Собрание сочинений. Том 3

И он делился под общий смех и одобрение затаенной мечтой:

— Очень мне хочется самому какое-нибудь общество основать.

— Давайте! — кричит Адорин. — Давайте создадим общество «Друзей пустыни». Фельдшер — замечательный малый.

— Адорин, да вы же милый, милый, откуда вы такой взялись? — лепечет Елена.

И он вспоминает, что ей его предложение особенно дорого и приятно, и, радуясь, что он сделал его, и еще тому, что сделал непринужденно, без тайного умысла ей угодить, он вынимает блокнот и строчит протокол оргсобрания.

— Ну как, впору? — спрашивает Хилков Ключаренкова.

Ключаренков глазами показывает, что да, и косится на женщин, но те в удивительной простоте глядят на него и сами кричат:

— И нам все в пору. Замечательно! С вашей легкой руки.

«Проста, удивительно проста и этим-то в сущности только и хороша жизнь», — думается Адорину.

— И все-таки, что же такое пустыня? — говорит он. — Вот мы образовали новое общество, а что ж такое пустыня? Вот мы опустили письма в почтовый ящик, отсюда за триста верст первый цивилизованный город, но московские новости мы узнали, однако, тотчас же, завтра ожидается караван из Хивы, а послезавтра — из Ашхабада. В полдень завтра будет парад комсомольцев, охотников за утильсырьем, и общее собрание пайщиков кооператива Юсуп-кую. Тут прохождение новостей расписано, как прохождение поездов. Не грех вспомнить, что академик Ферсман несколько лет назад обнаружил, проходя Кара-Кумы, что в них живет не меньше ста тысяч людей. Двадцать три процента среди них сифилитики, столько же, если не больше, трахоматиков, они умирают здесь от чесотки, от малярии, но они сильнее, чем земледельцы, выносливее и даже более, чем они, красивы. Александр Платонович проводит тут искусственную реку. Максимов намерен пробуравить всю пустыню дырками колодцев, но третьего дня охотник Овез долго плакал у нашего костра оттого, что за день не убил ни одной змеи, а у него договор с Туркменгосторгом на триста штук, и уже получен аванс, и близок срок сдачи. Товарищ Итыбай-Госторг, погубитель кочевых кулаков, бурею носится по пескам, контрактуя шерсть и продавая мыло и бензин, и пустыня не мешает ему, она дает каракуль, она нужна. Что же такое пустыня? Ужас ли, бедствие, или просто «условие жизни», к которому нам трудно привыкнуть и на которое жалуемся только мы, заезжие люди. Но вот, смотрите, вот существует амбулатория, и пустыни нет, комсомольцы собирают утильсырье, и пустыни нет. Завтра мы примем ванну и выслушаем концерт, — где же пустыня? Вот эти пески и солнце? Но они нужны, чтобы завивать овечью шерсть и давать змей для экспорта…

— Это же ерунда, — говорит Манасеин, — ну, поболтайте на радостях, поболтайте… Сегодня последний день нашей возни с наводнением. Сегодня напишем все донесения и двинем через пустыню на север, — начнем работать над переводом Аму в Каспий.

— Я хочу сказать, — говорит Адорин, — что здесь одного не хватает — темпов. Здесь люди живут медленно. Надо заставить их жить быстрее, вот и все. И сделать это можно только средствами самых технически идеальных сил. Что такое каналы или колодцы? Каналы в Египте не ускорили, не усложнили жизни феллаха ни на секунду. Вы знаете, я не верю сейчас строительствам, которым нужны десять или пятнадцать лет. Я не верю им именно здесь. Что такое пустыня? Область, где есть нужда в применении максимально эффектной энергии. Надо искать более быстрые темпы в наиболее совершенных машинах, наиболее рациональных проектах. Надо выдумывать каждый раз, когда приходится повторять даже самые простые движения.

Входят, занося на плечах ночь, милиционер Саят и техник Максимов.

6

На отряд Итыбая-Госторга возложил Манасеин задачи своего арьергарда, — Итыбай снимал людей отовсюду, где они были, и подбирал заблудившихся. Куллук Ходжаев, отбив тело Февзи, вернулся в Ильджик за людским пополнением из мобилизованных горожан, и оставшийся один у берегов озера Максимов примкнул к Итыбаю. Позднее им передали Илию, так как никто, кроме Итыбая, не смог бы вернее его уберечь и доставить.

Они шли рядом с потоком. Пески звучно сосали воду. Как черви в падали, шевелились в теплом иле безыменные семена и, набухнув, повсюду вылезали ростками. Вырванные в ауле, деревья приподнимались с земли свежими побегами. Сытый, мрачный запах тления стоял кругом. В опавшей воде гнили трупы людей и животных. Мухи, которых здесь никогда не было, ползали тучами по обильной пище, даже не взлетая перед человеком, а только неловко и недовольно подпрыгивая.

Пользуясь тем, что работы не было, Максимов записывал все свои наблюдения над водой и колодцами.

Старый глашатай рассказал о колодцах то, чего никто не заметил: что многие из них заброшены и зарыты своими хозяевами, и их не открывают политически, из боязни нарушить право чужой собственности и нажить врагов. Что есть колодцы, заваленные трупами басмачей, и колодцы с трупами красных; их обходят стороною, потому что могила не должна быть осквернена прикосновениями. И еще узнал Максимов, что в песках есть уважаемые мазары — могилы праведных людей, — и в тех долинах идут дожди чаще, чем по соседству, и что, если бы было больше праведников, было бы больше воды.

Каждый встречный колодец Максимов исследовал и заносил себе в книжки; пятеро милиционеров помогали ему приводить воду в порядок с воодушевлением и энтузиазмом прямо непонятными.

— Если бы мне пришлось строить каналы, я бы набрал себе одних только милиционеров, — говорил Максимов Итыбаю.

В день сбора на Юсуп-Кую отряд их насчитывал уже двенадцать человек, среди которых был охотник на змей Овез, базарный глашатай и трое сирот-подростков.

На короткой дневке Максимов сел за дневник, а глашатай подошел к Илие с почтительными и надоедливыми вопросами. Тема была одна — вода и погода.

— Отчего идет дождь, Илиа? — спрашивал старик. — Или нет, ты так мне скажи, почему там, где говорящая палка, дождь бывает чаще, чем там, где ее нет? Вот в Мооре поставили палку радио, и дождь стал итти каждую пятницу, а до того дождя не было… Ты ответь мне, Илиа.

Максимов писал очень важное — цифры потерь в наводнении, но оставил и вслушался.

Овез, охотник, подтвердил сказанное.

— У нас в Ашхабаде то же самое, — сказал он. — Как не было радио, было мало дождей.

Максимов бросил рапорт и сел за эту новую головоломку, уверенный, что найдет для всякого суеверия его простую физическую формулу. Он выписал сначала все априорные мысли, все физические предложения, все электромагнитные формулы, все проблематические суждения.

Итыбай торопил его продолжать путь, чтобы засветло успеть быть у Юсуп-Кую, но Максимов медлил. Все были в сборе и ждали его одного. Итыбай ходил взад и вперед, качая головой в лад своим мыслям.

Он насчитывал гибель ста тысяч овец и двух тысяч людей. Пастбища залиты, колодцы тоже, стада сгрудились у холмов Чили, и, если не доставят кормов, все, что уцелело от воды, подохнет с голоду. Вода его мало интересовала. Корм — вот что еще могло спасти стада. Через месяц настанут влажные ночи, нужда в воде будет ослаблена, но вот корм, корм… Он бы не посылал инженеров делать воду, а посылал бы сеять траву, которая живет на песках.

Через час он ушел вперед, чтобы, не заходя на Юсуп-Кую, прямиком держать путь к холмам Чеммерли.

Максимов остался с милиционером у колодца. Двое суток лежал он на листе бумаги, расчерчивая ее с беспокойством и бешенством. Милиционер, бродяга по своей службе, повествовал ему о всех колодцах округа, о всех базарах, присовокупляя к описанию мест пересказ лучших событий, прошедших за последние годы.

Двое суток валялись они в мучительном творческом бодрствовании. Милиционер выдавал технику Кара-Кумы, а техник искал и комбинировал воодушевившие его формулы.

Он думал: дождь образуется, как известно, при охлаждении влажного нагретого воздуха, поднимающегося в верхние слои атмосферы. Чтобы столб воздуха подняло вверх, он должен быть легче окружающей его атмосферы. Достигнуть этого возможно согреванием воздуха водяными парами. Поднявшись вверх, влажный воздух, путем охлаждения, превращается в дождевые облака, и там, где нет восходящих потоков, там не образуется облаков и почти не бывает дождя.

Дожди охотно идут в океанах над подводными рифами, и мореплавателю висящее над океаном низкое дождевое облако является маяком, знаком опасного места. Воздух над рифами теплее, чем рядом, и обращается в восходящий поток, а от него собираются облака, и может быть дождь.