузы.) Возьми меня на фронт, Рябинин. Возьми хоть ординарцем.

Рябинин. А иностранные слова выучил? Мне ординарца надобно грамотного...

Федька. Вот с этим-то плоховато!

Все смеются.

Ефимчик (свирепо). Плюю я на вас, раз такое дело. Я к самому Ленину пойду.

Рябинин. Ленин сам сюда приедет. И ходить не надо.

Ефимчик. Ленин здесь будет? А? Ну, так я к нему пойду и спрошу: «Владимир Ильич, почему меня на фронт не пускают? Я старый фронтовик... и коммунист с семнадцатого года...»