Собрание сочинений. Том 46 часть 1

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

ГЛАВА XIV: О ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЕ

[III—5] Вот главнейшие положения Бастиа.

1) Все люди стремятся к постоянству дохода, к fixed revenue .

{Бастиа приводит чисто французский пример: каждый человек стремится стать чиновником или сделать чиновником своего сына (см. книгу Бастиа, стр. 371).}

Заработная плата является постоянной формой вознаграждения за труд (стр. 376) и поэтому представляет собой весьма усовершенствованную форму ассоциации, в первоначальной форме .которой господствует элемент «случайности», поскольку здесь «все члены ассоциации подвержены всем случайностям, связанным с тем или иным предприятием» [стр. 380].

{«Если капитал берет риск на себя, то вознаграждение за труд фиксируется под названием заработной платы. Если же все хорошие и дурные последствия какого-нибудь предприятия хочет взять на себя труд, тогда вознаграждение капитала обособляется и фиксируется под названием процента» (стр. 382; дальнейшие рассуждения на эту тему см. на стр. 382 — 383).}

Однако, продолжает Бастиа, если первоначально в положении работника господствовал элемент случайности, то и при системе наемного труда стабильность его положения еще недостаточно обеспечена. Система наемного труда представляет собой

«промежуточную ступень между случайностью и стабильностью» [стр. 384].

Ступень стабильности достигается путем

«сбережений в те дни, когда у рабочего есть работа, для того чтобы иметь чем удовлетворить свои потребности в старости или во время болезни» (стр. 388).

Эта последняя ступень получает свое развитие при помощи «обществ взаимопомощи» (там же) и, наконец, при помощи «пенсионной кассы рабочих» (стр. 393).

(Подобно тому, как человек исходил у Бастиа из потребности стать чиновником, так он заканчивает свой жизненный путь, преисполненный удовлетворения тем, что он получает пенсию.)

К пункту 1-му. Даже если бы все сказанное у Бастиа относительно постоянства заработной платы было правильно, подведение заработной платы под категорию «постоянных доходов» еще ничего не дало бы нам для познания своеобразного характера заработной платы, ее характерной определенности. Здесь был бы отмечен только один из аспектов заработной платы, общий для нее и для других источников дохода, — и ничего больше. Конечно, это давало бы уже кое-что для адвоката, стремящегося защищать преимущества системы наемного труда. Но экономисту, стремящемуся понять своеобразие этого отношения во всем его объеме, это еще не давало бы ничего. Фиксировать некоторое одностороннее определение какого-нибудь отношения, какой-нибудь экономической формы и воспевать ему панегирики в противовес противоположному определению — этот заурядный адвокатский и апологетический прием весьма характерен для резонера Бастиа.

Итак, нам предлагается вместо «заработной платы» поставить слова «постоянство дохода». Разве постоянство дохода не есть нечто хорошее? Разве всякий человек не любит рассчитывать на нечто определенное? И особенно всякий мещански ограниченный француз с его мелкими чувствами и стремлениями, этот человек, всегда в чем-то нуждающийся? Точно таким же способом защищалось и крепостничество — и, быть может, с большим правом.

Между тем можно было бы утверждать — и действительно утверждалось — как раз обратное. Можно поставить знак равенства между заработной платой и непостоянством в смысле продвижения вперед дальше определенного пункта. Кто не любит продвигаться дальше, вместо того чтобы стоять на месте? Поэтому разве плохо такое отношение, которое дает шансы на возможность прогресса до бесконечности в смысле буржуазного благополучия? Вполне естественно, что у самого Бастиа система наемного труда выступает в другом месте как некое непостоянство. Только благодаря непостоянству, благодаря переменам в положении рабочего, рабочий может перестать быть наемным рабочим и превратиться в капиталиста, как этого хочет Бастиа.

Итак, наемный труд хорош потому, что он есть постоянство; он хорош потому, что он есть непостоянство; он хорош потому, что он не есть ни то, ни другое в отдельности, а есть и то и другое в одинаковой мере. Какое же отношение не окажется хорошим, если свести его к одному одностороннему определению и это определение рассматривать как нечто положительное, а не как нечто отрицательное? На такого рода абстракции покоится всякая рефлектирующая болтовня, шарахающаяся то в одну, то в другую сторону, всякая апологетика, всякая благонамеренная софистика.

После этого общего предварительного замечания перейдем к действительному построению Бастиа.

(Заметим лишь еще мимоходом, что упоминаемый у Бастиа [на стр. 378—379] издольщик из департамента Ланды — бедняга, соединяющий в себе несчастья наемного работника с превратностями судьбы мелкого капиталиста, — действительно мог бы почувствовать себя счастливым, если бы его перевели на постоянную оплату.)

Прудоновская «описательная и философская история» едва ли может равняться с «описательной и философской историей» противника Прудона — Бастиа. Согласно Бастиа, на смену первоначальной форме ассоциации, в которой все члены ассоциации одинаково несут последствия всех случайностей, приходит, как более высокая и достигнутая по добровольному соглашению обеих сторон, [III—6] та ступень ассоциации, на которой вознаграждение рабочего фиксировано. Мы уже не будем задерживать здесь внимание на той гениальной мысли, которая сначала предполагает существование, с одной стороны, капиталиста, с другой — рабочего, чтобы лишь после этого, по договоренности между ними, постулировать возникновение отношения между капиталом и наемным трудом.

Та форма ассоциации, в которой рабочий подвержен всяким случайностям при получении доходов, в которой все производители одинаково зависят от случая и которая, подобно тому как тезис предшествует антитезису, непосредственно предшествует наемному труду, при котором вознаграждение за труд приобретает постоянство, становится стабильным, — эта форма представляет собой, по мнению Бастиа, такое состояние общества, при котором господствующими формами производства и общения являются рыболовство, охота и пастушество. Сначала бродячий рыбак, охотник, пастух, затем — наемный рабочий. Где и когда имел место этот исторический переход из полудикого состояния в современное? В лучшем случае — в «Charivari» .

В действительной истории наемный труд возникает из разложения рабства и крепостничества или из разрушения общинной собственности, как это было у восточных и славянских народов, — а в своей адекватной, составляющей эпоху форме, охватывающей все общественное бытие труда, он возникает из гибели цехового хозяйства, сословного строя, натурального труда и натурального дохода, из промышленности, являвшейся побочной отраслью сельского хозяйства, из феодального мелкого сельского хозяйства и т. д. Во всех этих действительно исторических переходах наемный труд выступает как разложение, как уничтожение таких отношений, при которых труд был фиксирован во всех своих моментах: по получаемому им доходу, по своему содержанию, по месту выполнения, по своему объему и т. д. Таким образом, наемный труд выступает кап отрицание постоянства труда и его вознаграждения. Непосредственный переход от фетиша африканца к «верховному существу» Вольтера или от охотничьего снаряжения североамериканского дикаря к капиталу Английского банка не так нелеп и антиисторичен, как переход от фигурирующего у Бастиа рыбака к наемному рабочему.

(Кроме того, во всех этих процессах развития нет и намека на изменения, происшедшие добровольно, по взаимному соглашению.)

Этой исторической конструкции, в которой Бастиа свою плоскую абстракцию ложно представляет себе в форме действительного события, достойным образом соответствует заключительное положение Бастиа, в котором английские общества взаимопомощи и сберегательные кассы выступают как последнее слово системы наемного труда и как разрешение всех социальных антиномий.

Итак, в действительной истории характерной чертой наемного труда является непостоянство, т. е. нечто прямо противоположное построению Бастиа. Но каким образом он вообще пришел к конструированию постоянства как всекомпенсирую-щего определения наемного труда? И каким образом пришел он к попытке исторически представить определяемый в этом смысле наемный труд как более высокую форму вознаграждения труда, его вознаграждения в других формах общества или ассоциации?

Все экономисты, когда они говорят о существующем отношении между капиталом и наемным трудом, между прибылью и заработной платой и доказывают рабочему, что он не имеет права претендовать на участие в шансах прибыли, — вообще когда они хотят успокоить рабочего насчет его подчиненной роли по отношению к капиталисту, — всегда указывают рабочему на то, что ему в противоположность капиталисту обеспечено известное постоянство дохода, более или менее независимое от крупного риска капитала. Совершенно так же ДонКихот утешал Санчо Пансу, говоря, что хотя ему и достаются все побои, но зато ему и не нужно быть храбрым. Таким образом, то определение, которое экономисты приписывают заработной плате в противоположность прибыли, Бастиа превращает в определение наемного труда в противоположность прежним формам труда и рассматривает его как шаг вперед по сравнению с вознаграждением труда при этих прежних отношениях. Банальность, подсовываемая в существующее отношение и служащая для утешения одной его стороны и ее примирения с другой стороной, вытаскивается г-ном Бастиа из этого отношения и преподносится как историческая основа для возникновения самого этого отношения.