Собрание сочинений. Том 3. Non-fiction
Шрифт:
Вопрос: Прилично ли человеку в четыре года петь «Ален Делон»? (Семья Тарасовых, г. Москва.)
ВБ: Пусть поет…
Вопрос: Считаете ли вы виновными во всех проблемах людей, «скованных одной цепью», или виновны также «гороховые зерна»? (Евгений Т., Прокопьевск Кемеровской обл.)
ВБ: В число «скованных» мы ведь включаем и тех, которые не несут в себе отрицательного заряда. Точно так же гороховые зерна могут быть всякими: спелыми, незрелыми, с гнильцой и без оной. Этот вопрос – вопрос об отношении между двумя поколениями, вот и все. И я не могу однозначно ответить, жизнь ли такова, что растащила их друг от друга, и кто больше виноват. Ведь иногда непонятый отец-ретроград –
Вопрос: Наступит ли время, когда ваши песни станут неактуальными? (С. Лукиных, 20 лет, г. Шадринск.)
ВБ: Песни могут стать неактуальными, если это песни публицистического, точнее сиюминутного плана, так сказать, песни-отклики, а потом, опять же, что понимать под актуальностью? Сейчас Гребенщиков поет старые романсы Вертинского, и многие, не знающие творчества Вертинского, воспринимают это как злободневный отклик товарища БГ. Финское телевидение, скажем, при исполнении романса «Я не знаю почему» дает ему свой подзаголовок «Афган». Пройдут десятилетия, и другой режиссер может поставить в скобках другой подзаголовок, в зависимости от событий века. Будет ли у наших песен такая судьба – не мне судить.
Вопрос: Вносите ли вы какой-нибудь вклад в защиту мира? (О. Щедрая, 19 лет, г. Братск.)
ИК: Все в этом мире тонко взаимосвязано, и горячая борьба за мир иногда может привести к развязыванию войны: «чем наше слово отзовется – нам не дано предугадать». Сейчас в большой моде интеллигенты-пацифисты. Так вот, если войну рассматривать в отрыве от современных реальностей, от того, что она будет термоядерной, бессмысленной, не оставляющей никаких надежд на быстрое и справедливое разрешение вопроса, можно сказать, что иногда, когда вопрос касается внешних или внутренних «быть или не быть», свободы или несвободы, – она необходима. Нам вбили в голову, что существуют отдельно взятые поджигатели войны – тучи разжиревших производителей оружия, обезумевшие опереточные цари со сказочными генералами, – это чушь! Войны возникают в первую очередь по экономическим причинам, в патовых ситуациях, когда противостояние сил неразрешимо, когда социальный прогресс заходит в тупик. Война – такая же печальная и неотъемлемая подробность жизни человечества, как смерть. Как видите, я скорее пессимист, чем оптимист, хотя всецело разделяю убеждение, что искоренение войны является высшей целью человечества.
Корр.: Илья, ряд вопросов адресован непосредственно тебе, и хотелось, чтобы ты для начала обозначил себя в этом мире. Думается, это тем более важно, что специфику свердловского рока выводят из того, что авторы текстов у нас – величины самостоятельные, паритетные по отношению к музыкантам.
ИК: Я работаю в Свердловской торговой палате переводчиком с итальянского. Хотя окончил не иняз, а технический вуз. Кроме итальянского знаю английский, португальский, испанский, чешский, польский. Писать начал в школе. Желание это пришло сразу. Начал работать с «Урфин Джюсом», сделали 25 песен. Первой песней для «Наутилуса» была «Снежная пыль», написанная для новогодней программы Свердловского телевидения. Это было в 1985 году. Как рождаются песни? Из пены морской. Ходишь – думаешь. Сядешь – напишешь. Покажешь Славе. Тот возьмет гитару. Напишет – не напишет, гадаешь. Скорее, не напишет. А если напишет – хорошо ли напишет? Бывают споры, на некоторых вещах по обоюдному согласию ставили крест. Такое случается, к счастью, редко, в одном случае из десяти, как правило, из-за споров по поводу аранжировки. Несогласие с музыкальным решением за всю историю совместной работы было один раз.
Корр.: И песня осталась стихами?
ИК: Нет, ее даже начали играть, но были споры, обиды. Там Слава, по-моему, превысил позволительный интеллигентному человеку предел мелодраматизма.
Вопрос: Считаете ли вы себя поэтом? Есть ли у вас «неозвученные» стихи? Есть ли разница между рок-поэзией и поэзией в нашем обычном понимании слова? (М. Осовский, девятиклассник, г. Саранск.)
ИК: Поэтом себя считаю, иначе бы не писал. «Неозвученные» стихи есть, и озвучивать их не надо, они создавались с совершенно иными задачами. Я их пишу отдельно от текстов песен (отдельно – в психологическом плане: при особом настрое, при особых обстоятельствах
и так далее).Корр.: Эти стихи где-то печатались?
ИК: В первом номере журнала «Урал» за этот год, в экспериментальном номере. Но всерьез я не пробовал стучаться в издательства. Мне это кажется странным – идти куда-то, клянчить: «Напечатайте меня». В рок-поэзии есть, конечно, свои особенности: иные корни, иные традиции, иной образный строй, отличная метроритмика. Это все детали, но их совокупность и создает рок-поэзию. Однако мера специфики такова, что не дает говорить о рок-поэзии как о чем-то, коренным образом отличающемся от поэзии в целом.
Вопрос: У меня создалось мнение, что вы поклонник небезызвестного БГ. У БГ есть чему поучиться, но подражать ему… (А. Воробьев, г. Новокузнецк.)
Вам не кажется, что темы ваших песен мелковаты? Боюсь, что «Наутилус» плавает в «Аквариуме». (В. Подымов, 17 лет, г. Липецк.)
ИК: Да! Кому хочется так думать – пусть так и думает.
Вопрос: Пишу второй раз. Хочу принести извинения И. Кормильцеву и «Н. П.» за свои слова о заимствовании. Недавно ЦТ транслировало новую песню «Я хочу быть с тобой!» Ничего подобного я никогда не слышал. С превеликим удовольствием констатирую, что я ошибался! (А. Воробьев, г. Новокузнецк.)
В ваших песнях иногда можно услышать жаргонные слова и выражения. А как вы сами относитесь к жаргону? Часто ли употребляете в своей речи? (Кожатовы, г. Ивдель Свердловской обл.)
ИК: С кем говоришь – так и говоришь. В соответствующей среде иногда удобнее пользоваться жаргоном в силу конвенции, взаимопонимания. А в песнях, если бы мы писали о быте современной молодежи, жаргон был бы оправдан. У нас же сюжеты достаточно абстрактны. Там жаргон ни к чему, хотя в принципе ничего страшного в жаргоне нет. Вообще ничего страшного нет ни в одном слове. Страшной может быть жизнь, стоящая за словом, но не само слово.
Корр.: Когда ты встречаешься с человеком, речь которого ограничена лишь жаргоном…
ИК: Так это же хорошо! Сразу понимаешь, чего такой человек стоит. Страшнее, когда лексика ограничена литературно- или научноподобными фразами, когда человек начинает прикрываться выражениями типа: «Мы у себя последовательно осуществляем взятый курс на демократизацию норм общественной жизни…»
Вопрос: Ставите ли вы целью своего творчества привлечение молодежи к размышлению или вы работаете на чувства людей? (P. Дисбар, г. Свердловск.)
ИК: Мы живем в самом сердце нации, которую никто по степени метафизичности не превзошел. У нас бывает только да – нет, черное – белое, чувства – разум. Если есть разум – нет чувств, если есть чувства – нет разума. Если рабочий, то не крестьянин, если крестьянин, то не рабочий. И это в государстве, которое исповедует диалектическую философию. Я пишу стихи. Есть содержание, которое воздействует на разум, и есть эмоциональное поле, которое воздействует на чувства.
Вопрос: Нужно ли начинать сочинение песен на английском языке для выхода на международную арену? (А. Байков, студент, г. Куйбышев.)
ИК: Если просто переводить на английский язык уже готовые тексты, думаю, это будет еще непонятнее для западного слушателя, чем звучание на чистом русском. Почему? В силу нашей культуры намеков, культуры эзопова языка. В силу иного устройства и организации материала. В силу иного мировосприятия. Если писать по-английски о каких-то третьих проблемах, независимых, назовем их так, я не очень представляю, что это за проблемы. К тому же здесь есть реальная опасность раствориться в космополитизме в самом дурном смысле и потерять полностью свое лицо. Я бы с такой легкостью и уверенностью, как это делает Борис Гребенщиков, не взялся написать песню на английском. Здесь есть определенная доля недомыслия: утверждаться на рынке, не зная, что этому рынку сказать. Может быть «зажатость» рамками родного языка. Невозможность интегрироваться с мировой масс-культурой нас еще сохраняет, делает самобытными, определяет положительные качества нашей музыки для того же западного слушателя. Козьму Пруткова можно перевести на какой-нибудь язык? Конечно, можно. Слово в слово. Станет он понятным англичанину или французу? Да никогда в жизни!