Собрание сочинений. Том 2

Кроме того, Зарубин не отличался большой точностью в сводках областным организациям. После уже, когда Долгушин стал немного разбираться в тракторах, а Зарубина отозвали из района и он уехал по торговой части куда-то на Камчатку, Долгушин обнаружил, что семь дизелей в числе принятых им ходовых машин, деньги на ремонт которых получены и уже израсходованы, нуждаются не в капитальном даже, а в восстановительном ремонте.

Принял он МТС с арестованным счетом в госбанке, с двухмесячной задолженностью по зарплате рабочим и служащим, с перерасходованным лимитом горючего, без ремонтной базы, с почти голой усадьбой. Даже лампочку над письменным столом в обшарпанном директорском кабинете Зарубин выкрутил, как собственную, и унес домой.

Чем больше знакомился Долгушин с положением в МТС, тем сильнее негодовал и недоумевал. Однажды, уже перед весною, он зашел в райком к Медведеву и высказал ему свое возмущение.

— Вот только сейчас, Василий Михайлович, когда растаяли сугробы, я вижу все хозяйство МТС, вижу наш инвентарь и в каком он состоянии. И я просто поражаюсь: как Петр Илларионыч, вы и товарищ Руденко — он тогда был председателем райисполкома, — как вы отпустили с миром из района Зарубина. Ведь за такие дела расстреливают! Это же государственные миллионы!

Медведев выслушал его с неудовольствием.

— Не с того начинаете, товарищ Долгушин. Этим не поправите положение, что будете валить вину на предшественника. Пора уже самому что-то сделать видное в МТС. Для того вас и послали туда, чтобы вы наладили дело.

— Сам знаю, — отвечал Долгушин, — что это не бог весть какая доблесть охаивать все, что было до тебя, и в этом искать оправдание сегодняшним непорядкам. Но, знаете ли, то, что я увидел, переступает всякие границы терпимого. Не могу молчать об этом. Если я поработаю в Надеждинской МТС года три и в таком виде стану передавать ее новому директору — и меня нужно будет судить как вредителя… Два года тому назад МТС получила пять новеньких льнокомбайнов, хотя, как вам известно, льна мы не сеем ни гектара. Какой-то растяпа, если не хуже, заслал их в нашу область вместо другой области — Псковской, может быть, не знаю, где лен сеют. И Зарубин ничего не сделал, чтобы эти льнокомбайны перебросили куда следует. Не писал в министерство, не обращался ни в областное управление, ни в обком, никуда. Поставили их на усадьбе МТС на проходном месте, кому нужны гайки, болтики — идут, откручивают, и сейчас от этих комбайнов остались одни скелеты. Новые машины, каждая стоит десятки тысяч рублей. А жнейки! Я принял в числе прочего инвентаря двадцать конных жнеек. Они были переданы под сохранные расписки в колхозы. На прошлой неделе я проверил в четырех колхозах, где эти жнейки, в каком они состоянии. И следа от них не нашел! В «Коммунаре» только видел на поле колеса и раму от одной нашей жнейки. Оказывается, их в колхозах растащили по частям и употребили на ремонт своих жнеек. Боюсь, что все двадцать постигла такая участь. Из пяти новых зерновых комбайнов, полученных в прошлом году, два, как мне доложил главный инженер, требуют уже капитального ремонта. Да что ж это такое? И человек, который отвечает перед государством за эти миллионы, благополучно, с партийным билетом, уехал в другую область на новую работу!

— Он был не в нашей номенклатуре. Не мы ведаем перебросками таких работников.

— «Не мы ведаем»… Он коммунист, Василий Михайлович, и мы коммунисты! — возражал Долгушин. — Ведь он же где-то и там, на Камчатке, будет губить народное имущество, разваливать дело! Скажите просто: умыли руки. Не захотели затевать скандала. Надо выносить решение, а потом отстаивать его перед областью, Москвой. Пусть уж убирается от нас с богом. Где угодно пусть вредит государству, лишь бы не в нашем районе… Я не понимаю, как можно было за три года ничего не построить на усадьбе! Трактористы за пятнадцать километров ходят из сел на ремонт тракторов. Три-четыре часа поработают и идут домой. Нет общежитий. Не давали ему средств на капитальное строительство, так можно было что-то сделать, хоть немного, своими силами, хозяйственным способом, мобилизовать как-то народ! Собрал бы жен трактористов — осенью, когда еще было тепло, — привез бы их на усадьбу: «Вот смотрите, в каких условиях ваши мужья ремонтируют тракторы», — и они бы, в порядке воскресника, обмазали глиной этот сарай, что мы называем мастерской. Чтоб хоть снегом станки не засыпало.

Медведев, перелистывая бумаги на столе с видом очень занятого человека, которому не до лишних разговоров, кисло усмехнулся:

— Ну вот посмотрим, посмотрим, как у вас пойдут дела, как вы там будете мобилизовывать народ.

— Я прошу, товарищ Медведев, — твердо сказал Долгушин, — не только смотреть, как у меня пойдут дела, но и помогать мне.

— Вот как! — поднял голову Медведев. — Значит, вы считаете, что райком вам не помогает?

— По совести сказать, пока что помощи я видел мало, — сказал Долгушин, глядя в толстые стекла очков Медведева, за которыми нельзя было разобрать ни цвета его глаз, ни их выражения. — Когда вы мне звоните и требуете, чтобы к такому-то числу был закончен ремонт последних тракторов, нельзя сказать, чтобы вы раскрывали передо мною какие-то новые перспективы, которых я сам еще не видел. Я был бы круглым идиотом, если бы не понимал, что перед весенним севом полагается отремонтировать весь тракторный парк. Но как инженер, имевший дело с машинами, я знаю, что тракторы должны быть не только в срок отремонтированы, но и хорошо отремонтированы. Мне уже известно, что в прошлом году Зарубин первым по области рапортовал об окончании зимнего ремонта тракторов, а на весеннем севе у него половина машин стояла… Когда я сижу на заседании бюро райкома и три оратора подряд называют меня человеком, лишенным чувства ответственности, не дорожащим государственными интересами, непонимающим, недооценивающим, неуважающим, несознающим и так далее, — не могу и это признать помощью. Вряд ли это может кого-нибудь окрылить в работе. Я выхожу из райкома просто в недоумении: зачем же меня, такого ничего не понимающего бездельника, назначили директором МТС…

— Насколько мне помнится, бездельником вас еще никто не называл, — сказал Медведев.

— Хуже! Преступником называли!.. — рассмеялся Долгушин. — И не кто иной, вы сами называли, Василий Михайлович! Когда вы говорите на бюро, не указывая на меня пальцем, что Надеждинская МТС преступно срывает ремонт тракторов, то кто же все-таки там этот первый и главный преступник? Конечно, я, директор МТС.

Медведев, выпрямившись в кресле, начал нервно постукивать согнутыми пальцами по столу.

— Ну, это вы, дорогой Христофор Данилович, бросьте! Это мы вам не позволим! Не удастся! Не выйдет!

— Что?

— Вам не удастся лишить нас, райком партии, права руководить! Требовали и будем требовать от всех наших коммунистов ответственности в выполнении государственных заданий! Не вы руководите районом, а мы! А в какой форме требовать, это уж разрешите нам знать. У нас не институт благородных девиц, в выражениях мы не стесняемся. И исключений не делаем никому. Для нас все директора МТС и председатели колхозов равны. Мы не будем смягчать форму наших требований для некоторых товарищей, принимая во внимание их высокое положение в прошлом.

Долгушин пожал плечами.

— Дело не в прошлом моем положении, а в настоящем… Я помню первый наш разговор, в этом же кабинете, с товарищем Мартыновым и с вами, когда я приехал. Мне была обещана помощь.

— Какой же вы еще хотите помощи?

Долгушин помолчал минуту.

— Я прошу вас, товарищ Медведев, усилить политическую работу в нашей МТС. У нас есть зональный секретарь товарищ Холодов, ему надо помочь нащупать главное. Он, может, человек и не пустой, но как-то не нашел еще себе места. То он пытается встать надо мною в роли начальника политотдела, то превращается в мою тень, ездим вместе, и он повторяет вслед за мною те же слова, что я говорю колхозникам. Было бы бестактно, если бы я стал учить его, как ему следует построить свою работу. А вам это можно и нужно сделать… И еще прошу вас: займитесь колхозными парторганизациями.

Медведев снял очки, протер носовым платком стекла. Глаза его были опущены, глядели в чуть выдвинутый ящик стола. Лицо, обычно свеже-розовое, с приятным матовым оттенком кожи, словно припудренное, покраснело. Одна бровь подергивалась.

— Да? Вы советуете нам заняться колхозными парторганизациями? — насколько смог спокойно сказал Медведев. — К вашему сведению, мы всегда ими занимались и занимаемся. Этого от нас требуют обком и Цека. Мы не ждали ваших указаний по этому поводу… Насчет Холодова я запишу и проверю, что у вас там получается, кто над кем пытается встать. — Медведев сделал пометку в настольном блокноте. — А колхозы вообще-то не ваша печаль, товарищ Долгушин. Знайте свой тракторный парк, комбайны, трактористов, прицепщиков и не лезьте, куда вас не просят.

— Нет, простите, товарищ Медведев, — тоже подчеркнуто спокойно возразил Долгушин, — я не собираюсь уподобиться бывшему директору Зарубину, который не знал дорог в колхозы. Я буду знать эти дороги, буду ездить по ним, уже езжу. В решениях пленумов Цека записано, что машинно-тракторные станции отвечают за все колхозное производство, за урожай, за надой молока, за настриг шерсти. И не только за производство. Заготовки, строительство, учеба колхозников — за все отвечает МТС. Как же я могу не лезть в колхозы?.. Я не знаю, Василий Михайлович, как вы занимаетесь колхозными парторганизациями, но я встречаюсь кое-где с такими фактами, что у меня с непривычки, после работы в промышленности, волосы дыбом встают. На заводе ведь не бывает, чтоб половина коммунистов, состоящих в парторганизации, болталась без определенных занятий и не принимала никакого участия в производственной жизни. Можно ли себе представить, чтоб там собирались на партийное собрание и обсуждали вопросы жизни завода коммунисты, не имеющие никакого отношения к заводу, к производству? Праздношатающиеся коммунисты? Начальники без портфелей? Этого на заводе не бывает и быть не может. А в колхозе «Рассвет» у товарища Бывалых именно так обстоит. Там четыре бывших председателя колхоза, снятых за всякие провинности, бывший заготовитель, бывший кладовщик. На рядовые работы не идут, слоняются по селу без дела, ожидают, пока подвернется еще какая-нибудь должность, хотя бы экспедитора в сельпо или заведующего паромом. Что же это за парторганизация? А на секретаря Чайкина у меня в МТС уже десять жалоб от колхозников. Он заведует молочносливным пунктом. Обсчитывает колхозников на процентах жирности… Вы спрашиваете, товарищ Медведев, чем мне еще нужно помочь. Не мне — колхозам нужно помочь. Если мы хотим добиться большого подъема в массах колхозников, то надо же в первую очередь коммунистов поднять. Так всегда было в нашей партии — коммунисты шли в авангарде.

— Спасибо за сообщение, — Медведев склонил голову в вежливом полупоклоне. — У нас в плане работ на апрель записано: провести через нашего инструктора обследование работы парторганизации колхоза «Рассвет» и заслушать на бюро отчет секретаря товарища Чайкина. Как видите, и без вас информация к нам поступает. Ваши новости не первой свежести.

— Тем хуже! Чего же вы терпите там такое положение?

— А что прикажете сделать? Снять секретаря? Исключить из партии бывших председателей? Избиение учинить? Кто нам утвердит такое решение?..