Собрание сочинений в десяти томах. Том 8

Под сосной, насторожив уши, сидит заяц.

– Что ты сидишь, – стонет сосна, – съест тебя волк, – убежал бы.

– Куда мне бежать, кругом бело, все кустики замело, есть нечего…

– А ты порой, поскреби.

– Нечего искать, – сказал заяц и опустил уши.

– Ох, старые глаза мои, – закряхтела сосна, – бежит кто-то, должно быть, волк, – волк и есть.

Заяц заметался.

– Спрячь меня, бабушка…

– Ох, ох, ну, прыгай в дупло, косой.

Прыгнул заяц в дупло, а волк подбегает и кричит сосне:

– Сказывай, старуха, где косой?

– Почем я знаю, разбойник, не стерегу я зайца, вон ветер как разгулялся, ох, ох…

Метнул волк серым хвостом, лег у корней, голову на лапы положил. А ветер свистит в сучьях, крепчает…

– Не вытерплю, не вытерплю, – скрипит сосна.

Снег гуще повалил, налетел лохматый буран, подхватил белые сугробы, кинул их на сосну.

Напружилась сосна, крякнула и сломалась… Серого волка, падая, до смерти зашибла…

Замело их бураном обоих. А заяц из дупла выскочил и запрыгал куда глаза глядят.

«Сирота я, – думал заяц, – была у меня бабушка-сосна, да и ту замело…»

И капали в снег пустяковые заячьи слезы.

Кот Васька

У Васьки-кота поломались от старости зубы, а ловить мышей большой был охотник Васька-кот.

Лежит целые дни на теплой печурке и думает – как бы зубы поправить…

И надумал, а надумавши, пошел к старой колдунье.

– Баушка, – замурлыкал кот, – приставь мне зубы, да острые, железные, костяные-то я давно обломал.

– Ладно, – говорит колдунья, – за это отдашь мне то, что поймаешь в первый раз.

Поклялся кот, взял железные зубы, побежал домой. Не терпится ему ночью, ходит по комнате, мышей вынюхивает.

Вдруг мелькнуло что-то, бросился кот, да, видно, промахнулся.

Пошел – опять метнулось.

«Погоди же!» – думает кот Васька, остановился, глаза скосил и поворачивается, да вдруг как прыгнет, завертелся волчком и ухватил железными зубами свой хвост.

Откуда ни возьмись явилась старая колдунья.

– Давай, – говорит, хвост по уговору.

Заурлыкал кот, замяукал, слезами облился. Делать нечего. Отдал хвост. И стал кот – куцый. Лежит целые дни на печурке и думает: «Пропади они, железные зубы, пропадом!»

Сова и кот

В дубовом дупле жила белая сова – лунь-птица, у совы было семь детенышей, семь родных сыновей.

Раз ночью улетела она, – мышей половить и яиц напиться.

А мимо дуба шел дикий, лесной кот. Услыхал кот, как совята пищат, залез в дупло и поел их – всех семь.

Наевшись, тут же, в теплом гнезде, свернулся и заснул.

Прилетела сова, глянула круглыми глазами, видит – кот спит. Все поняла.

– Котик лесной, – запела сова сладким голосом, – пусти переночевать, студено в лесу-то.

Кот спросонок не разобрал и пустил сову. Легли они в дупле рядышком.

Сова и говорит:

– Отчего, у тебя, кот, усы в крови?

– Ушибся, кума, рану лизал.

– А отчего у тебя, кот, рыльце в пуху?

– Сокол меня трепал, насилу ушел я от него.

– А от чего у тебя, кот, глаза горят?

Обняла сова кота лапами и выпила глаза его. Клюв о шерсть вытерла и закричала:

Совят! Семь, семь.

Совят! Кот съел.

Мудрец

По зеленой траве-мураве ходят куры, на колесе белый петух стоит и думает: пойдет дождь или не пойдет?

Склонив голову, одним глазом на тучу посмотрит и опять думает.

Чешется о забор свинья.

– Черт знает, – ворчит свинья, – сегодня арбузные корки опять отдали корове.

– Мы всегда довольны! – хором сказали куры.

– Дуры! – хрюкнула свинья. – Сегодня я слышала, как божилась хозяйка накормить гостей курятиной.

– Как, как, как, как, что такое? – затараторили куры.

– Поотвертят вам головы – вот и «как, что такое», – проворчала свинья и легла в лужу.

Сверху вниз задумчиво посмотрел петух и молвил:

– Куры, не бойтесь, от судьбы не уйдешь. А я думаю, что дождь будет. Как вы, свинья?

– А мне все равно.

– Боже мой, – заговорили куры, – вы, петух, предаетесь праздным разговорам, а между тем из нас могут сварить суп.

Петуха это насмешило, он хлопнул крыльями и кукарекнул.

– Меня, петуха, в суп – никогда!

Куры волновались. В это время на порог избы вышла с огромным ножом хозяйка и сказала:

– Все равно, – он старый, его и сварим.

И пошла к петуху. Петух взглянул на нее, но гордо продолжал стоять на колесе.

Но хозяйка подходила, протянула руку… Тогда почувствовал он зуд в ногах и побежал очень шибко: чем дальше, тем шибче.

Куры разлетелись, а свинья притворилась спящей.

«Пойдет дождь или не пойдет?» – думал петух, когда его, пойманного, несли на порог, чтобы рубить голову.

И, как жил он, так и умер, – мудрецом.

Гусак

Идут с речки по мерзлой траве белые гуси, впереди злой гусак шею вытягивает, шипит:

– Попадись мне кто, – защиплю.

Вдруг низко пролетела лохматая галка и крикнула:

– Что, поплавали! Вода-то замерзла.

– Шушура! – шипит гусак.

За гусаком переваливаются гусенята, а позади – старая гусыня. Гусыне хочется снести яйцо, и она уныло думает: «Куда мне, на зиму глядя, яйцо нести?»

А гусенята вправо шейки нагнут и пощиплют щавель и влево шейки нагнут и пощиплют.

Лохматая галка боком по траве назад летит, кричит:

– Уходите, гуси, скорей, у погребицы ножи точат, свиней колют и до вас, гусей, доберутся.

Гусак на лету, с шипом, выхватил галке перо из хвоста, а гусыня расколыхалась:

– Вертихвостка, орешь – детей моих пугаешь.

– Щавель, щавель, – шепчут гусенята, – померз, померз.

Миновали гуси плотину, идут мимо сада, и вдруг по дороге им навстречу бежит голая свинья, ушами трясет, а за ней бежит работник, засучивает рукава.