Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Андрий. Песенники помогают. В походе особенно…
Баба Галька. Андрий Степанович! За вами чарка. Людям выпить хочется.
Вера. Да, да, не задерживайте. А то одни навеселе будут, а другие еще трезвые.
Стешенко. В агротехнике это называется — неравномерное созревание.
Андрий. А этот меня все агротехникой донимает… Я же вам сказал, товарищи, что мне теперь нельзя водку пить. Половина желудка осталась. Ни соленого нельзя, ни кислого, ни спиртного — одними глазами. Категорически запретил врач употреблять. Разве, говорит, только по большим праздникам, на
Марфа. Не обижайте нас. Чем же наш праздник хуже?
Ариша. Смотри, Андрий! Не буду тебе живот парить.
Андрий. Ишь ты! И сама пьет. Сама пьет, а мне нельзя.
Вера. Ничего, мы придем, попарим. Пей, Андрий Степанович!
Андрий. Что мне с вами делать?.. Ну, ради женщин выпью немножко. Будем здоровы!
Катерина. Закусывайте, Кость Романович!
Стешенко. Пешком ходите? А где ж та машина трофейная, что у фрицев мы отбили?
Кость Романович. У нас, в райкоме. Стоит, выехать нельзя.
Ариша. Грязно в поле?
Кость Романович. Развезло. А на северных склонах еще снег лежит. Если не будет морозов, недели через полторы начнем сеять.
Андрий. Начать — начнем…
Кость Романович. Да кончим когда, хочешь сказать?
Баба Галька. Вот грибы, Кость Романович, соленые. А может, картошки хотите с маслом? Небогатый наш стол, извиняйте. Это если б как раньше мы жили, так было б в этот день и жареное, и пареное, и гусятина, и курятина…
Марфа. Жили, так жили… Помнишь, Андрий Степанович, как вы с Мишей привезли к нам во двор наш заработок — четыре воза пшеницы и воз ячменя? А я все не верила? Ты тогда еще бригадиром был. «Смеетесь вы, говорю, надо мной. Это вы хотите бригадный хлеб на сохранение к нам ссыпать». А потом, как поняла, что наш хлеб, то начала плакать. «Что ж вы, говорю, раньше не сказали? У меня и на горище не подмазано, и в каморе всякого хлама навалено под потолок. Куда его девать, зерно? Посреди двора высыпать?» Дура-баба была, о чем горевала — что некуда хлеб девать…
Стешенко(поднимает чарку). Ну, за все, что было, и за все, что будет! За умерших и за живых! За наших бойцов, которые врага добивают.
Андрий. Добивают… А мы сидим тут, в теплой хате, горилку пьем. Где они сейчас, товарищи наши, идут этой темной ночью? Скоро уже к старой границе подойдут… И ты, Павло, не снял свой гвардейский знак? (Кость Романовичу.) Мне так удачно пришлось — в одной дивизии все время провоевал. Два раза был ранен и опять в свой полк возвращался.
Ариша. Как сойдутся, так и фронт вспоминают. Все про войну, про бои.
Андрий. А ты думаешь, Ариша, это забудется?..
Вера запевает: «Теплый ветер дует, развезло дороги, и на Южном фронте оттепель опять…»
Стешенко(Кость Романовичу). Вот и запели… И песни у них — солдатские…
Кость Романович(Павлу). Чего зажурился, Чумаков? Не довоевал? (Стешенко.)
И нам в партизанские воспоминания удариться, Иван Назарович? Рассказать им про Черный Яр?.. Нет, не надо. Отставить воспоминания!Мусий Петрович(выпивает). Эх, хорошо пошла! Другой раз бывает как-то боком, а на женский день — пошла. (Подкручивает усы, заигрывает с сидящими возле него женщинами, запевает громко и фальшиво: «Ревэ тай стогнэ Днипр широкий». Ему никто не подтягивает.)
Баба Галька. Не трогай его, Верка, это мой кавалер.
Вера. А нехай он вам, с капустой в придачу. Навешал на бороду капусты и лезет целоваться.
Кость Романович(ко всем). Вы думаете, потому они часто фронт вспоминают, что такие уж заядлые вояки? Просто — сдрейфили перед нашими трудностями. (На Андрия.) Полковым завхозом был. Вояка! Небось ни разу и из автомата не выстрелил.
Андрий. Такое мое счастье. На самую проклятую должность угодил. А что вы думаете, покормить вовремя солдат — половина победы.
Павел. Хоть меня не позорьте, товарищ секретарь. Боевую характеристику показать?
Кость Романович. Не надо… Старые характеристики спрячьте на память. Новые будем здесь писать.
Входят Гаша и Нюрка, одетые по-дорожному: Гаша в солдатской шинели, подпоясана ремнем, с кнутом. Нюрка в стеганке и плащ-палатке.
Гаша. Добрый вечер! Приятного аппетита! Нюрка. Здравствуйте! Андрий Степанович тут? Вот вам бумажка от ихнего председателя. Еще сорок центнеров есть у них.
Кость Романович. Чего — сорок центнеров? Где вы были?
Гаша. Да ездили вот с бригадиршей в Глафировку за семенами.
Андрий(Кость Романовичу). Мы им даем ячмень на фураж, тот пригорелый, что спасли тут на пожаре, а у них овес есть лишний. (Гаше и Нюрке). А чего вы так припозднились?
Гаша. Припозднились! Что ж мы — трактором, на третьей скорости ехали, что ли? Коровы молодые, необученные. На них кричишь: «Цоб!» — а они в кручу тянут. Ни руля, ни вожжей в руках. За хвосты тянуть их, подлюк, чи за рога?
Катерина. Раздевайтесь, девчата. Садитесь к столу.
Гаша. А стали подъезжать к мосту, заяц как выскочит из бурьяна, они как хватят в сторону — и дышло поломали, и ярмо, и повозку перевернули до горы колесами. А зерно н'aсыпом в коробе, без мешков. Пригоршнями собирали. Эх, работенка!.. Сказала б, да мужчины мешают.
Вера. Работенка веселая… То и нам предстоит, как выедем пахать на коровах.
Нюрка и Гаша садятся за стол.
Гаша(наливает стопку водки, выпивает). И чего правительство не выпустит такого закона, чтоб баб всех — на фронт, а мужиков — сюда?
Вера. Правильно! Хватит им уже, навоевались. Не мы с тобой, Гаша, в Верховном Совете заседаем, так бы и сделали.