Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)
Шрифт:
Тяжело ступая в своих новых сапогах, пришел дед Мирон. Быстрым шагом догнала его худая, смуглая, синеглазая Стенькина мать, тетка Елена...
Гурьбой, толкаясь и смеясь, собрались молодые девушки и стали в сторонке.
Не отстала и бабушка Вера. Она была всех нарядней - в черном плюшевом салопе и в большой шали с бахромой. Бабушка Вера была догадлива - успела все свое добро на себя надеть. И с тех пор так и не снимает, хоть и тепло подступило, хоть и жарко ей становится под косматой шалью...
Подождали, когда соберутся остальные колхозники. А когда
Председатель, опершись обеими руками на свою палку, посмотрел на одного, на другого.
– Ну, что делать-то, бабы? Каждый день сейчас - золото, а мы это золото попусту теряем. Сей овес в грязь - будешь князь. А у нас поле подсыхает. Семян дали нам сортовых, шатиловских. Не загубить бы урожай...
– Копать надо, - твердо сказала тетка Настасья, - не терять время.
– Копать? Лопатами?
– слегка всплеснула руками тетка Анна Цветкова, Раисина мать.
– Поле - копать?
Но тут сразу подхватило несколько голосов:
– А что ж - глядеть, как поле сохнет? Весну упускать? Ждать теперь некогда! Некогда ждать!
– Да ведь сроду лопатами поле не копали...
– Не копали - значит, нужды не было. А теперь нужда подошла.
И порешили: пока дадут лошадей да пока придет трактор, копать поле под овес заступами.
ТРУДНО БЫТЬ БРИГАДИРОМ!
Невиданная, трудная это была работа. Заступов понабрали по соседним деревням и начали вскапывать поле. А поле - это не грядки на огороде, поле меряют гектарами. Копали все - и старые и молодые, и больные и здоровые. Крестьянское сердце не терпело - на дворе весна, а поле лежит не пахано!
Копали с утра до обеда. После обеда приходили снова и копали дотемна. А в обеденный перерыв выходили на поле ребятишки.
Бригадиром выбрали Груню.
Это произошло для нее неожиданно и как-то само собой.
Мать послала ее созвать ребятишек:
– Собери их, да приходите к нам в поле. Будете сорняки из земли выбирать.
Поле, подернутое сизой прошлогодней стерней, широко разлеглось по отлогому склону. Верхним краем оно взбегало к самой опушке сквозистой березовой рощи. А нижний край его извилисто и мягко припадал к берегам маленькой речушки Вельги, которая журчала и поблескивала среди невысоких зарослей ивняка.
Ребятишки вышли на опушку рощицы. Колхозники копали землю, растянувшись по полю вереницей. Они начали копать от рощицы, отступая вниз, и этот край поля уже чернел тяжелыми влажными комьями только что поднятой земли.
Работали молча. Только слышно было, как неумолчно щебечут птицы во всех кустах, как журчит внизу веселая Вельга и как шурхают заступы, взрезая землю. Время от времени то один, то другой нагибались к пласту, вытаскивали длинное волокнище пырея или хрусткий, как сахар, корень молочайника и отбрасывали в кучку.
Увидев ребятишек, женщины приостановились и, опершись на заступы, разогнули спины.
– Молодая бригада пришла!
– сказала с улыбкой чернобровая
– Помогать, что ли, пришли?
– Помогать, - сказала Груня и подошла поближе.
– Мамка велела!
– Неужто копать?
– Ой, помощнички! Завязнете в земле - вытаскивай вас, - засмеялись женщины.
Но Грунина мать не смеялась. Пользуясь остановкой, она сняла развязавшийся платок, поправила волосы и сказала:
– Выбирайте с поля всякие репьяки да относите куда-нибудь в кучку, а потом их сжечь нужно...
Ребятишки разбрелись по полю. Женщины снова замолчали, зашурхали заступами. Только одна тетка Антонина все спрашивала:
– Эй, бригада! А кто же у вас бригадир-то? Не Трофим ли? Или Нюрка Дарьина?
– Наверно, Грунька, - сказала тетка Анна, Раисина мать, - она все их на работу наряжает.
Выбирать сорняки - работа нетрудная. Только ноги вязнут в еще сырой земле, и на них нарастают такие комья, что не повернешься. Да руки стынут от еще не прогретой земли.
Ребята перекликались и гомонили, как грачи:
– Гляди, гляди! Во - корешок! Как редька!
– А вот пыреяка тащится! Вот распустил корни-то, как сеть, - рыбу ловить можно!
Когда солнце поднялось и стало в зените, Ромашкина мать, тетка Настасья Звонкова, воткнула заступ в землю. И, вздохнув, словно свалила с плеч большую тяжесть, сказала:
– Обедать, бабы!
Тетка Настасья была бригадиром.
Заступы перестали шурхать. Копщики разогнулись.
– Ох, и работка!
– Да, работка лошадиная...
– Что ж поделаешь! Лошадиная не лошадиная, а делать надо...
А бабушка Вера опять помянула фашистов. Подбирая из-под куста свой плюшевый салоп и мохнатую шаль, она погрозила куда-то своим костлявым кулаком:
– Все равно сдохнете, проклятые! Как вы нас ни разорили, как ни поиздевались, а мы выжили! Выжили!
Ребята собрались было тоже уходить. Но Ромашка взял заступ:
– А ну-ка, дай я попробую!
Он нажал заступ ногой и вывернул пласт земли.
– Ребята, давайте тоже копать, а?
– оживился Женька Солонцов и подскочил к заступу, оставленному его матерью.
Колхозники медленно пошли в гору на тропочку, а тетка Настасья задержалась - посмотреть, нет ли огрехов.
– А что ж бы вам и не покопать?
– сказала тетка Настасья.
– Сколько ни накопаете - все хлеб. Только без бригадира нельзя. Выбирайте бригадира. А то напортите тут, а спрашивать будет не с кого. Ну, кто у вас тут позаботливей?
Тетка Настасья, вытирая руки влажной молодой травой, оглядывала ребят своими суровыми серыми глазами.
– Пускай Груня, - крикнула Стенька, - она заботливая!
– А может, из ребят кого? Будете ли вы ее слушаться-то?
– А чего же мы не будем слушаться!
– весело сказал Женька.
– Вот еще!
Раиса молчала, легонько размахивая длинным путаным корневищем пырея. Маленькие пухлые губы ее самолюбиво сжались и подобрались. Сразу - Груню! А почему это именно Груню? Тут ведь и другие есть...