Собрание сочинений. Т. 9.
Шрифт:
— Содом и Гоморра!.. Я твержу им об этом целых двадцать лет. Тем хуже для них!
— Я просил открыть школу, — сказал Шанто с огорчением, видя, что проигрывает. — Но их здесь слишком мало, и детям приходится ходить в Вершмон. Они либо вовсе не ходят туда, либо шалят всю дорогу и опаздывают на занятия.
Полина изумленно смотрела на них. Будь эти несчастные чистыми, их незачем было бы очищать. Зло всегда сопутствует нищете; страдание не вызывало в ней отвращения, даже если оно было следствием порочной жизни. Полина сказала, что надо проявлять терпимость и милосердие и пообещала маленькой Гонен навестить ее отца, но в эту минуту появилась Вероника, подталкивая какую-то малютку.
— Вот, барышня, еще одна!
Это была совсем крошка,
— Сжальтесь… Мой бедный отец сломал ногу…
— Это дочь Турмаля, не правда ли? — обратилась Полина к служанке.
Тут священник вышел из себя:
— Ах, негодяйка! Не слушайте ее. Отец сломал ногу двадцать пять лет назад… Воровская семейка, которая только и живет грабежами! Отец помогает контрабандистам, мать ворует овощи на огородах Вершмона, дед по ночам вылавливает устриц в садке Рокбуаза… И видите, что они сделали из девчонки: попрошайку, воровку, — посылают ее по домам, чтобы она тащила все, что плохо лежит… Смотрите, она уже нацелилась на мою табакерку.
И правда, девочка сразу окинула быстрым взглядом все уголки террасы, и в глазах ее вспыхнул огонек при виде старинной табакерки священника. Ничуть не смутившись, словно кюре ничего не рассказал о ней, она продолжала клянчить:
— Сломал ногу… Подайте что-нибудь, добрая барышня…
На сей раз Луиза расхохоталась, ее забавлял этот пятилетний выродок, такая же продувная бестия, как отец и мать. Полина, сохраняя полную невозмутимость, вынула портмоне и достала новую пятифранковую монету.
— Послушай, — сказала она, — ты будешь получать столько же каждую субботу, если я узнаю, что в течение всей недели ты не попрошайничала на дорогах.
— Уберите серебро, — снова закричал аббат Ортер. — Не то она обворует вас.
Полина, не ответив ни слова, проводила детей, которые уходили, волоча свои опорки и говоря: «Спасибо!», «Господь вам воздаст за это!» В это время г-жа Шанто, вернувшись после осмотра комнаты Луизы, тихо выговаривала Веронике. Это невыносимо, теперь еще служанка стала приводить нищих! Словно мало ей тех, кого тащит в дом барышня! Мерзкие паразиты, они сожрут ее, да еще будут смеяться над ней! Конечно, деньги принадлежат Полине, и она может швырять их, как ей угодно, но, право, это просто безнравственно так потворствовать пороку. Г-жа Шанто слышала, что Полина обещала каждую субботу давать по сто су маленькой Турмаль. Вот вам и двадцать франков в месяц. Тут никаких сокровищ не хватит.
— Я не желаю здесь больше видеть эту воровку, — сказала она Полине, — хотя теперь ты хозяйка своих денег, все-таки я не могу позволить тебе так глупо разоряться. Я несу моральную ответственность… Да, да, дорогая, ты разоришься, и скорее, чем думаешь!
Вероника, которая ушла на кухню разозленная выговором хозяйки, снова появилась на пороге, крича во все горло:
— Пришел мясник… он требует, чтобы ему уплатили сорок шесть франков десять сантимов.
Госпожа Шанто, осекшись на полуслове, пришла в большое смущение. Она обшарила карманы и, сделав изумленное лицо, шепотом спросила:
— Полина, у тебя есть при себе деньги?.. У меня нет мелочи, придется подниматься наверх. Потом сочтемся.
Полина последовала за служанкой, чтобы расплатиться с мясником. С той поры как деньги лежали в ее комоде, всякий раз повторялась одна и та же комедия. То было систематическое вымогательство, у нее занимали небольшие суммы, и это казалось всем совершенно естественным. Тетке даже не приходилось самой брать: она просто требовала денег, предоставляя девушке грабить себя собственными руками. Вначале еще ей возвращали то десять, то пятнадцать франков, но потом счета окончательно запутались, и Шанто стали говорить, что рассчитаются с ней после свадьбы. Это отнюдь не избавляло Полину от необходимости аккуратно, каждое первое число выплачивать причитающуюся за ее содержание сумму, которую повысили теперь
до девяноста франков.— Опять плакали ваши денежки! — ворчала Вероника в коридоре. — Пусть бы сама сбегала!.. Господи, да они с вас последнюю рубашку сдерут!
Когда Полина вернулась с оплаченным счетом и передала его тетке, кюре громко торжествовал победу. Шанто потерпел полное поражение, он не выиграл ни одной партии. Заходящее солнце бросало кровавые отсветы на лениво перекатывающиеся волны. И Луиза с улыбкой глядела вдаль, наслаждаясь необъятным горизонтом.
— Наша Луизетта унеслась в облака, — сказала г-жа Шанто. — Послушай-ка, Луизетта, я приказала снести наверх твой чемодан… Мы снова с тобой соседи!
Лазар вернулся только на другой день. После визита к супрефекту, он решил отправиться в Кан, чтобы повидать самого префекта. И хотя Лазар еще не привез денег в кармане, он был уверен, что генеральный совет утвердит субсидию по меньшей мере в двенадцать тысяч франков. Префект проводил его до самой двери, дал ему твердые обещания: нельзя бросить Бонвиль на произвол судьбы, власти поддержат начинание жителей общины. Тем не менее Лазар впал в отчаяние, ибо он предвидел всевозможные проволочки, а когда он хотел осуществить какое-нибудь желание, малейшая задержка превращалась для него в истинную пытку.
— Честное слово, — воскликнул он, — будь у меня двенадцать тысяч франков, я предпочел бы дать их сразу… Для первого опыта даже нет необходимости в такой сумме… Вы увидите, какая начнется канитель, когда они поставят на голосование свою субсидию! К нам нагрянут инженеры со всего департамента. А если мы начнем без них, то они вынуждены будут посчитаться с тем, что сделано. Я уверен в своем проекте. Префект, которому я вкратце все разъяснил, был восхищен его дешевизной и простотой.
Надежда, что ему удастся покорить стихию, воодушевила Лазара. Он затаил злобу против моря, втайне он винил его за катастрофу с водорослями. Проклиная море в душе, Лазар лелеял надежду, что когда-нибудь отомстит. А можно ли представить себе лучшую месть, чем побороть слепую стихию, остановить нелепое разрушение, приказать морю: «Стоп! Ни шагу дальше!» Помимо того что он мечтал о победе в великом сражении, сюда примешивалось отчасти и человеколюбие. Это еще больше воодушевляло Лазара. Мать, видя, как он тратит целые дни на остругивание деревянных брусков или сидит, углубившись в пособия по механике, с трепетом вспоминала деда, предприимчивого и бестолкового плотника, ненужный шедевр которого до сих пор покоился под стеклянным колпаком. Неужто в Лазаре возродится этот старик, чтобы окончательно разорить семью? Но любимый сын сумел убедить ее. Если этот план ему удастся, а он, разумеется, удастся, — будет наконец сделан первый шаг; бескорыстный поступок, доброе дело обратит на него внимание. Перед Лазаром откроются все пути, и он пойдет далеко, добьется всего, чего захочет. С той поры весь дом только и мечтал о том, чтобы усмирить море, посадить его на цепь под террасой, сделать его покорным, как побитого пса.
Впрочем, проект Лазара, по его словам, был чрезвычайно прост. Дело заключалось в том, чтобы забить в песок толстые сваи и обшить их досками. Позади них галька, нанесенная приливом, образует нечто вроде несокрушимой стены, о которую потом будут разбиваться волны. Таким образом, само море должно было соорудить укрепление, которое преградит ему путь. Перед этой каменной стеной должны быть сооружены волнорезы из длинных балок, опирающихся на раскосы. Наконец, если хватит средств, можно будет поставить две или три дамбы, широкие дощатые настилы, укрепленные на столбах, и тогда этот мощный барьер выдержит напор самых сильных приливов. Лазар вычитал эту идею в небольшой книжонке с наивными чертежами: «Как стать искусным плотником», видимо, приобретенной когда-то его дедом. Он усовершенствовал эту идею, проделал серьезные исследования, изучил основы механики, сопротивления материалов, но особенно он гордился новым методом креплений и наклона свай, что, по его мнению, гарантировало успех.