Собрание сочинений. Том 12
Шрифт:
Написано К. Марксом около 18 марта 1857 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4981, 7 апреля 1857 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
К. МАРКС
АНГЛИЙСКИЕ ВЫБОРЫ
Лондон, 20 марта 1857 г.
Будущего историка, которому предстоит написать историю Европы за период с 1848 по 1858 г., поразит сходство между обращением Бонапарта к Франции в 1851 г. и обращением Пальмерстона к Соединенному королевству в 1857 году. И тот и другой изображали дело так, будто они апеллируют от парламента к нации, от предательской коалиции партий к бесхитростному общественному мнению. И тот и другой выдвигали одинаковые доводы. Если Бонапарт собирался спасти Францию от социального кризиса, то Пальмерстон собирается спасти Англию от международного кризиса. Пальмерстону, подобно Бонапарту, приходится отстаивать необходимость сильной исполнительной власти против пустой болтовни и назойливого вмешательства законодательной власти. Бонапарт обращался одновременно и к консерваторам [145] и к революционерам; к первым как к врагам аристократии, ко вторым как к врагам буржуазной узурпации. А Пальмерстон — разве он не оскорблял все деспотические правительства? Так может ли он быть неприятен какому-либо либералу? С другой стороны, разве он не предавал все революции? Так не должен ли он быть избранником консерваторов? Он противодействовал всякой реформе, так неужели консерваторы не поддержат его? Он не подпускает тори к должностям, так неужели либеральные карьеристы покинут его? Бонапарт носит имя, грозное для иностранцев и олицетворяющее славу Франции. Не так же ли обстоит дело с Пальмерстоном в отношении Соединенного королевства? Как бы то ни было, за исключением некоторых небольших перерывов, он ведал министерством
145
Маркс имеет в виду демагогические маневры Луи Бонапарта в период подготовки и проведения государственного переворота 1851 г. (см. К. Маркс. «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», главы VI и VII, настоящее издание, т. 8).
146
Имеется в виду реформа избирательного права, проведенная английским парламентом, в июне 1832 года. Реформа была направлена против политической монополии земельной и финансовой аристократии и открыла доступ в парламент представителям промышленной буржуазии. Пролетариат и мелкая буржуазия, которые являлись главной силой в борьбе за реформу, были обмануты либеральной буржуазией и не получили избирательных прав.
Разве режим Assemblee Legislative [Законодательного собрания. Ред.] не являлся режимом коалиции, составленной из легитимистов и орлеанистов [147] с небольшой примесью буржуазных республиканцев? Само наличие этой коалиции доказывало разложение представленных в ней партий, ибо старые партийные традиции не позволяли им объединяться в каком-либо ином, кроме отрицательного, единстве. Такое отрицательное единство не способно к действию; его действия могут быть только отрицательными; оно может быть только тормозом; отсюда сила Бонапарта. Но не так ли обстоит дело и с Пальмерстоном? Разве парламент, заседавший с 1852 г., не был коалиционным парламентом и разве он поэтому не воплотился с самого начала в коалиционном кабинете? Assemblee Nationale [Национальное собрание. Ред.] к моменту его насильственного разгона Бонапартом уже не имело дееспособного большинства. То же самое было и с палатой общин, когда Пальмерстон, наконец, объявил об ее роспуске. Но этим сходство исчерпывается. Бонапарт произвел свой coup d'etat [государственный переворот. Ред.] прежде, чем он обратился к нации. Связанный узами конституции, Пальмерстон должен обратиться к нации раньше, чем он попытается произвести coup d'etat. В этом отношении нельзя отрицать, что все преимущества находятся на стороне Бонапарта. Избиения в Париже, карательные отряды в провинциях, осадное положение повсюду, объявление людей вне закона и массовые ссылки, штык позади и пушка впереди избирательной урны, — все это придавало аргументам бонапартовской прессы (единственной прессы, не смытой декабрьским потопом) зловещее красноречие, убедительности которого не могли умалить ни свойственная ей плоская софистика, ни омерзительная логика, ни тошнотворно-цветистая лесть. Напротив, позиция Пальмерстона становится тем слабее, чем больше напрягают свои глотки его приспешники. Хотя он и великий дипломат, но он забыл приказать своим холопам, чтобы они помнили совет, данный хромому, который хотел вести слепого, — он забыл внушить им талейрановское «pas de zele» [ «не слишком усердствуйте». Ред.]. И действительно, они переиграли, исполняя свою роль. Взять, например, такой дифирамб в одном столичном органе:
147
Легитимисты — сторонники свергнутой во Франции в 1792 г. старшей ветви династии Бурбонов, представлявшей интересы крупного наследственного землевладения. В 1830 г., после вторичного свержения этой династии, легитимисты объединились в политическую партию.
Орлеанисты — монархическая партия финансовой аристократии и крупной буржуазии, сторонники герцогов Орлеанских, младшей ветви династии Бурбонов, стоявшей у власти со времени июльской революции 1830 г. до революции 1848 года. Во время Второй республики (1848–1851) блокировались с легитимистами и составляли так называемую партию порядка.
«Да здравствует Пальмерстон! — таков клич, который, как мы надеемся, будет провозглашен на каждом избирательном собрании… Самая беззаветная преданность лорду Пальмерстону — таков первый догмат, который должен входить в символ веры каждого кандидата… Надо заставить либеральных кандидатов признать, что лорд Пальмерстон на посту премьера — это политическая необходимость сегодняшнего дня. Во что бы то ни стало нужно, чтобы он был признан героем нашей эпохи, не только грядущим героем, но героем, уже представшим перед нами; не только человеком, нужным в критический момент, но человеком, и притом единственным из наших современников, предназначенным для таких обстоятельств, навстречу которым явно идет наша страна… Он кумир нынешнего дня, любимец народа, восходящее, взошедшее уже солнце» [148] .
148
Маркс цитирует статью из лондонской газеты «The Morning Advertiser».
Не удивительно, что Джон Буль не в состоянии был выдержать этого и что возникла реакция против пальмерстоновской горячки.
Поскольку сама личность Пальмерстона провозглашается политическим принципом, не удивительно, что его противники сделали принципом своей политики критическое исследование его личности. В самом деле, мы видим, что Пальмерстон, словно по волшебству, вызвал воскресение из мертвых всех прежних светил парламентской Англии. Доказательством этого утверждения служит такое зрелище, как появление лорда Джона Рассела (вига) перед столичными избирателями на собрании в Лондон-таверн, а также спектакль, разыгранный пилитом сэром Джемсом Грехемом перед избирателями в Карлайле, и, наконец, театральное выступление Ричарда Кобдена, представителя манчестерской школы, на многолюдном митинге в Фритред-холл в Манчестере. Пальмерстон действовал отнюдь не как Геркулес. Он не убил гиганта, подняв его на воздух [149] , а придал новую силу пигмеям, повергнув их на землю. Если кто и уронил себя в глазах общества, так это несомненно лорд Джон Рассел, отец всех законодательных недоносков, герой приспособленчества, дипломатический посредник в Вене [150] , человек, в руках которого все роковым образом превращалось в ничто.
149
Намек на миф об Антее.
150
Речь идет об участии Рассела на совещаниях представителей России, Австрии, Франции, Великобритании и Турции, созванных в Вене по инициативе Австрии в декабре 1854 года. В марте 1855 г. эти совещания были превращены в конференцию, длившуюся до июня 1855 года. Целью Венской конференции была выработка соглашения, на основе которого предполагалось начать переговоры о мире между участниками Крымской войны. Лондонский кабинет не одобрил намерения Рассела побудить Австрию придать форму ультиматума ее предложению об ограничении морских сил России на Черном море. Россия отказалась принять это требование западных держав, в связи с чем переговоры потерпели неудачу. В результате Рассел вынужден был уйти в отставку; тем самым Пальмерстон осуществил свою тайную цель — подорвать престиж своего соперника.
Но взгляните теперь на его триумфальное появление перед лондонскими избирателями. Откуда эта перемена? Она просто вызвана обстоятельствами, в которые поставил его Пальмерстон. Я, заявил Рассел, автор закона, отменяющего акт о присяге и корпорациях, билля о парламентской реформе, реформы муниципальных учреждений, урегулирования вопроса о церковной десятине, некоторых либеральных законодательных актов о диссидентах [151] и ряда других, касающихся Ирландии. Словом, я воплощаю в себе сущность всего, что было прогрессивного в политике вигов. Неужели вы пожертвуете мною ради человека, который представляет вигизм без его народных элементов, вигизм не как политическую партию, а только как клику карьеристов? Далее Рассел самые свои недостатки обратил себе на пользу. Я всегда был противником тайного голосования. Неужели вы думаете, что если Пальмерстон подверг меня опале, то я теперь унижу себя отказом от своих убеждений и возьму на себя обязательство поддерживать радикальные реформы? Нет, воскликнула его аудитория, не надо обязывать лорда Джона поддерживать сейчас тайное голосование. Есть своего рода величие в том, как этот маленький человечек при данных обстоятельствах признает себя сторонником крохотных реформ. Трижды ура и еще раз ура лорду Расселу без тайного голосования! После этого лорд Рассел окончательно склонил чашу весов на свою сторону, спросив присутствующих, позволят ли они небольшой клике торговцев опиумом организоваться, по приказанию Пальмерстона, в избирательную корпорацию для того, чтобы навязать свободным избирателям столицы свои решения, подсказанные правительством, и, по приказанию
того же Пальмерстона, подвергнуть опале его, самого лорда Джона Рассела, который был их другом на протяжении шестнадцати лет! Нет, нет, воскликнуло собрание, долой клику! Да здравствует лорд Джон Рассел! И весьма вероятно, что Рассел теперь не только будет вновь избран в парламент от Лондона, но и пройдет первым по списку.151
Акт о присяге (Test Act) 1673 г. требовал от лиц, занимающих государственные должности, признания догматов англиканской церкви. Отменен в 1828 году.
Акт о корпорациях (Corporation Act), принятый в 1661 г., требовал от лиц, занимавших выборные должности (имелись в виду, главным образом, органы городского самоуправления), признания догматов англиканской церкви. Отменен в 1828 году.
Билль о парламентской реформе — см. примечание 146.
Акты о муниципальных городах в Шотландии (1833 г.) и о реформе муниципальных городов в Англии (1835 г.) вводили в крупных городах, кроме Лондона, единую систему городского самоуправления, органы которого стали избираться в Шотландии владельцами домов с доходом не менее десяти фунтов в год, а в Англии — всеми налогоплательщиками. Благодаря этим актам вигская буржуазия получила власть в большинстве крупных городов.
Церковная десятина, которую коренное католическое население Ирландии, начиная с XVI в., вынуждено было платить англиканской государственной церкви, была отменена под напором массового движения актом 1838 года. Однако эта «отмена» коснулась только формы ее взимания: вместо уплаты натурой церковь продолжала получать свои доходы в виде особой денежной ренты, за счет увеличения арендной платы ирландских крестьян.
Диссиденты или диссентеры — представители религиозных сект и течений в Англии, отступающих в той или иной мере от догматов официальной англиканской церкви. Билль о диссентерах, разрешающий им совершение брачного обряда в их собственных церквах, был внесен Расселом в палату общин в 1834 году.
Еще более любопытная история была с сэром Джемсом Грехемом. Если лорд Джон Рассел стал смешным, то Грехем стал жалким. Что же, говорил он своим избирателям в Карлайле, неужели меня следует погасить как догоревшую свечу, или я должен убраться прочь, как собака, которую прогнали с беговой дорожки, потому лишь, что раз в жизни я поступил по совести и рискнул скорее потерять свое политическое положение, нежели подчиниться диктату одного человека? Вы выбрали меня своим представителем, несмотря на все мои бесчестные поступки. Неужели вы дадите мне отставку за единственный хороший поступок, который я совершил? Конечно нет, откликнулись эхом карлайльские избиратели.
В отличие от Рассела и Грехема, г-ну Кобдену в Манчестере пришлось предстать не перед лицом своих собственных избирателей, а перед избирателями Брайта и Гибсона. Он говорил не от своего имени, а от имени всей манчестерской школы. Это обстоятельство усиливало его позицию. В Манчестере лозунги сторонников Пальмерстона звучали еще более фальшиво, чем где бы то ни было. Интересы промышленных капиталистов существенно отличаются от интересов торгующих опиумом контрабандистов Лондона и Ливерпуля. Возникшая в Манчестере оппозиция против Брайта и Гибсона не опиралась на материальные интересы местного общества, а призыв к избранию Пальмерстона прямо противоречил всем традициям этого общества. Призыв этот исходил из двух источников: от дорогостоящих газет, стремящихся отомстить за отмену газетного штемпельного сбора и за уменьшение налога на объявления [152] , и от тех богатых снобов-фабрикантов, которые, завидуя выдающемуся политическому положению Брайта, пытаются разыгрывать из себя bourgeois gentilhommes [мещан во дворянстве. Ред.] и считают более модным и соответствующим правилам bon ton [хорошего тона. Ред.] сплотиться под аристократическим знаменем Пальмерстона, чем поддержать умеренную программу Брайта. Этот особый характер пальмерстоновской клики в Манчестере позволил Кобдену в первый раз со времени агитации Лиги против хлебных законов [153] снова стать в позу плебейского вождя и снова призывать под свои знамена трудящиеся классы. Он мастерски использовал это обстоятельство. Какой возвышенный мотив избрал он для нападения на Пальмерстона, можно судить по следующей выдержке:
152
Штемпельный сбор (stamp duty) и налог на объявления (advertisement duty) — два вида налогового обложения на газеты в Англии, введенного в 1712 г. с целью увеличения государственных доходов и борьбы с оппозиционной печатью. Штемпельный сбор и налог на объявления чрезвычайно удорожали стоимость газет, ограничивали их распространение и делали их недоступными для широких масс. Увеличиваясь с течением времени, они стали основательной помехой для развивающейся промышленной буржуазии, под давлением которой парламент вынужден был снизить в 1836 г. штемпельный сбор, а в 1855 г. отменить его. Налог на объявления был отменен в 1853 году. Для немногочисленной дорогостоящей прессы отмена этих налогов была невыгодна, так как она вызвала появление большого количества дешевых газет, составивших конкуренцию старым газетам и сокративших их доходы.
153
Лига против хлебных законов была основана в 1838 г. манчестерскими фабрикантами Кобденом и Брайтом. Выставляя требование полной свободы торговли, Лига добивалась отмены хлебных законов (см. примечание 143) с целью снижения заработной платы рабочих и ослабления экономических и политических позиций земельной аристократии. В своей борьбе против землевладельцев Лига пыталась использовать рабочие массы, однако именно к этому времени передовые рабочие Англии встали на путь самостоятельного политически оформленного рабочего движения (чартизм). Борьба между промышленной буржуазией и земельной аристократией из-за хлебных законов закончилась принятием в 1846 г. билля об их отмене.
«Итак, со всем этим связан большой вопрос, который наш народ, думается мне, должен принять близко к сердцу. Хотите ли вы, чтобы члены палаты общин защищали ваши интересы, следили за расходами (да, да) и не позволяли вовлекать вас в бесполезные и дорогостоящие войны? (Да.) Прекрасно, но вы собираетесь действовать неправильно, если то, что я узнаю из ваших газет, подтвердится в ходе выборов, ибо мне говорят, что тех членов палаты, которые объединились, чтобы неусыпно заботиться о ваших интересах, и голосовали по вопросу об этой войне на основании имеющихся фактов, — что всех этих членов вы намерены подвергнуть остракизму и возвратить к частной жизни, а на их место собираетесь послать других лиц (нет, нет) — для чего? — чтобы блюсти ваши интересы? Нет, для того, чтобы они шли туда и покорно выполняли грязную, низкую работу по указке нынешнего министра. (Громкие возгласы одобрения.) Действительно, мне говорят, что вы собираетесь сделать лорда Пальмерстона деспотическим правителем этой страны. (Нет, нет.) Хорошо, но ведь если его не сдерживает парламент, если при попытке парламента обуздать его он распускает парламент и если вместо того, чтобы послать в парламент людей независимых и в достаточной мере способных отстоять свои и ваши права, вы пошлете простых проводников его воли, то что это означает, как не облечение его деспотической властью? Позвольте же мне сказать вам, что это деспотизм самый грубый, самый дорогостоящий и в то же время самый безответственный на всем земном шаре, ибо вы окружаете этого министра обманчивой видимостью представительной формы правления; вы не можете добраться до него, пока у него есть парламент, под защитой которого он может укрыться; и если на выборах вы не исполните своего долга и не пошлете в палату общин людей, которые будут бдительно следить за нынешним министром, то я утверждаю, что вы окажетесь в наихудшем положении, ибо вами будут управлять более безответственно, чем подданными прусского короля или французского императора. (Громкие возгласы одобрения.)»
Теперь станет понятно, почему Пальмерстон торопится с выборами. Он может победить только посредством внезапных действий, а время — враг внезапности.
Написано К. Марксом 20 марта 1857 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4980, 6 апреля 1857 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
АНГЛИЙСКИЕ ЖЕСТОКОСТИ В КИТАЕ
Несколько лет тому назад, когда в парламенте была разоблачена страшная система пыток, применяемая в Индии, сэр Джемс Хогг, один из директоров достопочтенной Ост-Индской компании, нагло утверждал, будто предъявленные ей обвинения ни на чем не основаны. Однако позднейшее расследование доказало, что обвинения эти опирались на факты, которые должны были быть хорошо известны директорам, и сэру Джемсу не оставалось ничего другого, как сознаться либо в «преднамеренном неведении», либо в «преступном знании» тех ужасных обвинений, которые предъявлялись Ост-Индской компании. По-видимому, в таком же незавидном положении оказались теперь нынешний премьер-министр Англии лорд Пальмерстон и министр иностранных дел граф Кларендон. В своей речи на недавнем банкете у лорда-мэра, пытаясь оправдать зверства в отношении китайцев, премьер сказал:
«Если бы правительство в данном случае одобрило меры, которым нет оправдания, оно, без сомнения, вступило бы на путь, который заслуживал бы порицания парламента и страны. Однако мы были убеждены в обратном — в том, что меры эти жизненно необходимы. Мы считали, что нашей стране была нанесена большая обида. Мы считали, что наши соотечественники в отдаленной части земного шара подверглись ряду оскорблений, насилий и жестокостей, которые нельзя было обойти молчанием. (Аплодисменты.) Мы считали, что обусловленные в договоре права нашей страны были нарушены и что лица, по месту своей службы обязанные защищать наши интересы в этой части света, не только имели право, но и были обязаны энергично реагировать на эти насилия, насколько это позволяли средства, находившиеся в их распоряжении. Мы считали, что мы обманули бы доверие, которым облекли нас наши сограждане, если бы мы не одобрили мер, которые казались нам правильными и к которым мы сами сочли бы своим долгом прибегнуть, если бы оказались в таком же положении. (Аплодисменты.)»