Собрание сочинений в девяти томах. Том 5. Льды возвращаются

– Не надо, Лена, – поморщился Буров и хотел высвободить руку, но Лена не отпустила.

– Я все-таки была права. Если бы вы не открыли «Б-субстанцию», они не послали бы ее на Солнце.

– Так, может быть, надо сжечь все-таки их?

– Я тогда об этом не думала, Буров. Сжечь их? Я привыкла считать, что людская скверна всегда проявится, если создается подходящая ситуация… Ведь в жизни надо рассчитывать на худшую сторону человеческой натуры. Разве мы не виноваты с вами, что дали им возможность проявить себя?

– Проявить бесчеловечность?

– А что такое человечность? Кто-то под впечатлением последних войн воскликнул: «Человечность? Это высшее гуманное чувство. Встречается у собак, дельфинов, иногда у людей…»

– «Иногда у людей», – горько повторил Буров. – Нет, Лена нельзя рассчитывать только на их волчью сущность! Надо опираться на лучшую сторону человека. На то, что нас всех объединяет!

– Разве есть такое? – устало спросила Лена.

– Да. Стремление жить. Но животные живут вопреки всем остальным, за счет всех остальных.

– А человек? – горько воскликнула Лена.

– А Человек?.. Я произношу это с большой буквы. Человек тем и должен отличаться от животного, чтобы не жить за счет чужой жизни, а жить в высшей гармонии со всеми остальными братьями по племени.

– Если бы это было возможно!

– Это возможно, Шаховская! Гармония высшего общества подобна гармонии совершенного и здорового организма, где отдельные клетки и органы не живут за счет друг друга, не пожирают, не уничтожают, а помогают существовать.

– Не хочу быть только клеточкой, не хочу. Не хочу отмирать, уступать место…

Буров выразительно посмотрел на спящего Роя. Лена поняла этот взгляд и смущенно отвернулась.

– Нет. Это не клетка, Лена, – кивнул Буров в сторону ребенка. – Это будущий мир, сверкающий, прекрасный, полный исканий, свершений и красоты.

Лена снова придвинулась к Бурову. Соприкасаясь плечами, они смотрели на спящего мальчика. Он смешно посапывал носом. Его закрытые глаза казались удивительно длинными. И весь он был необыкновенно милый и смешной…

Лена тряхнула головой, повернулась к Бурову и медленно провела рукой по его седеющим волосам.

– Буров, я все решила. Нам осталось жить так мало. Хотите, теперь я сама признаюсь вам?..

Буров отрицательно покачал головой:

– Нет, Лена. Вы могли почувствовать, что я теперь смотрю на жизнь только со стороны.

– Но ведь вы же еще живы, живы, Сережа!

– Только для того, чтобы жили другие.

И он встал.

– Сил осталось так мало, – словно извиняясь, сказал он.

И это было странно слышать от такого огромного…

Лена опустила голову, чтобы скрыть краску, прилившую к щекам.

– Хотите, Буров, – тихо сказала она.

– Завтра вы явитесь в лабораторию. Помните, никто не должен знать.

– Вы не человек, Буров! – повернулась к нему Лена. – Вы хотите быть сильнее всех. Зачем вам это… сейчас?

– Нет. Не сильнее всех. Только сильнее себя. Мы просто до конца должны служить всем. В этом наша сила, Шаховская. Завтра вы придете в лабораторию. Я еще надеюсь на магнитный сосуд. Они еще просто не сумели в нем обнаружить…

– Почему вы надеетесь на сосуд и не надеетесь на людей?

– Я берегу их, Шаховская. Прощайте.

– И вы уходите так? – сказала Шаховская, вставая.

Она долго смотрела в лицо Бурову снизу вверх, потом притянула к себе его большую голову и прильнула к его губам в долгом поцелуе.

– Шаховская, прошу вас… не повторяйте этого, – сказал Буров, осторожно снимая со своих плеч ее руки.

И он поспешно вышел, словно убегая от самого себя.

Лена бессильно опустилась на стул, в отчаянии просунув руки меж коленей.

Она слышала, как хлопнула входная дверь, но не заметила, как в дверях ее комнаты появилась Калерия.

– Хэллоу, моя дорогая! Прощание состоялось? Это очень хорошо. У меня есть приятные новости для мисс Сехевс.

Лена вздрогнула, устало взглянула на Калерию и тихо сказала:

– Хэллоу, Марта…

– Вы могли бы поблагодарить меня за заботу о вашем годовалом отпрыске, если бы эти услуги не оплачивались в нашем офисе, моя дорогая. Я ничего не требую, кроме…

– Кроме? – подняла на нее глаза Лена.

– Кроме повиновения, мисс Сехевс. Через тридцать минут состоится сеанс связи. Я должна передать о вашей готовности.

– Какой готовности? – все так уже устало произнесла Эллен.

– О вашей готовности вернуться в Соединенные Штаты, моя милая. Офис вызывает вас.

Лена усмехнулась.

– Как странно… меня вызывают в Америку?.. Разве есть на свете Америка? Какой-то офис?

– Что вы хотите этим сказать?

– Что не двинусь с места. Что не вернусь в Америку. Что умру здесь.

– Вот это верно. Об этом уж я позабочусь. Вы умрете у стенки под пулями чекистов, как и подобает разоблаченной шпионке.

– Вот как? – безучастно сказала Эллен.

– Если вы сейчас же не одумаетесь, то я разоблачу вас.

– И себя?

– И себя. Во всяком случае, вашим разоблачением я куплю себе жизнь. Не так ли?

– Но найдете ли вы себе в жизни место, не покрытое льдом?

– Мисс Сехевс! Замолчите. И повинуйтесь. Готовьтесь к отъезду. Мы имитируем ваше самоубийство. Я буду заботиться о Рое.

– Самоубийство? Лучше всего вскрыть себе вену. Но тогда много крови…

– Нет. Я дам показания. Ваш труп не найдут подо льдом.

– И снова подо льдом…

– Да очнитесь, негодная! – И Калерия ударила Лену по щеке.

Лена вскочила:

– Как ты смеешь, гнусная змея! Ты ничего не поняла, ровным счетом ничего. И я ничего тебе не скажу, кроме того, что ничего не боюсь! Ни тебя, ни офиса, ни всей Америки, куда никогда не вернусь.

– Ах так, милочка! Пеняйте на себя. – И Марта подняла трубку телефона, косясь на Лену, которая стояла с пылающим лицом. Она наизусть набрала номер телефона. – Это департамент госбезопасности? Прошу извинить меня, господин комиссар. Говорит агент иностранной державы. Я хотел бы раскрыть одну тайную шпионскую организацию, если мне будет гарантировано…