Собрание сочинений в четырёх томах. Том 4.
Шрифт:
Выходит — с нравами. С искривленной, деформированной моралью, за иную, светлую обстановку в цехе.
И тут Козарю предстоит решить две проблемы — для самого себя. Одна из них: готов ли ты бороться? А борьба это нечто совсем иное, чем там, в Киеве, борьба отнимает силы, предполагает не только победы, но и поражения. Да и цель — весьма туманна, ее не все поймут.
В Киеве все было проще — план и его выполнение, лучшая организация, совершенствование управления. Здесь все это есть, и, чтобы выбрать борьбу, нужно иметь совсем иные, чем в Киеве, основания: нужно обладать иной моралью, нужно самому быть высоконравственным — и производственником и человеком.
Таков ли, Козарь, ты? Это и есть вторая проблема.
Ведь
А еще не нужна холодность и расчетливость, за которую дают кличку ЭВМ, — при этих качествах, вполне возможных или хотя бы допустимых в иных обстоятельствах, здесь за тобой никто не пойдет.
А еще немыслимо отсутствие друзей: в драке одиночки проигрывают, да к тому же цеховый сатрап наверняка не одинок — «обложился» своими людьми.
«Хочу быть первым» Александра Козаря вызовет в этом цехе гомерический хохот злодея и непонимание «серого» большинства.
Борьба без принципов немыслима, а чтобы иметь принципы, надо иметь убеждения — более значительные, нежели убежденность в собственной непревзойденности или в том, что люди делятся на серость и на избранных.
Смотрите, что получается, коли плюсы и минусы Александра Козаря поместить в иную среду! Они недееспособны — все, без исключения. То, что в легких условиях — а киевские обстоятельства можно признать легкими по сравнению с новыми, — возможно, допустимо и в целом положительно, здесь не годится вовсе. Там недостатки Козаря казались нам просто осложнениями при общем здоровье, чужеродными ветвями на крепком стволе неплохого желания, здесь эти недостатки становятся главными, определяющими, и никакое желание, в их присутствии, не может быть действенным.
Оно не имеет силы, это желание, оно беспочвенно, оно нереалистично.
И я полагаю, здесь мы выходим на одну общественно важную тему. О возможности, способности, умении, подготовленности молодого человека вести борьбу за истину в условиях производственного коллектива. Точнее — молодого инженера, специалиста.
Принято считать, что институт не только образовывает, но и воспитывает. Но воспитывает ли он бойца, человека, способного противостоять не только производственным, но и моральным деформациям? После института молодой инженер знает, как работать правильно, как организовать производство, что делать с точки зрения организации труда, чтобы поправить дела на участке, в цехе. Но уж как бороться с производственным деспотом, да еще умным, толковым с точки зрения инженерной, заводской, деловой, как нынче принято выражаться, — на эту тему высшая школа молчит. Инженерная психология отнюдь не в родственных узах с инженерной педагогикой.
А теперь самая пора вернуться в цех, куда мы «перекинули» Александра Козаря. И где не выдержал испытания Сергей Сергеев.
Разве действия властного начальника цеха, создавшего вокруг своей персоны обстановку угодничества, делящего работников на своих и чужих, поощряющего поклонение и молчание, — разве практика (и теория!) этого человека не обладает мощным педагогическим зарядом, причем слово «педагогика» я употребляю здесь со знаком «минус». Отрицательная педагогика, минусовая педагогика, значение урока, которым обладает отрицательный пример — пример не разоблаченный, не развенчанный, а процветающий, — все это реально существующие силы.
Но коли они существуют, им должно противопоставляться не умозрительное, не теоретическое, а действенное добро.
Что толку — тихо возмущаться?
Что толку желать поправить — но не уметь?
Технарь, спец — это ведь лишь профессиональная характеристика. Бездушный технарь и спец как раз и есть та ЭВМ, именем которой прозвали в Киеве Александра Козаря. Профессионал с душой — это человек. И технических высот
ему мало. Ему нужна высота человеческая. Нравственная.И вот тут требуется, чтобы он был бойцом, личностью с мировоззрением, с убеждением, с умением распознать, что хорошо, а что плохо не только для производства, но и для морали, — и со злом вступить в бой. Вступить в сражение с отрицательной педагогикой, суметь противопоставить ей и профессиональные знания, и моральные убеждения.
Сергей Сергеев пишет, что, добившись должности начальника участка — а такая перспектива ему «светила», — он стал бы «плясать» под дудку шефа или бы ему просто «обломали рога». «Рога» Сергееву оказались дороже, и он ушел на другую работу.
Что бы стало с «рогами» Александра Козаря?
Ответить на этот вопрос невозможно. Протирал бы замшевой тряпочкой, полируя, любуясь ими, но не пускал в дело? Возможно. Пустить их в дело, броситься в бой ему бы, пожалуй, не позволили собственные моральные устои.
Ну а вдруг?
Вдруг бы проснулось все хорошее и исчезло, растворилось все наносное, дурное? Вдруг бы окружающая «серость» обратилась в один прекрасный миг плотным рядом дорогих лиц, способных понять, поддержать, вступить в бой? Талантливость ведь чаще всего ни при чем, когда речь идет о моральной истине. Ее любой способен осознать, поддержать, подать за нее свой голос!
А если дело повернулось бы так, я уверен, и главное желание — стать лидером, возглавить цех — обернулось бы совсем другим, очень человеческим: добиться истины, добиться, чтобы восторжествовала правда, а зло погибло.
Разве не истинный лидер — человек, возглавивший эту борьбу? Разве не ему, если он к тому же толковый инженер, отдаст предпочтение коллектив, когда речь зайдет о новом начальнике цеха? Да и начальство — тоже.
Активная жизненная позиция. Это не надуманная формула. В сущности, этими словами определяется нравственная гражданственность любого человека. Не зря же именно партия выдвинула эту важную и нужную формулу.
Формула эта, на мой взгляд, предполагает определенное условие, от выполнения или невыполнения которого зависит, работает она или нет. Условие это — гармония. Гармония гражданского и нравственного, человечного и, выходит, личного.
Применяет человек лично к себе необходимость вмешательства, коли встречается с несправедливостью, — значит, гармония достигнута. Не применяет, значит, формула зависнет в воздухе, как голое пожелание, нереализованный тезис.
Нет, все-таки, как ни крути, не выставляется Александру Козарю в целом плюс. Мелочей нет. Из мелочи может вырасти слон, попади она, эта мелочь, в другие условия. Прокламация добра обернется в действенное зло, коли нарушишь гармонию.
И хотя плюс, в результате нашего эксперимента, Козарю не выходит, нам, да и ему тоже, я думаю, ясен путь, которым надо следовать, чтобы достичь искомой гармонии.
Ясны принципы, которые нельзя нарушать, если даже их нарушение когда-то прощается.
Таким образом, реальные беды Александра Козаря — полубеды.
Беды исправимые.
Собственно говоря, на этом и стоило бы поставить точку в рассуждениях об Александре Козаре — его стремлениях, философии и его посягательствах, если бы не одно письмо. Его прислал Евгений П. из Астрахани.
Впрочем, это письмо и есть точка, так что я привожу его целиком.
«В общем-то мы с Александром одного поколения, хотя и не совсем. Мне 35 лет. О возрастных преимуществах говорить глупо, сам всегда считал свойство стареть в молодости или быть слишком благоразумным — неудобным, пустым, смешным… Быть первым — ремесло тонкое, да, ремесло, особенно в вашем понимании первенства, Александр. Судя по вашему волнительному настрою, вы хотите быть первым всегда. Но быть первым всегда доступно лишь открывателям, «пророкам» или героям, сотворившим подвиг.