Собрание сочинений в шести томах. Том 3
Шрифт:
— Даже с хвостиком.
— Да! — снова вздохнул книголюб и даже головой покачал. — А сейчас, говорят, неприятности у вас какие-то пошли? Грозит вам какая-то шпана…
— Вот именно шпана. Да нет, ничего серьезного. Так, обычная бодяга.
— Не бойтесь. В случае чего в обиду не дадим. Вот! — И он показал небольшой, не крепкий кулак.
— Да я и не боюсь, — улыбнулся писатель, — но все равно спасибо.
— Слушайте! — вдруг взял его за рукав книголюб. — А вы не сойдете со мной? У нас там еще поллитра воспитательной стоит, а?
— Соблазнительно! — улыбнулся писатель. — Змий! Зеленый
— Нет, правда? А завтра утречком и поехали бы к себе. ^то ж в такую темень переться-то? Жена ваша небось уж седьмой сон видит. А тут я бы вас познакомил с одним вашим страстным читателем. Он там тоже живет. Молодой парень. Пишет исторический роман. Вот обрадовался бы он! Сойдем, а?
— Очень, очень соблазнительно. Говорите, поллитра? А что за роман у этого парня?
— Да я, знаете, не читал. Но знаю, что исторический.
— А из нашей истории или зарубежной?
— Зарубежной.
— А страна какая?
— Дания.
— Ого! Он так хорошо знает датскую историю? Это же редкость. А как его фамилия?
— Фамилия! Черт! Вот тоже забыл. Я ведь его все больше по имени — Саша, Саша, ну и фамилию тоже знал, конечно. Черт знает что происходит с памятью.
"Действительно, черт знает что происходит в мире, — подумал писатель, все что-то сходят с ума. Все потеряли память".
— Так, может, решитесь, сойдем! — снова сказал книголюб. — От станции десять минут ходьбы. Так бы хорошо посидели.
— Так понимаете, жена, боюсь, сбежит. На черта ей такой муж? Пьет, пропадает черт знает где, куда и с кем. А то я бы с таким удовольствием…
— Прекрасная она у вас женщина, — сказал книголюб прочувствованно, только вот ко мне что-то не больно хорошо относится.
— Это откуда вы взяли? — очень удивился писатель и подумал, что жена-то и видела книголюба всего однажды и он ей, верно, сразу не понравился. Вернее, что-то ее в нем насторожило.
— Так она почему-то подумала, что я того… — И он постучал пальцем по скамейке.
Писатель смолчал, потому что и это была правда. Они обсуждали — откуда он, дескать, такой хороший появился и именно в это тревожное время, но поделилась она своими сомнениями только с одним знакомым. Его имя назвали вместе книголюб и та женщина, которую он тогда привел с собою. Оказалось, что у них, таким образом, есть общие знакомые. Вот к этому общему знакомому и позвонила жена, но ничего конкретного так и не узнала. "Нет, та женщина очень хорошая, — сказал общий знакомый. — Только ведет себя не больно осмотрительно. Знакомства у нее нежелательные. Литературу всякую читает и передает. Язычок длинный. Может быть, за ней и еще что-нибудь более серьезное водится, так что, возможно, он за ней и наблюдает. Хотя тоже навряд ли, а то я бы знал".
Вот и весь разговор. Как же его узнал книголюб? Общий знакомый ни в коем случае проговориться не мог, и вдруг перед ним блеснуло! Ведь говорили-то по телефону. Значит…
Поезд стал замедлять ход. Замелькали предстанционные постройки и кирпичные теремки.
— Ну, я приехал! — сказал книголюб и встал. — Так что, сойдем?
— Нет, поеду к жене! — решительно отрезал писатель. — Что-то стало познабливать.
— Ну, тогда, значит, до свиданьица! — развел руками книголюб.
— Всего хорошего, — кивнул головой писатель
и подумал: "Нет, я определенно болен, лезет же в башку всякая блажь. К психиатру надо бежать!"Он машинально проследил глазами за книголюбом. Тот шел по перрону и вдруг остановился и помахал рукой кому-то, находившемуся вне поля зрения. И тут писатель увидел, что это совсем не та станция, которую книголюб ему назвал, до той было еще несколько прогонов. "Черт знает что!" И не успел он подумать, как быстрым шагом, почти вбежал книголюб и грохнулся на прежнее место.
— Спутал! — сказал он. — Вот башка! Я, кстати, вспомнил фамилию того писателя. Вирмашев. А книга из времен Гамлета, семнадцатый век.
— То есть это Шекспир написал своего "Гамлета" в семнадцатом веке, а тот жил много раньше, в одиннадцатом веке! Так, по крайней мере, сообщает Саксон Грамматик. Других источников нет, так что, может, и никакого Гамлета вообще не было!
— И все-то вы знаете, — умилился книголюб и вынул блокнот.
— Так Вармишев? — спросил писатель и нарочно переменил одну букву. Книголюб кивнул головой. — Говорите, у него пол-литра?
— Да, может, и больше. Там самогонку гнали на свадьбу.
"Э, сойду, — быстро решил писатель, — только так и можно вылечиться, а то и впрямь сойдешь с ума. Да и чего мне бояться? Роман написан, а через неделю мне шестьдесят восемь! Хватит! А парень славный. Это я болван, черт знает что придумываю. Пугаю себя".
— Хорошо, — сказал он. — Сойдем.
— Ну вот и чудненько, — обрадовался книголюб, даже руки потер.
Писатель машинально сунул руку в карман. Но финки там не было. "Ну и черт с ней, — подумал он, — страхом от страха не лечатся, лечатся бесстрашием…"
…Они сошли через две остановки. Это был маленький лесистый полустанок, вернее, даже не полустанок, а платформа. Совсем стемнело. Стояла прохладная, чуть подсвеченная одиноким желтым фонарем полутьма. Где-то рядом был, наверно, пруд, потому что тянуло тиной и стоячей водой и вовсю заливались лягушки. Большие, теплые, спокойные лужи стояли на асфальте и в колдобинах. Крошечные бурые лягушата прыгали вокруг. Писатель наклонился, ласково провел рукой по рослой траве.
— А здесь дождичек шел, — сказал он, вдыхая полной грудью смолистый воздух.
Книголюб нежно подхватил писателя под руку, и тот бедром почувствовал его карман. То есть то плоское, гладкое и массивное, что было у него в кармане. "Браунинг, небольшой, наверно, бельгийский", — понял писатель и спросил:
— А что это у вас там?
— Браунинг, — улыбнулся книголюб. — Смотрите! — Он мгновенно выхватил браунинг и навел его на писателя. — Ну, — сказал он и, приставив револьвер к своему виску, чем-то щелкнул. Выскочило высокое, голубое, прозрачное пламя.
Оба засмеялись.
— У одного алкаша за пятерку взял, — сказал книголюб и спрятал зажигалку. — Немецкая работа. Вороненая сталь. При случае можно кое-кого пугнуть. Ну вроде тех, кто вам звонит.
— А ну их! Скоро дойдем?
Они вошли в лес, и сразу еще сильнее запахло смолой и хвоей. Книголюб по-прежнему держал писателя под руку, слегка прижимая его к боку, и тот чувствовал его крепкие, неподвижные, словно вылитые по форме мускулы.
— Да уже почти дошли. А вы что, сильно устали?