ах вы сени мои сения ли гусями вяжуприходил ко мне Есенини четыре мужикаи с чего-бы это радоватьсяложкой стучатьпошивеливая пальцамигрусть да печалькак ходили мы ходилиот порога в Кишинёвпроплевали три неделипотеряли кошелёкты Серёжа рукомойниксарынь и дударазохотился по моймусовсем не тудадля тебя ли из корежёныоружье штыкне такой ты Серёжане такой уж тыпой – майщёки дулискарлотину перламутриз за ворота подулиVаter Unser – Lieber Gоttя плясала соколамивозле дерева кругомноги топали плясаливозле дерева кругомразмогай меня затыкана калоше и ведрепоходи-ка на затылкемимо запертых дверейгули пели халвадучирикали до ночина засеке долго думалкто поёт и брови чинитне по полу перваязалудила перьямисперва чем то дудочнымвроде как ухабицаполивала сыпалане верила лебедямизашухала крыльямизубами затопалас этакого по материс этакого кубаремв обнимку целуетсяв очи валит блиньямиа летами плюй егодо белой доски и сядьдобреду до Клюеваобратно закинусяпростынкой за родинуза матушку левуюу
дерева тоненьказа Дунькину пуговкупожурила девицаневеста сикураяа Серёжа деревцемна груди не кланяетсяна груди не кланяетсяне букой не вечеромпосыпает околосперва чем то дудочным14 января 1926Даниил ХармсШкола чинарей Взирь зауми
11. Ваньки встаньки <I>
волчица шла дорогаюдорогаю манашенькойи камушек не трогаласеребрянной косойна шею деревяннуюсадились человечикиманистами накрашеннамигде-то высоко.никто бы и не кланялсяпродуманно и холодноникто бы не закидывална речку поплавокя первый у колодицанашёл её подохлуюи вечером до кузоваеё не повалокстонала только бабушкада грядка перестонывалазаново ерошилакапустных легушатотцы мои запенелисьи дети непристойныепускали на широкуюдорогу камышизасни засни калачикомза синей гололедицейпруда хороший перепелчугунный домовойщека твоя плакучаярумянится цыганамираскидывает порохом(ленивую) войнуидут рубахи рыжикипокрикивают улицуверевку колокольнуюладошки синякиа кукла перед ужиномсырому тесту молитсяи долго перекалываетзубы на косякя жду тебя не падаюсмотрю – не высыпаюсяиз маминой коробочкина ломаный сарайобреж меня тапорикомклади меня в посудинуно больше не получитсядырявая роса —ВСЁДаниил Хармс4 февр. 1926 г.
12. Ваньки встаньки <II>
ты послушай ка карасьимя палкой перебросьа потом руби направои не спрашивай заразто Володю то Серёжуто верёвку паварто ли куру молодуюто ли повора вораРазбери который лучшеможет цапаться за тучиперемыгой серебромдевятнадцатым ребромразворачивать корытоу собачий конурыгде пупырыши нерытыи колеблется НарымТам лежали Михаилывонючими шкурамидо полуночи хилыеа под утро Шурамии в прошлую середуоткидывая зановесипрохожему серомуедва показалисясначало до плечикарумяного шарикаа после до клетчатыхштанишек ошпаривалимне сказали на ушкочто чудо явилосяи царица Матушкасама удивилася:ах как же это милые?как же это можно?я шла себе мимоносила дрожживошёл барабанщикаршином в ростего раненная щекаотвисала простоон не слышет музыкии нянин плачна нём штаны узкиеи каленкоровый плащпростите пожалуйстоя покривил душойсердце сжалосяя чужой
– входит барабанщик небольшого роста —
ах как же это можно?я знал заранее– взял две ложи —– ВЫ ИЗРАНЕНЫ. —– ЗАНОВЕСЬсобака ногу поднимаетради си ради сисолдат Евангелие понимаеттолько в Сирии только в Сириино даже в Сирию солдат не хочетплюет пропоица куда тои в Сирию бросает коченьгде так умны Солдатыему бы пеночки не слизыватьему бы всё: «руби да бей»да чтобы сёстры ходили с клизмамида чтобы было сто рублейсолдат а солдатсколько тебе лет?где твоя полатка?и твой пистолет. —кнучу в прихвостень кобылехоть бы кучахоть бы мохрасполуженной посудыне полю не лужуи в приподнятом бокалепокажу тебе ужо!Едет мама серафимомна ослице прямо в тылпокупает сарафаныи персидскую тафту
– солдат отворачивается и больше не хочет разговаривать —
открылось дверце подкидноезапрятало пятнашкусказало протопопу Ною:– позвольте пятку вашу —я не дам пяткушнельклопсдуй в ягодушнельклопсразрешите вам не поверитья архимандрита вы протопопа то рассержусьи от самой Тверивозьму да и проедусь по полуон рас-стегивает мундирзабикренивает папахуи садится на ковёри свистит в четыре пальца:пью фюфюлы на фуфуеду мальчиком а Уфущекати меня судаки под мышку и сюдаихи блохи не хошипуфы боже на матрасс.за бородатым бегут сутуленькиев клети пугается козаа с неба разные свистулькикартошкой сыпятся в глазатуды сюдыда плеть хвостада ты да яда пой ногасчитает пальцами до стаи слышет голос: «помогай»обернулся парусомлезет выше клиросадо месяца не долездо города не дошёлобнимались старушки плакализамочили туфли лаковыесо свечой читали Лермонтовавлюбились в кого го то кавалера там на груди у него солнышко а сестра его совушка волоса его рыжие королеву прижили может кушать рябчика да и то только в тряпочке у него две шашки длинные на стене висят… Господи Помилуй свят свят свят
– черти испугались молитвы и ушли из Гефсиманского сада, тогда самый святой человек сказал: —
здорово пить утрами молокои выходить гулять часа так на четыреО человек! исполни сей закони на тебя не вскочит чирий.ПОСЛУШАЙТЕсегодня напримеркакой то князь сказал своей любовнице:– иди и вырый мне могилу на Днепреи принеси листок смаковницы —Она пошла уже козалось в камышиНо видет (!) князь (!) за ней (!) бежит (!)кидает сумрачный ноганк её растерзанным ногампрости-прости я нехорошийраз 2 3 4 5 6 7ю…………………… (быстро)а сам тихонько зубы крошиткак будто праведный совсемО человек! исполни сей закони на тебя не вскочит чирийметай рубашками в загон —как говориться в притче:– плен духу твоему язычники разуму закованная цепь —
– за кулисами говорят шёпотом, и публика с трепетом ловит бабочку. Несут изображение царя. Кто то фыркает в ладонь и говорит: блинчики. Его выводят —
Выйди глупый человеки глупая лошадьна Серёже полачеи на Володе тожестыдно совестно и неприличноговорить блинчикиа если комната вдобавок девичаято нужно говорить как-то иначе– Все удовлетворены и идут к выходу —ВСЁДаНиил Хармс1926 г. 11 февр.
13. Половинки
присудили у стоговмесяцем и речкоюи махнула головамесяца головатолстою ручкоюпозавидовала ейбаба руку ейпозавидовала бабакорамысламина дворе моём широкомвышивают конаплёйдедка валенками шлёпаети пьёт молокопозавидовала явот такими дулямии родила меня матьчехардой придорожноюа крестил меня попне поп а малина —вся то распосадницабатькина бухталавку закапалавороньим яйцомбольно родимаягрудью заухаламыльными пузырькамибатьке в лицоахнули бусыбабы фыркалистукала
лопатав брюхо емуизбы попыи звёзды русыеречка игрушкаи солнце лимон разные церковкиптички, палочкиоконце лааковое расшитоевсё побежалопобежало и ахнулосам я вдеваю кол в решетоб’ется в лесу фантан фантовичгрузди сбираетселеним пашаперья точат мальчик Митя уснул в лесухолодно в рубашкекидаться шишкамикожа пупырашкамибуд-то гусинаявысохли мочалкамиволосы под мышкамихлещет богбог – осиновыйахнули бусыбабы ахнулирадугами стонетбаба Богородицалик её вышитыйгруди глаженывеки мигнути опятьзакроютсясукровицей кажется потеют и дохнут навозные кучискучно в лесу!в дремучем невесело!мне то старухи до печёнки скучномальчика Митю в церковь НЕСТЬведьма ты ведьмакому ты позавидовала?месяц пупом сел на живот!мальчика Митючтоб его (!) идоласам я вдеваю кол в решетосам я сижуматыгой ночьюжду перелесьясинего утраи кто то меня за плечо вороочаеттянет на улицумой рукавЗНАЮот сюдовамне не поверятмне не разбитьключевой тишидедка мороз стучится в дверимесяц раскинулв небе шалаши.стены мои звончее пахарякрепче жимолости в ростукрепли и креплии вдругзаахалабабы и бусы и шар на мосту– милый голубку милой посылает — шлёт куличи и хлай на столеа губы плюютсяв дым кисилямиа руки ласкаютсяниже коленбабка пеланебу новосельенебо полотенце!небо уж не то!бабка поля пшеном засеяласам я вдеваю кол в решетопряжею бабкиноймесяц утонетуши егоразольются речкою —– там из окнасоседнего домикабабка емумахнула ручкою —ВСЁШколаВзирь ЗаумиДаниил Хармс<1926>
14. «в репей закутаная лошадь…»
в репей закутаная лошадькак репа из носу валиласьк утру лиш отперли конюшнитак заповедал сам ЕфрейторОн в чистом галстукеи сквозь решёткуво рту на золоте царапин шестьедва откинув одеяло ползаети слышет бабушкапод фонарями свист.И слышет бабушка ушами мягкимикак кони брызгают слюнойи как давно земля курносаястоит горбом на трёх китахНо вдруг Ефрейтора супругазамрёт в объятиях упругихКак тихо станет конь презренныйв лицо накрашенной изменетворить акафисты по кругуи поджидать свою подругуНо взора глаз не терпит стражаего последние словаКак он суров и детем страшени в жиле бьётся кровь славянИ видит он: его голубкалежит на грязной мостовойи зонтик ломаный и юбкуи гребень в волосе простойАртур любимый верно снитсяв бобровой шапке утром ейИ вот уже дрожат ресницыи ноги ходят по траве.Я знаю бедная Наташаконцы расщелены глухойгде человек плечами дышети дети родятся хулойТам быстро щёлкает рубанока дни минутами летяттам пни растут. Там спит дитя.Там бьет лесничий в барабаны.1–2 мая 1926
15. Конец героя
Живи хвостом сухих коренийза миром брошенных творенийбросая камни в небо в воду-льдержась пустынником поотдальв красе бушующих румянхлещи отравленным урапризыва нежный алатырьи Бога чёрный монастырьШумит ребячая проказадо девки 107-го разаи латы воина шумятпри пухлом шопоте шулятСады плодов и виноградавокруг широкая оградамелькает девушка в окне.Софокл вдруг подходит к нейНе мучь передника рукоюи цвет волос своих не мучьтвоя рука жару прогонити дядька вынорнит из тучи вмиг разбившись на матрасевосстанет молод и прекрасени стоком бережных имянкак водолей пронзит меняСухое дерево ломалосьона в окне своём пугаласьбросала стражу и дозори щёки красила в позоруж день вертелся в двери этишуты плясали в оперетеи ловкий крик блестящих дамкричал: я честь свою отдам!Под стук и лепет колотушекДитя свечу свою потушитПотом идёт в леса укропаВ куриный дом и бабий ропоткрутя усы бежит полковникминутной храбростью кичасьСударыня я ваш поклонникСкажите мне который час?Она же взяв часы тугиеи не взирая на негоне слышет жалобы другиеповелевает выйти вон.А я под знаменем в боюплюю в колодец и пою:Пусть ветер палубу колышетно ветра стык моряк не слышетПусть дева плачет о зимеи молоко даёт змееЯ окрестясь сухим приветомстелю кровать себе при этомбросая в небо дерзкий гласи проходя четвёртый класс.из леса выпрогнит метёлкаУмрёт в углу моя светёлкаВосстанет мёртвый на помостс блином во рту промчится постКак жнец над пряхою не дышетКак пряха нож вздымает вышеНе слышу я и не гляжукак пёс под знаменем лежуНо виден мне конец герояглаза распухшие от кровимогилу с имянем попаи звон копающих лопат.и виден мне келейник ровныйупряжка скучная и дровниКовёр раскинутых санейлихая кичка: поскорей!конец не так моя Розальяпройдя всего лишь жизни третьего схватили и связалиа дальше я не стал смотретьи з<а>потев в могучем ростевсегда ликующий такойникто не скажет и не спросити не помянет за упокой.2 мая 1926
16. Казачья смерть
Бежала лошадь очень быстроее хозяин турондулНо вот уже Елагин островим путь собой перегородил.Возница тут же запыхавшисьснял тулуп и лег в кровать,четыре ночи спал обнявшисьЕго хотели покарать.Но он вскочил недавно спящийнаскоро запер письменный ящики не терпя позора фальшичерез минуту ехал дальшеБежала лошадь очень быстроКазалось нет ее концаВдруг прозвучал пустынный выстрелпоймав телегу и бойца.Кто стреляет в эту пору?Спросил потусторонний стражседок и лошадь мчатся в прорубьих головы объяла дрожь,их туловища были с дыркой.Мечтал скакун. Хозяин фыркал,внемля блеянью овцыдержа телегу под уздцы.Он был уже немного скучный,так не ожидано умеревПред ним кафтан благополучныйлежал местами прогорев.Скакали день и ночь гусарыперекликались от тоски.Карета плавала. Рессорыломались поперек доски.Но вот седок ее убогийожил быстро как оленьперескочил на брег пологийА дальше прыгнуть было лень.О как < > [12] эта местностьподумал он смолчавК нему уже со всей окрестностинесли седеющих волчатПетроний встал под эти сосныЯ лих и нет пощады вам —звучал его привет не сносныйтелега ехала к дровам.В ту пору выстрелом не тронутвозница голову склонилПусть живут себе тритоныон небеса о том молил.Его лошадка и тележкаСтучала мимо дачных местА легкоперое колешковысказывало свой протест.Не езжал бы ты мужикв этот сумрачный огородвон колено твое дрожитТы сам дрожишь на оборотТы убит в четыре местаПод угрозой топораКличет на ветру невестаЕй тоже умерать пора.Она завертывается в полотнаи раз два три молчит как пень.Но тут вошел гусар болотныйи промолчал он был слепеньПотом вскочил на эту лошадьи уехал на бекрень.Ему вдогонку пуля вылаон скакал закрыв глазавсе завертелось и уплылокак муравей и стрекоза.Бежала лошадь очень быстрогусар качался на седле.Там в перемешку дождик прыскализбушка тухнула в селеих путь лежал немного кривоуж понедельник не ступил– мне мешает эта гриваказак нечайно говорил.Он был убит и уничтоженПотом в железный ящик вложени как-то утричком веснойбыл похоронен под соснойПрощай казак турецкий воинмы печалимся и воемнам эту смерть не пережитьТут под сосной казак лежит.ВСЁ19–20 октября 1926