Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы

— Нет… — Девушка наклонилась вперед и доверчиво смотрела на Вику. — Я учусь в техникуме. Я химичка. У нас очень интересно. Один из наших профессоров работает над синтетическим каучуком, и моя группа работает с ним вместе. Мы уже многого добились. Профессор говорит, что у меня есть все данные стать хорошим химиком, и обещал мне аспирантуру.

Вика улыбнулся. Девушка была просто трогательной.

— О, оказывается, я плыву на одном корабле с будущим академиком.

Он думал смутить свою собеседницу шуткой, но она просто и совсем серьезно ответила:

— Я люблю научную работу. По-моему, нет ничего лучше. Большое и благодарное дело. И творческое.

Ребяческая наивность сбежала с ее лица, глаза стали глубоки и строги. В свою очередь она спросила Вику:

— А вы тоже учитесь?

— Да.

— А где?

— В институте коммунального строительства. Кончу — стану архитектором и построю вам завод синтетического каучука… А пока работаю на практике на «Металлострое» в бригаде арматурщиков.

Девушка снова взялась за весла. Быстро темнело. На берегу вспыхнули огни.

Издалека из городского парка зазвенела музыка. Девушка лениво шевелила веслами и молчала. Молчал и Вика, думая о своем.

Девушка нравилась ему. Она была непохожа на тех девушек, которых он ежедневно встречал в институте и на стройке.

В ней не было грубоватости, резкости, размашистых мальчишеских манер, показного ухарства, чрезмерной фамильярности. Но вместе с тем она не была и кисейной барышней, мещаночкой.

Легкий налет ребячьей наивности был в ней от юности, от незамутненной ясности, от чистоты. С ней Вика чувствовал себя легко и просто, как будто они говорили сегодня не в первый раз, а знали друг друга уже давно.

Гичка бесшумно коснулась бревен пристани. Вика выскочил и принял поданные весла. В темноте рука девушки задела Вику по щеке. Рука была теплая и нежная, и Вика даже пожалел, что прикосновение было таким мимолетным.

— Вы сдайте весла, — сказала девушка, — а я моментально оденусь.

У инвентарного сарая стояла очередь возвратившихся катающихся, сдававших имущество, и, когда Вика пробился к сторожу, девушка появилась уже в прежнем своем платьице.

Они вместе вышли со стадиона.

— Вам на какой трамвай, Леля? — спросил Вика, впервые назвав девушку по имени.

— Мне, собственно, ни на какой. Я хочу идти пешком. Крепче буду спать. А вы поезжайте.

— Я тоже с удовольствием пройдусь, — ответил Вика и с недоумением отметил, что сказал совсем не то, что хотел: он чувствовал сильную усталость и вовсе не хотел идти пешком.

— Но я живу не слишком близко, а вы ведь очень устали после игры.

Если бы было светло, она увидела бы, как покраснел Вика. Она угадала его мысли. Но почти с обидой он ответил:

— Что вы? Я тренированный спортсмен. И потом такая чудесная ночь.

— А по-моему, вы врете, — улыбнулась Лелечка. — Как можно не устать после такого напряжения! Но если вам хочется идти со мной, я буду рада.

Она доверчиво позволила Вике взять себя под руку, и они пошли аллеей. Через темную зелень акаций пробивались лучи фонарей, бросая на гравий аллеи розовые пятна. После молчания девушка сказала:

— Вы, наверно, очень любите своего отца.

— Почему вы думаете? — удивился Вика.

— Я заметила, как во время игры вы часто смотрели туда, где сидел ваш отец, и у вас даже лицо светлело в эти секунды.

— Да. У нас прекрасные отношения с отцом. Для меня и брата он больше друг, чем отец. У нас всегда есть общий язык. И мы очень уважаем отца. Он старый большевик, много пережил, был на каторге. У нас с ним нет никаких разногласий.

— Это хорошо. Я знаю несколько семей, где отцы большевики, а дети просто шалопаи. Это, должно быть, очень тяжело. По-моему, на детях партийцев огромная ответственность перед старшим поколением. Они должны жить и работать так, чтобы сделать больше, чем сделали отцы. Чтобы отцы, уходя, знали, что отдавали жизнь недаром. А то у меня есть знакомая семья — отец тоже старый партиец, сейчас очень ответственный работник и сгорает на работе, а сын ушел из комсомола и фокстротирует на танцульках. И между родными людьми вырастает пропасть.

— Конечно, — сказал Вика, — но я думаю, что таких меньшинство… А вы комсомолка?

— Нет, — спокойно ответила девушка, и, хотя Вике хотелось спросить — почему, он удержался, чувствуя, что допрашивать об этом сейчас, может быть, неудобно. И, отвечая на слова девушки, заговорил:

— Дело даже не в том, что у хороших революционеров бывают негодные дети. Дело в том, что разрыв между отцами и детьми никогда еще не принимал таких острых форм, как в наши дни. Потому что, за редкими исключениями, между старшими и младшими встала социальная катастрофа, которая одних бросила на старый берег, других на новый. Новое поколение живет на совершенно иных устоях, чем старое. Моста нет, и между ними лежит непроходимый провал.

Девушка неожиданно прижалась к плечу Вики и залилась смехом.

— Простите, пожалуйста, — едва выговорила она, захлебываясь, — вы не говорили ничего смешного, и я внимательно вас слушала, но ваша последняя фраза… ха-ха-ха… фу, как это глупо… ваша фраза напомнила мне случай на собрании в техникуме… Докладчик, наш студент, говорил, что между эпохой капитализма и эпохой социализма лежит переходный период… И вот… ха-ха… в прениях встает — один такой у нас есть — «ортодоксальный» парнишка и говорит: «Докладчик оппортунистически ставит вопрос, он смазывает значительность переходного периода… Как он сказал о переходном периоде: „лежит“. Разве можно, товарищи, применять такой статический термин к бурному времени нашего строительства?»

Вика тоже расхохотался.

— Классный номер. Много у вас в техникуме таких «правоверных»?

— Хватает. Я вам много могу рассказать курьезов.

Они вышли из аллеи в ярко освещенную улицу. На углу, у будки с минеральными водами, мальчуган продавал розы. Вике захотелось доставить удовольствие этой милой девушке, с которой он чувствовал себя так хорошо, и он взял у мальчугана всю охапку роз.

— Это вам за сегодняшние добрые пожелания и за сочувствие.

Не жеманясь, с коротким «спасибо», она взяла букет и окунула во влажную свежесть цветов лицо, потом протянула букет Вике.

— Как пахнут!

Вика вдохнул всей грудью дразнящий пряный запах роз и еще какой-то неощутимо тонкий аромат девического дыхания. Кровь ударила ему в виски, и он поспешно вернул букет.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала девушка, останавливаясь у ворот. — Если захотите, приходите к нам. Я с удовольствием увижу вас у себя, и мама будет рада.

Она протянула маленькую узкую руку, и тут Вика совершил преступление. Он нагнулся и поцеловал холодную от весенней свежести кисть. И когда сообразил, что сделал, — стремительно повернулся и, не оглядываясь, ушел.