Собрание сочинений. т.2.

Чтобы добиться всего этого, ему понадобилось каких-нибудь шесть лет. Шесть лет стоял он во главе марсельских нотариусов; ни в одной парижской конторе не было такого оживления, как у Дугласа, и не велось такого количества дел. Богатые люди почитали за честь иметь нотариусом этого богобоязненного и скромного человека — истинный сосуд добродетелей. Дворяне и духовенство оказывали ему поддержку; в конце концов и торговый люд слепо поверил в его честность. Положение было завоевано, и Дуглас лихорадочно этим пользовался.

Ему было в то время около сорока пяти лет. То был крепкий, коренастый, склонный к полноте человек. Лицо его, всегда тщательно выбритое, было матово-бледным; оно выглядело неживым, светились одни глаза. С первого взгляда нотариус производил впечатление причетника, ставшего банкиром. Под кроткой внешностью угадывалось глухое подспудное клокотанье: кровь, должно быть, сильно и неровно пульсировала в жилах этого богатыря, который, казалось, еще спал непробудным сном. В протяжном голосе Дугласа порою звучали громовые раскаты; они выдавали внутренний жар и озноб, потрясавшие его.

В любое время дня нотариус неизменно находился у себя в кабинете — большой, холодной и бедно обставленной комнате. И всегда кто-нибудь дожидался его в прихожей — либо священник, либо монахиня. Впрочем, дверь дома никогда не запиралась, так что можно было легко проникнуть к самому хозяину. Охотно, даже слишком охотно, выставлял он напоказ свое милосердие, презрение к роскоши и суровую простоту нрава.

Мариус был искренне расположен к этому непритязательному человеку; добродетели его подкупали юношу. Он любил бывать у Дугласа.

В тот день, покончив с делами г-на Мартелли, молодой человек нерешительно произнес:

— Напоследок, сударь, я хотел бы поговорить с вами по личному делу… Боюсь только показаться назойливым…

— Что вы, дружок, — сердечно откликнулся нотариус, — рад услужить вам… Я ведь уже однажды предлагал вам свою помощь и открыл перед вами двери дома.

— Памятуя о вашем любезном предложении, я хотел бы обратиться к вам с просьбой, если только вы не забыли того, что сказали мне несколько месяцев назад.

— Я сказал вам, что возможность заработать в компании со мной немного денег зависит целиком от вас. Я буду счастлив оказать услугу такому малому, как вы, конечно, заручившись вашим твердым согласием… Все, сказанное тогда, остается в силе и сегодня.

— Благодарю и принимаю, — коротко ответил Мариус, тронутый откровенностью и великодушием Дугласа.

А тот, услышав ответ молодого человека, задрожал от радости. С живостью повернул он свое кресло и предложил собеседнику стул.

— Садитесь и поговорим, — сказал он. — Я могу уделить вам не больше пяти минут… Люблю таких молодых люден: неутомимых и решительных… Не представляете себе, как я счастлив, что вы обратились ко мне и тем самым позволили быть вам полезным.

Дуглас улыбался, каждое слово его звучало лаской. Он продолжал:

— Дело в следующем… так как не все мои клиенты проживают в Марселе, мне пришлось извернуться, чтобы наладить с ними связь. В моем распоряжении много поверенных, которые уполномочены представлять интересы отсутствующих лиц и управлять их состоянием. Когда кто-нибудь из моих клиентов, по той или иной причине, не может лично заниматься своими делами, он вручает мне незаполненную доверенность и предоставляет право подыскать порядочного человека, который добросовестно выполнял бы его полномочия. Знаю, вы малый работящий, честный, и я предлагаю вам представлять двух-трех землевладельцев, чьи доверенности находятся у меня. Нам остается лишь проставить ваше имя, и вы будете получать пять процентов со всех проведенных вами операций.

Он говорил просто и спокойно. Мариуса испугало такое ответственное дело; но, уверенный, что ни в коем случае не покривит душой, он, не колеблясь, принял это предложение.

— Я к вашим услугам, — сказал он Дугласу. — Будьте моим наставником и советчиком. Я знаю, что могу смело следовать всем вашим указаниям.

Нотариус встал.

— Чтобы на первых порах не загружать вас, — снова заговорил он, — я предоставлю вам пока только две доверенности.

Порывшись в папках, он снова сел за письменный стол и прочел обе бумаги, сперва проставив на них фамилию Мариуса.

В этих документах были оговорены неограниченные права поверенного: право купли и продажи, заклада и тяжбы.

Затем нотариус прибавил:

— Теперь я должен дать вам некоторые сведения о лицах, чьи интересы вы будете представлять.

Он вручил Мариусу одну из доверенностей.

— Начнем с моего клиента и друга, господина Отье из Ламбеска, — продолжал нотариус. — В данное время он находится в Шербуре и собирается в ближайшее время в Нью-Йорк, где вступит во владение большим наследством… Перед самым отъездом из Марселя он купил дом на Римской улице. Этой недвижимостью вы и будете управлять в его отсутствие. Между прочим, завтра Отье должен прислать мне свои распоряжения, я сообщу их вам.

Затем он взял в руки другую бумагу.

— А вот, — продолжал он, — доверенность господина Муте, бывшего тулонского негоцианта; он отдал на мое попечение свои капиталы и поручил установить ипотеку над одним загородным домом в предместье Сен-Жюст. Недавно Муте снова перевел мне свои ценности, желая их выгодно поместить; ввиду того что подагра пригвоздила его к креслу, он просил меня найти поверенного, который мог бы дать вместо него все необходимые подписи… Приходите завтра, и мы окончательно договоримся относительно обоих дел.

Дуглас встал, чтобы проводить Мариуса. На пороге он с грубоватой сердечностью пожал ему руку. Молодой человек ушел, слегка ошеломленный быстрым ходом событий. Его удивляла легкость, с какой нотариус поручил ему столь серьезные дела, и ему было не по себе от сознания, что отныне на нем будет лежать тяжелая ответственность.

VI Мариус напрасно ищет некий дом и некоею человека

На другой день Мариус отправился к Дугласу за последними указаниями.

— Ну и пунктуальны же вы, — сказал нотариус с улыбкой. — Вот увидите, как великолепно пойдут у нас дела. Я обогащу вас… Сядьте вот там. Через минуту я к вашим услугам.

Дуглас завтракал на уголке письменного стола. Он заедал черствый хлеб орехами и запивал водой. Такая умеренность растрогала Мариуса и рассеяла неприятное чувство, испытанное им вчера; тот, кто так воздержан, не может никого подвести; это был, несомненно, чистосердечный, прямодушный, искренне верующий человек, который посвятил себя делу, как священник посвящает себя богу.