Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

И, взмахнув рукой, словно жест ее даже через толстые стены особняка грозил заводу гибелью, она досказала свою страшную мысль. Очевидно, среди всех еще неясных ей самой проектов, внушенных ненавистью, ей рисовалась последняя, желанная битва; если ей удастся устранить чужака, она воспользуется этим жалким Александром как разрушительной силой и бедствия, вызванные им, хоть немного облегчат ее муку. Она пришла к этому безумному решению, доведенная до предела отчаяния, в которое ее повергла смерть единственного сына, иссушенная тоской, сгорая от неудовлетворенной материнской нежности, почти лишившись рассудка под влиянием загубленного ею же самой материнства, — и это извращенное чувство толкало ее на преступление.

Моранж содрогнулся. А она со свойственной ей жестокой беспощадностью сказала в заключение;

— Двенадцать лет я жду рокового удара судьбы, наконец настал мой час… Я скорее пожертвую своей жизнью, чем упущу этот последний шанс.

Итак, она поклялась погубить Дени, это было решено, если того же захочет судьба. И старый бухгалтер представил себе трагедию невинных детей, которые понесут кару за отца, и весь ужас надвигавшейся катастрофы возмутил его мягкое сердце. Так неужели же дать свершиться еще одному преступлению, умолчав о том, другом, что было ему известно? Первое чудовищное преступление, погребенное в их душах злодеяние, о котором они не смели упоминать даже наедине, вновь встало перед ним в эту страшную минуту, ибо, когда Констанс, старавшаяся подчинить его своей воле, заглянула в полные ужаса глаза Моранжа, она прочла в этом взгляде все и содрогнулась. С минуту они смотрели друг на друга, и каждый, прочитав в глазах другого то, что пережил тогда у рокового люка, словно окаменел от ледяного дыхания бездны. И на сей раз побежденным вновь оказался он: жалкий и безвольный, порабощенный непреклонной энергией этой женщины, он не посмел сказать ни слова.

— Итак, мой друг, решено, — мягко продолжала она, — я рассчитываю на вас, для начала возьмите Александра простым служащим… Вы встретитесь с ним у меня как-нибудь на днях, часов в пять вечера, как только стемнеет, потому что мне не хочется, чтобы стало известно, что я принимаю в нем участие. Давайте послезавтра вечером. Хорошо?

— Ну, что ж, послезавтра так послезавтра, как вам угодно, сударыня.

На следующий день Моранж был до такой степени взволнован, что следившая за ним консьержка поделилась своими опасениями с мужем: видать, их жилец совсем спятил, позабыл надеть комнатные туфли, когда спускался за водой, разговаривал сам с собой, и лица на нем нет. В тот день произошло одно невероятное событие. После обеда Моранж больше чем на час опоздал на работу: происшествие воистину необычайное — даже старожилы завода не могли припомнить, чтобы такое случилось с ним хотя бы раз. Словно подхваченный бурей, он шел куда глаза глядят и очутился на Гренельском мосту, где однажды Дени уже спас его, удержав от непреодолимого желания броситься в воду. Какая-то неведомая сила вновь привела его на то же самое место, он перегнулся через перила и замер, как и в тот раз, глядя на бегущую воду. Со вчерашнего вечера он не переставал твердить одни и те же терзавшие, преследовавшие его слова, которые он шептал вполголоса: «Неужели дать свершиться еще одному преступлению, умолчать о том, что мне известно?» Очевидно, именно из-за этих настойчивых слов он позабыл утром надеть комнатные туфли, а сейчас его рассудок совсем омрачился, и он, не заметив заводских ворот, прошел мимо. И не потому ли он сейчас склонился над Сеной, что в душе его жила бессознательная надежда схоронить в глубине вод свою тревогу, которой не давали утихнуть эти несколько упрямо возвращавшихся слов? Там, на дне, слова умолкнут наконец, он перестанет их повторять, не услышит больше их зова, подчиниться которому у него нет сил. А вода так ласково манила, и до чего было бы славно прекратить борьбу, покориться судьбе, как и подобает несчастному человеку с чувствительным и нежным, так много выстрадавшим сердцем.

Моранж все ниже и ниже перегибался через парапет, чувствуя, что вода готова принять его, как вдруг юный и веселый голосок окликнул его по имени:

— Что вы там увидели, господин Моранж? Может быть, там есть большие рыбы?

Это была Гортензия, рослая для своих десяти лет, очаровательная девчушка, которую горничная вела в гости к маленьким подружкам в Отей; и когда растерявшийся Моранж повернулся к девочке, руки его дрожали, а глаза затуманились слезами перед этим дивным видением, этим бесценным ангелом, возвратившим его из такой дали.

— Как, это вы, моя милочка!.. Нет, нет, здесь не видно больших рыб. Должно быть, они попрятались на дно, потому что вода зимой чересчур холодная… А вы идете в гости? Какая же вы красавица в этой шубке, отделанной мехом!

Девочка засмеялась, довольная похвалой и тем, что ее так любят: в голосе ее старого друга слышалось трепетное обожание.

— Да-да, мне сегодня очень весело, там, куда я иду, будет спектакль… О! До чего же хорошо! Какая я счастливая!

Она сказала это точно так, как в былые времена говорила его Рэн, и Моранжу захотелось стать на колени и покрыть поцелуями ее маленькие ручки.

— Надо, чтобы вы всегда были счастливой… Какая же вы хорошенькая, и мне ужасно хочется поцеловать вас.

— Так поцелуйте же меня, господин Моранж. О, знаете, куклу, которую вы мне подарили, зовут Марго. Вы даже представить себе не можете, какая она у меня послушная!.. Приходите как-нибудь взглянуть на нее.

Он поцеловал девочку и долго с бьющимся сердцем, готовым принять любые муки, смотрел, как она удалялась в бледном свете зимнего дня. Нет, это было бы слишком подло, он обязан сделать так, чтобы ребенок был счастлив. Медленно брел он по мосту, и опять в его ушах зазвучали те же слова, требуя ответа: «Неужели дать свершиться еще одному преступлению, умолчать о том, что мне известно?» Нет, нет! Это немыслимо, он скажет все, будет действовать. Однако в голове его мутилось: но что он скажет, как будет действовать? Вернувшись в контору, Моранж в довершение всех сегодняшних странностей, противоречивших его давним привычкам, вместо того чтобы тотчас же погрузиться в бесконечные счета, сел писать длинное письмо. В этом письме, адресованном Матье, Моранж подробно рассказывал обо всем случившемся, о неожиданном появлении Александра, о планах Констанс и об услуге, которую он согласился ей оказать. Впрочем, слова, выходившие из-под его пера, скорее походили на исповедь, которой он, Моранж, хотел облегчить свою душу, но сам он, видимо, еще не принял окончательного решения, ибо роль судьи была ему не по силам. Но если он предупредит Матье, они смогут действовать вдвоем. И он закончил письмо просьбой приехать на завод не раньше шести часов вечера, ибо ему хотелось сначала познакомиться с Александром, узнать, чем окончится эта встреча и чего потребует от него Констанс.

Надо полагать, что последовавшие за этим сутки были для Моранжа невыносимо тяжелыми. Консьержка впоследствии рассказывала, что жилец с четвертого этажа жаловался, что Моранж всю ночь напролет шагал у него над головой, хлопал дверьми, передвигал мебель, словно собирался съезжать с квартиры. Кое-кто из жильцов слышал даже крики, рыданья, безумные речи, обращенные, очевидно, к любимым призракам, словно наверху происходило какое-то жуткое священнодействие, какое-то таинство в честь дорогих усопших, мысль о которых неотступно преследовала его. Днем на заводе тоже заметили тревожные признаки, — Моранж окончательно впал в уныние, рассудок его, видимо, помутился, в растерянном взоре можно было прочесть муки внутренней борьбы; раз десять подряд он без всякой нужды спускался вниз, останавливался у машин, потом снова возвращался к своим счетам с растерянным видом, будто найдя то, что так судорожно искал. Двое служащих, сидевших с ним рядом в конторе, обратили внимание, что часов с четырех, когда хмурый зимний день сменился сумраком, он вообще бросил работу и, уставившись на часы, стал чего-то ждать. Когда пробило пять, Моранж еще раз проверил какие-то суммы, поднялся и вышел, оставив бухгалтерскую книгу открытой, словно собирался скоро вернуться и проверить следующий итог.

Он свернул в галерею, куда выходил коридор, соединявший завод с особняком Бошенов. В этот час весь завод был освещен, электрические лампы бросали яркий, почти дневной свет. От шума и грохота машин сотрясались заводские стены. Не дойдя до коридора, Моранж вдруг увидел впереди то место, где помещался грузовой подъемник, страшную дыру, роковую пропасть, в которую четырнадцать лет назад рухнул Блез. После этой катастрофы, во избежание несчастных случаев, люк обнесли перилами с запирающейся дверцей, так что возможность падения исключалась, разве что кто-нибудь сам открыл бы дверь и бросился вниз. Люк был закрыт, дверь заперта; Моранж, словно повинуясь какому-то внутреннему зову, приблизился к перилам и склонился над пропастью, не в силах сдержать дрожь. Страшная картина вновь ожила в памяти, в глубине этой зияющей — пустоты ему почудилось окровавленное тело, и его сковал леденящий страх, как тогда, когда совершилось явное убийство, которое он молча принял, которое скрыл. Но раз он так страдает, раз он потерял сон, раз пообещал незабвенным своим покойницам последовать за ними, почему бы не положить конец всему разом? Еще третьего дня, облокотившись о парапет моста, он испытывал неудержимое желание покончить с собой. Стоит только потерять равновесие, и он обретет наконец свободу и покой в могиле рядом со своими любимыми — с женой и дочерью. Внезапно пропасть словно сама шепнула ему страшное решение, которого он, как безумный, искал эти два дня и уже отчаивался найти; ему почудился голос, звавший его снизу, голос Блеза, крикнувший: «Иди сюда вместе с ним! Иди сюда вместе с ним!» Он вздрогнул, выпрямился; внезапно, в каком-то мгновенном озарении, он принял решение, которое должно было положить конец его бреду. Это решение ему, безумцу, показалось единственно разумным, мудрым, логически и математически правильным, устраивающим все как нельзя лучше. Оно показалось ему столь простым, что он даже удивился, как не нашел его раньше. И с этой минуты несчастный, слабый и чувствительный Моранж, этот жалкий безумец, обрел железную волю и доказал, что он способен на высший героизм, что он может рассуждать предельно ясно и действовать тонко и хитро.

Сначала он все подготовил, опустил стопорный вырез, чтобы в его отсутствие не открыли люк, проверил также, достаточно ли легко открывается и закрывается дверца решетки. Он двигался взад и вперед какой-то легкой, парящей походкой, словно его вознесла над землей уверенность в своей правоте, и зорко поглядывал по сторонам, боясь, что его увидят или услышат. Потом он погасил все три электрические лампочки, и галерея погрузилась в полную темноту. Снизу, из пропасти, по-прежнему доносился шум работающего завода и гул машин. И только тогда, когда все приготовления были окончены, он направился по коридору в маленькую гостиную Констанс.

Она ждала его здесь вместе с Александром. Констанс попросила Александра прийти на полчаса раньше Моранжа, ей хотелось побеседовать с ним, но до времени не раскрывать ему истинного положения вещей и той роли, которую она намеревалась ему отвести. Так как она считала излишним сразу же посвящать его в свои замыслы, то решила оказать ему радушный прием и вести себя с ним, как с человеком, которого ей рекомендовала ее родственница, баронесса Лович, и которому она хочет помочь устроиться на работу. Но с какой затаенной страстью рассматривала она его, радуясь тому, что он выглядит крепким и решительным, что у него жесткое выражение лица и страшный взгляд, поймав который она сразу поняла, что пришел мститель. Она выведет его в люди, он будет иметь вполне приличный вид. Александр, ничего еще толком не понимая, почувствовал, однако, что сейчас решается его судьба, и ждал поживы: так молодой волк готов дать себя приручить, лишь бы потом на свободе пожрать все стадо. Когда Моранж вошел, его в первую же минуту поразило сходство Александра с Бошеном, необычайное сходство, до боли потрясшее Констанс. Моранж похолодел, ему почудилось, будто он приговорил к смерти своего старого хозяина.

— Я жду вас, друг мой, вы немного опоздали, вы, всегда такой точный…

— Простите, но мне нужно было закончить небольшую работу.

Она шутила, она была счастлива. И тотчас же перешла к делу.

— Ну, вот тот молодой человек, о котором я говорила. Для начала возьмите его к себе, поучите, пусть первое время, конечно, выполняет только небольшие поручения. Итак, решено?

— Прекрасно, сударыня. Я позабочусь о нем, положитесь на меня.

И когда она, прощаясь с Александром, сказала ему, что ждет его к себе послезавтра утром, Моранж услужливо предложил показать ему контору и цехи, где еще шла работа.