Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы

Каппелер бежит от стола налево.

Каппелер. Теперь еще и потаскуха начинает жаловаться!

Тот Самый не выдерживает.

Тот Самый. Господин Тео Каппелер!

Шмальц бежит от стола направо.

Шмальц. Электрошок, немножко электрошока, так это же ерунда.

Как-то трех сестер Я в лесок завел… Не знаю почему, из трех — Так вот и вижу труп второй, Как обливаю кислотой… Хотя клиент и есть клиент… Но вот — весны переполох… А я, похоже, импотент!

Тот Самый набрасывается на Шмальца.

Тот Самый. Заткнись, Шмальц, это не интересует ни единого человека!

Шмальц. Но меня интересует, господин начальник отдела кадров!

Шмальц набрасывается на Того Самого.

Оттилия. Тишина! И это заседание? Все на место!

Все направляются на свои места, смущенно садятся, тихо поют припев.

Все.

На свете вещицы прекраснее нету!

Свобода — как ветер. Попробуй — схвати!

Прикормят чуть-чуть, и уже на крючке ты;

Рванешься на волю, а сам — взаперти.

Бёкман поднимается.

Бёкман.

Когда Герберта Мольтена Из города Ольтена, Того, который — ревизор, Пришлось выбрасывать в окно, То в сторону ушел я, но За слабину отвечу! Мрак Навечно скроет мой позор. Врачи нашли у меня рак.

Франк вскакивает.

Франк Пятый. Довольно! И не стыдно вам?

Бёкман в испуге садится.

Франк Пятый.

Все это пустяки! Ваши вопли. Эти сопли… Меня бы постеснялись хоть! Забыты мною Тракль [7] , фон Кляйст [8] … На Шиллера — вообще накласть. Банк взял все мысли — до гроша! Вам всем спасти бы только плоть! А у меня болит душа!

Все (свирепо).

На свете вещицы прекраснее нету! Свобода — как ветер. Попробуй — схвати! Прикормят чуть-чуть, и уже на крючке ты; Рванешься на волю, а сам — взаперти.

7

Тракль Георг (1887–1914) — австрийский поэт, наделенный обостренным чувством вины за происходящее в мире; потрясенный ужасами войны, покончил с собой.

8

Кляйст (Клейст) Генрих фон (1777–1811) — немецкий прозаик и драматург эпохи романтизма, тяготевший к постижению мистического единства мира и мучительно переживавший разлад между мечтой и действительностью; покончил с собой.

Тот Самый вскакивает, переходит к стене налево.

Тот Самый. Дамы и господа! Я нахожу ваше поведение ну просто жалким. Ведь как тут к вам обращаются? «Друзья и коллеги»! Ну, ладно, это — дело высокого руководства, но я как ваш начальник отдела кадров в этом не участвую. Вы негодяи и должны из профессиональных соображений оставаться негодяями, и я хочу разговаривать с вами на совершенно ином языке. (Вытаскивает два пистолета.)

Пойли, Шмальц и Каппелер поднимают руки вверх.

Тот Самый. В течение пяти дней каждый является ко мне со своими деньжонками, понятно? И при этом продолжается усердная работа. Даже с нашими сбережениями не хватает более семи миллионов. Они должны быть на месте, даже если нам придется выпотрошить весь город. И если кто-нибудь захочет дать деру со своими сбережениями на Тенерифе или еще куда-нибудь, оставить высокое руководство в беде, то он должен будет тотчас держать ответ перед небесами. Сознание долга, вы, мафиози, дух товарищества, вы, жулики, чувство ответственности, вы, убийцы! Или я всех вас перестреляю!

Фрида Фюрст вскакивает.

Фрида Фюрст. Рихард! Я своих денег не отдам.

Растерявшийся Тот Самый опускает пистолет.

Тот Самый. Фрида!

Фрида. Уже несколько лет, как банк хотят прикончить, и все время что-нибудь случается. Теперь этот шантаж! Кто нам вообще скажет, что это не выдумка?

Франк Пятый. Но фройляйн Фрида!

Бёкман. Письмо шантажиста, в конце концов, факт!

Фрида. Это письмо точно так же могла написать дирекция, чтобы и дальше держать нас в узде. Персонал может поступать как хочет. Я в этом не участвую, я всеми этими баснями сыт по горло. Мои пятьсот тысяч останутся там, где они лежат, в региональном банке. (Снова садится.)

Все смотрят на Франка.

Франк Пятый. Оттилия, говори ты.

Оттилия (тихо). Вечно я.

Величественно встает.

(С ледяным спокойствием.) Фройляйн Фрида Фюрст. Итак, вы оставляете нас в беде, да, вы нас даже упрекаете в обмане. Давайте поговорим начистоту. Я хочу сейчас оставить в стороне вашу достойную сожаления внутреннюю позицию и говорить исключительно о ваших профессиональных способностях! Они оставляют желать многого, фройляйн Фрида. Упомяну дело со Шлумпфом. Вместо девяти тысяч вы принесли три с удивительным обоснованием, что ему, видите ли, нужно содержать больную мать и что вообще он ощущает спад конъюнктуры. Далее, от инженера-тоннелестроителя на днях вы заприходовали и того меньше — всего две тысячи, а в ответ сказали, что у него больные легкие. Я привожу только эти два примера, фройляйн Фрида. Так дело дальше не пойдет. Ваша сентиментальность пустит нас по миру.

Фрида. Госпожа Оттилия Франк, я целых двадцать два года…

Оттилия (угрожающим тоном). Я знаю, фройляйн Фрида Фюрст. Двадцать два года вы занимаетесь в нашей фирме своим ремеслом. Однако я бы на вашем месте этим не хвасталась. Нам очень жаль, но будем вынуждены подыскать более молодую сотрудницу. Объявление уже подано. (Садится. Тишина.)

Фрида Фюрст встает.

Фрида (спокойно и решительно). Госпожа Франк, я знаю, что в этом банке означает увольнение. Вы хотите меня погубить, как погубили всех тех, кто больше не был нужен. Меня отправят в подвал. Госпожа Франк, я не такая женщина, как вы, я не дама. То, что я делала, я делала из любви. Я хочу когда-нибудь выйти замуж за Рихарда Того Самого. Вы говорите о моем возрасте, госпожа Франк. Да, мне уже сорок, но именно поэтому я больше ни одного часа не позволю вам обворовывать меня, так как я еще мечтаю иметь детей, госпожа Франк, создать семью с моим Рихардом. Вы думаете, что можете поступать со мной, как с любым другим. Но вы сильно ошибаетесь, госпожа Франк. Вы не знаете ничего другого, кроме вашего бизнеса и ваших денег. Но теперь вам придется изведать силу любви. Рихард меня защитит, госпожа Франк. Я плюю на ваши угрозы! (Садится.)

Молчание.

Оттилия. Готфрид, закрывай заседание.

Франк Пятый. Господа, заседание окончено.

Остальные тоже встают. Франк уводит Оттилию налево на задний план, остальные следуют за ними, только Фрида Фюрст остается на своем месте у правого края стола. Тот Самый медленно присаживается у левого края, так что между ними оказывается огромный длинный стол заседаний.

Фрида. Я ей вмазала-таки. Она совсем побледнела и еле выкатилась отсюда.