Собрание сочинений в пяти томах. 2. Восхищение

“Неужели опять брат Мокий, вспыхнул Лаврентий. Если так, то положительно, монах начинает быть слишком назойливым. Ну ничего, в соборе пощадил, сегодня раз навсегда разделаюсь”, и Лаврентий, багровый от бешенства, сделал усилие, и выворотив еще камней, стремглав полетел с ними в реку

Исчезнув под водой, пловец раскрыл глаза. Рыбы носились стаями, выглядели сквозь изумруд особенно огромными, ежесекундно меняли цвет и положение, встречались, раскруживались, преследовали друг друга, кувыркались и пропадали. В вихре песка и ила то превращаясь в деревья, то в звериные морды, то в льды и туманы проносились мимо. Иногда рачья клешня высовывалась, угрожая пловцу

Несколько раз утопленники, не потерявшие образа человеческого, скользили над Лаврентием. Но был ли брат Мокий посреди них, сказать не было возможности. Споря с течением и не желая подыматься наверх, Лаврентий еще и еще нырял, задыхаясь, шарил руками и спугивал полчища рыб

И неожиданно желание преследовать монаха исчезло, поиски потеряли всякий смысл и уразумел Лаврентий, что не только его ум, но и весь умирает, что незачем искать, когда в смерти уже все есть, незачем мстить, когда смерть есть жизнь без обид. И чувствовал, что покойник, он возносится, рыбами сопровождаемый, на поверхность другого мира и невыносимую легкость вечного умиротворения. Но рыбы отстали, в легкие ворвался ветер, и некончившийся еще день обрушился на глаза. Кажется выстрел. Значит бегство заметили. Надо спасаться. Хорошо, что противоположный замку лесистый берег близок и добраться до него незатруднительно

Прежде всего надо сбить стражу со следов и сменить арестантский наряд на какой нибудь допустимый. Но вылезши на берег, молодой человек обратил внимание, что до сумерек недалеко. Пускай преследуют. Однако куда двинуться? Какая встреча ожидает в первой деревне?

Колебания Лаврентия были прерваны внезапным появлением незнакомого сельчанина, выступившего из кустов. Лаврентий готов был броситься на незнакомца, тогда тот, замахав руками, вскричал: “Не бойся, я свой, у меня все приготовлено, чтобы тебе переодеться”. Сельчанин развязал узел. Там действительно оказалось платье. В минуту Лаврентий преобразился. Схватив за руку, сельчанин увлек его с поспешностью в заросли, миновав которые, бросился бежать вдоль леса

Лаврентий еще не успел спросить, кто был его спаситель и что значила эта история в духе Василиска, когда они достигли построек, стоявших неподалеку от берега и походивших на постоялый двор

Проводник вошел с разбойником в один из домов и ничего не говоря землякам, находившимся в комнате, предложил Лаврентию присесть к столу, превосходно накрытому, и подкрепиться

“Торопись, говорил незнакомец, лошадь готова, но стражники тоже не ходят пешком, а тебе следует держать их на почтительном расстоянии

“Что же, добавил он, как бы оправдываясь, всем надо работать. Мы вот основали дело, чтобы устраивать побеги из крепости. Когда удается, когда нет. С тобой хорошо вышло. Но будешь дома, не поскупись рассчитаться с нашим посланным

“Полиция разумеется догадывается о промысле, но достаточных улик у нее пока нет, а взяток мы ей даем жирнейших, так что нам и не мешает зарабатывать детям на молоко. Ну, отлетай. Вот оружие, на случай. А насчет дороги”...

И незнакомец преподал вкратце нужные сведения

Когда Лаврентий уехал, хозяева мирно собрались и глядя на вертел с бараниной ждали стражников до полуночи. Но преследования не было

Лаврентий же, сделав к утру пол пути, отделявшего его от гор, наткнулся на толпу сельчан, предупредивших его (были это участники предприятия или просто поклонники, неизвестно), что в ближайшем селении появиться небезопасно, и указавших обходный путь. От них получил новую лошадь и продолжал бегство

Зачем в третий раз он пробивался к деревне, где был всеми предан и оставлен? Какой магнит увлекал его вопреки всем тюрьмам и решениям в горы, не позволяя умереть на чужбине? И хотя ответ напрашивался, Лаврентий долго упорствовал, уверяя себя, что ошибается, вовсе мол не поэтому. Но по мере, как родимые земли близились, сопротивлялся все менее, и должен был признать наконец, что как бы ни старался он думать об ином, его тянет к Ивлите

Он умирает, пускай, но с ним должна умереть и она. И сколь ни было противно Лаврентию дать себе отчет, что движим желанием отомстить женщине, и хотя учел, что виноват сам, доверившись, что был глуп, пускаясь на столько дел из за бабы, а кроме него виновны окружающий быт и мир, желание рассчитаться, убить ее, брало верх над прочими соображениями. И какого черта, добавил он, придавать значение водорослям, воспоминаниям о брате Мокий и приувеличивать роль Ивлиты. Блядь, вот и все; блядь, подобно всем прочим. Но получит, что заслужила, и вместе с нею сотрется прошлое

И подкрепляя угрозу, Лаврентий схватился за пистолет. Но стоило ему коснуться оружия, и перед ним, паря над дорогой и к нему простирая руки, возникла Ивлита, в своей славе нечеловеческой, в красоте, ради которой можно принять любые унижения, терпеть всяческую нужду. И молодой человек уронил голову и опустил руки. Бросив повода, не замечая, что лошадь идет шагом, готов был плакать из жалости к самому себе

Такое безволие? Разбойник он или нет? Честь, достоинство: слова эти значат еще что нибудь или окончательно опустели? И Лаврентия имя, разве потеряло музыку удара? Малодушничать перед блядью? Лаврентий вскинул оружие и выстрелил. Но Ивлита растаяла

Ничего, найдет ее там, в деревушке. И разбойник пустил лошадь вскачь, досадуя, что потратил выстрел. Приближаясь к родной деревне, он упивался окрестностями и вновь обретал силы, которым не будет конца

Солнце уже пренебрегло холмами, но краски заката, рассеиваемые влажным, на две трети облачным небом и кружащиеся в воздухе вместе с отжившими листьями, делали пейзаж успокоительным до раздражения. Свист пастухов и блеяние коз, спускавшихся с пастбищ и пересекавших то и дело дорогу, растекаясь по деревням, и запах подгнивающей кукурузы говорили о конце долгих и напрасных волнений. Из лесу, одевшего склоны ближайших гор, пятнистого от хвои, вкрапленной в сонмы буков, неумолимые вытекали струями туманы, и ветер заботливо и равномерно покрывал ими начинавшие дрогнуть деревья. Чтобы лошадь не убавляла шагу, ее приходилось поминутно пришпоривать и хлестать, но она настаивала на своем, точно считая неприличной скачку среди этого осеннего успокоения

Деревня с лесопилкой была настолько знакомой и обыкновенной, словно в ней и не квартировал ушедший накануне Аркадий. Несмотря на поздний час, с завода доносился визг пилы: сверхурочные работы перед зимним перерывом. Коровы, неохотно уступающие путь всаднику, звон колокольчиков, кудахтанье кур. Перед кабаками и управлением множество народу, спешащего наговориться до снегов. Бьют в бубен и пляшут

Брызгая глиной и на ходу спешиваясь и вскакивая обратно в седло, изрешетив воздух, Лаврентий пронесся перед разинувшими рты односельчанами. Уже был вдалеке, когда зашумели люди, а подоспевшие музыканты заиграли встречу, не увидел кабатчиков, тащивших мехи на улицу и наполнявших даром любой кувшин, и не участвовал в попойке, первой после освобождения от солдат и которой крестьяне с избытком вознаградили себя за пережитое. Но долго ноты шарманки скользили за всадником и время от времени, распугивая их, надсаживался одинокий кларнет

Сегодня Лаврентий мог бы вкусить прелесть приема, о котором мечтал. Но было некогда

Тропа в деревушку была слишком крутой и вязкой. Лошадь идти далее не могла. Это благоприятствовало Лаврентию; стражники тоже не проедут дальше, думал он, а пешие разве поспеют за горцем? И бросив лошадь, он несмотря на скользкие иглы и сучья и подъем побежал через лес с быстротой оленя и был скоро на переломе

Ночь готова была вот вот наступить и казалось ждала только, чтобы в небе потухло длинное и затейливое розоватое облако. Пахло мхом и грибами. Ветер отсутствовал и даже векши не шевелили дубовых веток. Передвигаться по западному склону было много трудней, приходилось съезжать каждые десять шагов. За лесом же, на травяном откосе, удержаться было немыслимо. Лаврентий споткнулся и полетел под гору. Вот он внизу. Поляна была усыпана светляками и огни невыговариваемой деревушки таяли среди бесчисленных звезд. Наверху созвездия, распухнув от сырости, ничем не отличались от насекомых и вели такой же молчащий хор. Ни птиц, вовсе вымерших, ни бубенчиков, ни потока, чтобы замутить бездонную тишину. И внезапно до Лаврентия донесся рокот, сделавший бездну еще явственней и много раз слышанный, но к которому молодой человек оставался доныне глух. Это пели кретины