Собрание сочинений в трех томах. Том III

Это двойное созидание Церкви особо подчеркнул в наше время В. Лосский [484] , который при всей своей богословской самостоятельности впитал, может быть и неосознанно, многое из хомяковского наследия. Только после Хомякова можно с такой уверенностью сказать, как сказал Лосский, что «основная догматическая тема нашего времени — учение о Церкви» [485] .

О Священном Предании Хомяков писал, что оно есть непрерывное откровение, даваемое Церкви, непрекращающееся вдохновение Духа Божия [486] . Лосский пишет, почти повторяя эти слова: «Предание… есть непрестанное… откровение Святого Духа в Церкви» [487] .

484

См.: Л ос с кий В. Н. Искупление и обожение//Журнал Московской Патриархии. 1967. № 9.

485

Лосский В. Спор о Софии: «Докладная записка» прот. С. Булгакова и смысл Указа Московской Патриархии. Париж, 1936. С. 81.

486

См.: Хомяков А. С. Несколько слов православного христианина о западных исповеданиях // Полн. собр. соч. М., 1900. Т. 2. С. 235–236.

487

Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви // Богословские труды. М., 1972. Сб. 8. С. 123.

Такое же продолжение мыслей Хомякова видно в вопросах о соборности, о рационализме западного богословия, о Filioque [488] . Особенно важно продолжение Лосским пути Хомякова в вопросе о «познавании непознаваемого». По учению славянофилов, логическое определение Церкви возможно только в какой–то неполной мере, только каким–то как бы «угадыванием», и это именно потому, что Церковь есть непостижимый нам организм. «Учение Церкви невыразимо в своем бесконечном величии» [489] , — писал Хомяков. И в другом месте: «Христианство не наука и наукообразным быть не может» [490] . «Все слова наши суть не свет Христов, а только тень Его на земле. Блаженны те, которым дано, созерцая эту тень на полях Иудеи, угадывать небесный свет Фавора» [491] .

488

См.: Там же. С. 93 (соборность), 33 (Filioque). О рационализме см.: Лосский В. Н. Искупление и обожение, а также в других статьях.

489

Хомяков А. С. Несколько слов православного христианина… С. 266.

490

Хомяков А. С. Письмо Ю.Ф. Самарину, май 1844 г. // Поли. собр. соч. М., 1900. Т. 8. С. 243.

491

Хомяков А. С. Несколько слов православного христианина… С. 238.

Убеждение в этом есть отправная точка экклезиологии славянофилов. Они стоят перед Церковью как перед великой тайной, опыт познания которой может дать только благодать. И Лосский пишет: «Богословие Православной Церкви… никогда не вступало в союз с философией с целью построения «научного синтеза»… Отцы Восточной Церкви, верные апофатическому началу богословия, сумели удерживать свою мысль на пороге тайны» [492] .

Мы знаем, что раскрытие Лосским апофатического богословия восточных Отцов достаточно оценено на Западе. Но важно отметить, что истоки этого раскрытия относят к славянофилам. В указанной мною выше монографии А. Глисона, посвященной И. Киреевскому, дано прямое сближение его мыслей с «Мистическим богословием» Лосского. Автор монографии отмечает, что, хотя Киреевский, говоря об отцах, живших после X столетия, не называет имен, «он, очевидно, имеет в виду главным образом Григория Паламу, Григория Синаита и других представителей… исихазма» [493] . Мы знаем, что Киреевский имел в виду всю совокупность тех святых отцов Восточной Церкви, которые раскрыли (говоря словами Киреевского, также приводимыми Глисоном) «прямо и чисто христианскую философию: глубокую, живую, возвышающую разум от рассудочного механизма к высшему, нравственно свободному умозрению» [494] , к свету Божественного ведения. Для людей, не знавших патристики, статьи Киреевского действительно производили, как писал ему Е. Комаровский, «впечатление какого–то путешествия в новооткрытые страны» или давали «радость Робинзона, когда он вдруг на своем необитаемом острове нашел следы человека» [495] .

492

Лосский В. Н. Очерк мистического богословия… С. 57,27.

493

G1еasоn A. European and Muscovite… P. 254.

494

Там же.

495

Цит. по: Князев Г. М. Братья Киреевские. СПб., 1898. С. 22.

Работы Булгакова полны мыслей Хомякова о «невидимом» в Церкви, о Предании, о святости, о соборности, о папизме как ереси, о Церкви и так далее. По вопросу об авторитете он пишет: «Отчетливая и радикальная постановка вопроса о вероучительном авторитете в Православии принадлежит Хомякову, вписавшему этим свое имя неизгладимо в истории православного богословствования» [496] .

Несомненно правы те, которые считают, что метафизика всеединства и «софиология» Флоренского находятся тоже в русле мыслей, берущих начало в славянофильском учении о соборности как о «мистической глубине Церкви». Может быть, имея в виду именно эту часть экклезиологии Хомякова, Зеньковский пишет, что Церковь для Хомякова есть «первореальность… уходящая своими корнями в Абсолют» [497] . Сам Флоренский так писал Ф.Д. Самарину (племяннику славянофила): «То лучшее, что думается относительно русской культуры, всегда органически срастается со славянофильством, хотя moregeometrico [498] выведено быть из него не может». И он же пишет, публикуя свой разбор книги Завитневича: «Хомяков весь есть мысль о Церкви… Русская богословская мысль… приняла так или иначе учение Хомякова… все свежее в богословии так или иначе преломляет хомяковские идеи. Одни только имена митрополита Петроградского Антония и архиепископов Антония и Сергия… были бы достаточны для подтверждения вышесказанного» [499] .

496

Булгаков С., прот. Очерки учения о Церкви // Путь. 1926. № 2. С. 48.

497

Зеньковский В. В., прот. История русской философии. Париж: YMCA–Press, 1948. Т. 1.С. 197.

498

Математическим образом (лат.).

499

Флоренский П., свящ. [Рец. на кн.:] Завитневич В.З. Алексей Степанович Хомяков. Киев, 1902. Т. 1; 1913. Т. 2. // Богословский вестник. 1916. Июль–авг. С. 525, 527.

Целиком зависит от Хомякова и Самарина В. Соловьев в своем понимании основной идеи Церкви. Расхождение и непонимание Соловьевым славянофилов начинается только в связи с их обвинением Рима.

«В нашей богословской школе прошлого и начала нынешнего (XIX. — С. Ф.) столетия, — пишет Соловьев, — мы не найдем определения Церкви в ее истинной идее, не найдем удовлетворительного ответа на вопрос, что есть Церковь по существу своему?» И далее, говоря об определении Церкви славянофилами как одушевленного Богочеловеческого существа, как живого единства, он пишет: «Твердое основание для этой мысли находится в Священном Писании, особенно у апостола Павла… Введение ее в наше религиозное сознание есть главная и неотъемлемая заслуга славянофильства» [500] . Но не только идея Церкви в определении славянофилов привлекала Соловьева. В другом месте он пишет: «За его (Хомякова. — С. Ф.) основную мысль, что истина дается только любви, ему простятся все полемические грехи». Это очень ценное признание, ибо на этой мысли Хомякова строится, по существу, все его обличение Рима, пожелавшего найти истину вне любви, и все учение о соборности Церкви как об осуществлении любви.

500

Соловьев В. С. История и будущность теократии // Собр. соч. СПб., [1902]. Т. 4. С. 220–221, 223. Возражения Соловьева на доводы Хомякова против Рима достаточно опровергнуты в работе Д.Ф. Самарина (брата славянофила) «Поборник вселенской правды» (СПб., 1890).

«Для Хомякова, — пишет Бердяев, — единственным источником религиозного познания и единственной гарантией религиозной истины была любовь… Утверждение любви как категории познания составляет душу хомяковского богословия… Бессмертная заслуга Хомякова (в его учении. — С. Ф.) о сверхысповедной священной сущности Церкви» [501] .

Соборность есть онтологическое единство, единство любви, «священная сущность Церкви». Не умаляя значения догматических различий с Западом, Хомяков указывает на первоисточное зло, а именно, как пишет протоиерей Георгий Флоровский,’ «подчеркивает недостаток любви как источник западной схизмы. Он стремится… обнаружить самый корень схизмы, показать эту основную отделяющую силу» [502] , то есть не–любовь. Вот почему следующие слова Иоанна Златоуста воспринимаются как то самое, о чем постоянно говорил Хомяков: «Есть два рода отделения от Церкви. Один, когда мы охладеваем в любви, а другой, когда мы осмеливаемся совершить что–нибудь недостойное по отношению к сему Телу. В том и другом случае мы отделяемся от целого» [503] .

501

Бердяев H.A. A.C. Хомяков. С. 84—85, 87.

502

Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж: YMCA–Press, 1937. С. 280.

503

Иоанн 3латоуст, св. Беседы на Послание к ефесянам //Творения. СПб., 1905. Т. 11. Кн. 1.С. 102.

Любовь непостижима, но она самоочевидна, и она самодостаточна. Поэтому любовь и есть Церковь. «В изображении Хомякова, — пишет Флоровский, — самодостаточность Церкви показана с… покоряющей очевидностию… Остается вне спора, — Хомяков исходит из внутреннего опыта Церкви. Он не столько конструирует… сколько именно описывает. В этом и сила его. Как очевидец, он описывает реальность Церкви, как она открывается изнутри, через опыт жизни в ней… Богословие Хомякова имеет достоинство и характер свидетельства… Быть в Церкви — это необходимое предусловие богословского познания… Это был призыв вернуться на забытый путь опытного богопознания… Вместо логических определений он стремится начертать образ Церкви…» [504] .

504

Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. С. 273—275.

И все живое, что было в русском богословии, так или иначе услышало и пошло на этот призыв.

«Учение (Хомякова) о Церкви, — пишет еще один исследователь славянофильства, — есть, несомненно, удар колокола, рассчитанный на обновление помышлений многих сердец» [505] .

Глава 2

«Скудность в духовных сведениях, которую я увидел в обители вашей, — пишет епископ Игнатий (Брянчанинов) в одном письме середины прошлого века, — поразила меня. Но где, в каком монастыре и не поражала она? Светские люди, заимствующие окормление духовное в Сергиевой пустыни, имеют сведения несравненно большие и определительные, нежели эти жители монастырей… Живем в трудное время! «Оскуде преподобный от земли…» Настал глад слова Божия! Ключи разумения у книжников и фарисеев! — Сами не входят и возбраняют вход другим! Христианство и монашество при последнем их издыхании! Образ благочестия кое–как, наиболее лицемерно поддерживается, от силы благочестия отреклись… люди! Надо плакать и молчать» [506] .

505

Андреев Ф. К. Московская духовная академия и славянофилы. Сергиев Посад, 1915. С. 25–26.

506

Игнатий (Брянчанинов).еп. Соч.: В 7 т. СПб., 1886. Т. 7. С. 153.

Эти слова епископа–подвижника XIX века ценны для нас не только как свидетельство об общем церковном неблагополучии того времени, но и как указание на «светских людей», обладающих духовными знаниями «несравненно большими», чем монахи, — указание, невольно заставляющее вспомнить «ранних» славянофилов.

В самой гуще русского общества 40–50–х годов, — общества или равнодушного к Церкви, или сохраняющего только «образ благочестия», промыслительно возникла очень дружная, тесная группа людей европейски образованных, но при этом целиком, всем сердцем и умом преданных Церкви. В появлении этих людей — Хомякова, братьев Киреевских, братьев Аксаковых, Ю. Самарина, Кошелева — была большая духовная и богословская нужда: религиозная мысль бродила в пустынях рассудочного богословия, все больше теряя веру. В своем предисловии к богословским работам Хомякова Самарин, обращаясь к руководителям богословского образования в России, говорит: «Целые поколения, вами воспитанные, прямо из–под ваших кафедр ударились очертя голову в самое крайнее неверие, и при этом всего поразительнее не число отпадших от вас, а легкость отпадения. Ваши ученики бросили Церковь без внутренней борьбы, без сожаления, даже не задумываясь… Так ли бы легко увлеклись целые поколения, если бы Церковь представлялась им в настоящем свете, если бы они видели пред собою ее, то есть именно Церковь, а не призрак Церкви?.. Отчего это (легкость отпадения. — С. Ф.)?.. Не от того ли, что мы предлагаем истины веры как выводы из силлогизмов… что, ратуя с рационализмом, мы дали ему прокрасться в наши ряды и… приняли рационализм внутрь себя?.. Вот что первый понял и выяснил Хомяков… С ним, с рационализмом, имел он дело, для борьбы с ним выковал он оружие… указал он и почву, на которой борьба возможна, а успех несомненен… твердый материк Церкви» [507] .

507

Самарин Ю. Ф. Предисловие к первому изданию богословских сочинений A.C. Хомякова. C. XXXIII—XXXIV.

Такого же мнения о нашей богословской школе держались и другие славянофилы. «Стыдно, что богословие, как наука, так далеко отстало или так страшно запутано» [508] , — пишет Хомяков в 1848 году. «Удовлетворительного богословия, — пишет И. Киреевский, — у нас нет. Лучшим введением к нему может служить «Духовный алфавит», напечатанный в сочинениях Димитрия Ростовского… и еще проповеди митрополита Филарета. Там много бриллиантовых камушков, которые должны лежать в основании Сионской крепости» [509] .

508

Хомяков А. С. Письмо к А.Н. Попову от 22 октября 1848 г. // Полн. собр. соч. М., 1900. Т. 8. С. 188.

509

Письмо И.В. Киреевского к А.И. Кошелеву. Цит. по: Ко л ю п ан ов Н. Биография Александра Ивановича Кошелева. М., 1892. Т. 2. Приложения. С. 102.

Отрицательное отношение славянофилов к классическому тогда труду «Введение в богословие» митрополита Макария находит себе подтверждение в оценке его церковным историком архиепископом Филаретом (Гумилевским), который в одном письме пишет: «Что это за вздорная путаница? Ни логического порядка, ни силы в доказательствах нет» [510] .

Что же дали славянофилы взамен этого? Прежде всего они не видели никакого «православного благополучия» в современной им России и поэтому стали искать полноты христианства для созидания Церкви и в себе, и в других.

510

Письмо архиепископа Филарета (Гумилевского) к Александру Горскому. Цит. по: 3 а в и т н е в и ч В. 3. Алексей Степанович Хомяков. Киев, 1902. Т. 1. Кн. 2. С. 972. Очевидно, так же отрицательно относился к этому труду и митрополит Московский Филарет (см.: Барсуков Н. Жизнь и труды М.П. Погодина. Спб., 1896. Кн. 10. С. 5).