Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
— Неприятно слушать, черт побери! — приглушенно ругнулся Александр. — Пятно на весь завод кладет…
Георгий Коростелев, ездивший весной по делам Совета в Челябинск, рассказывал во время короткого перерыва Джангильдину:
— Казачье там кондовое. Дома полутораэтажные, под железом, из таких бревен срублены — двести лет простоят. А меж домами — стены каменные: не только вору перелезть, горящая головня при любом ветре не перелетит. Чихать они хотели на демократию. Земля черноземная, сосняки мачтовые, озера от рыбы кипят. Да еще у казачьего войска золотоносные площади в Миасе и в Кочкаре под Челябинском. Руды всякие. В
Алибий Джангильдин приехал из Тургая на съезд, но выступать не собирался, а слушал выступавших предателей так, будто в самом деле мотал на ус, и все его обветренно-загорелое лицо дышало открытой непримиримостью.
— О столкновениях в Троицке у нас в Тургае известно, а вот такие черносотенные настроения на заводах для меня новость. Это только на Белорецком? — удивлялся он.
— На Ижевском мастера орудуют еще крепче, и эсеров там полно.
— Рабочая аристократия, как на Западе. — Джангильдин едко усмехнулся и притих: пробравшись между рядами и вызвав недовольные нарекания делегатов, Лешка Хлуденев подал Александру Коростелеву газету.
Пока Александр развертывал ее, Лешка втиснулся меж кресел на полу. Когда он поглядел на Коростелева снизу добрыми глазами в больших белых ресницах, то на его еще мальчишеском лице выразилась такая отчаянная решимость, такая готовность к действию, что именно это выражение связного и привлекло внимание Алибия. Он протянул цепкую смуглую руку — первым перехватил от Александра газету. Выступления ораторов сразу отошли на задний план.
В «Свободном слове солдата» под заголовком «Чудовищные призывы» сообщалось о воззвании Ленина — «К делу». В истолковании московского «Социал-демократа» это выглядело так: «Под ружье, наши боевые товарищи!» — «Что это? — спрашивала оренбургская газета. — Призыв к восстанию? Надо думать — нет, и сами большевики будут отрицать это. Но именно так поймут Ленина и большевиков тысячи рабочих, хулиганы, погромщики — все темные силы. Мы призываем рабочих и солдат отнестись к этим призывам с осуждением. Не забывайте, что опыт, к которому зовет Ленин, обошелся французскому пролетариату в 1871 году в сто сорок тысяч жизней».
— Именно этот опыт нами будет учтен, — тихо сказал Кичигин, оторвавшись от газеты.
Очередной оратор на трибуне сообщил о наказе, принятом Временным правительством для делегата на Парижскую конференцию меньшевика М. И. Скобелева. «Непременное условие мира: вывод германских войск из областей России».
— Перед нами грозный призрак голода, — говорил оратор. — Всероссийское продовольственное совещание в Москве раскрыло ужасающую картину. Кроваво-огненный циклон, три года опустошавший все страны, надломил не только наше, но и мировое хозяйство. Недостаток питания в Германии так велик, что за последнее время там часто рождаются дети без волос, бровей и ногтей.
— Ребятишки, по-моему, всегда родятся без бровей и волос, — заметил Лешка.
— По-твоему? — Георгий ласково потрепал белые Лешкины вихры. — Сиди уж, не рыпайся!
— А будем? — Лешка кивнул на газету. — Будем?.. Рыпаться?..
— Всенепременно, — вспомнив словечко Ленина, заверил Александр. — Иначе нельзя. И пусть они не сваливают рабочих в одну кучу с хулиганами и погромщиками. Не пройдет у них этот номер.
По ночам уже схватывало землю крепкими заморозками, а днем раскисало. И
такие серо-сизые тучи наплывали, громоздясь над городом, что горожан, выбитых из жизненной колеи, еще сильнее томило беспокойство. Вот одна почти черная громада, широко распластав крылья, снова надвинулась из степей, нависла, как хищная птица, над потемневшими улицами, заглядывая в каждый двор, в каждый дом.— Не бывает в эту пору грозовых туч. Что это, господи? — говорили прохожие; верующие при этом крестились и прибавляли шагу, спеша укрыться от небесного знамения, предвещавшего недоброе.
Но азартные политики, чуждые суеверий, как всегда, собирались в скверах и на бойких перекрестках у афиш, обсуждали подробности новых событий. Разносчики, размахивая газетами, кричали о грандиозном скандале, устроенном большевиками на заседании Совета депутатов: «Такого скандала не было в Оренбурге с начала двадцатого века!»
— Мы тебя ждали всю ночь. Мама ужасно беспокоилась! — говорила брату Лиза Коростелева. Захватив сшитое для заказчицы платье, она забежала в партком и застала Александра, когда он крепко спал на большом канцелярском столе. — Ну, что ты лежишь так? Даже смотреть тяжело!
— Как покойник, да? — хрипловатым спросонья голосом спросил Александр, опустил ноги в аккуратных сапогах, потер ладонями лицо и, потянув за собой пальто (шапка была в изголовье), встал перед сестрой. — Понимаешь, заседание затянулось до четырех утра. Цвиллинга отпустили раньше закончить статью для газеты; он сегодня уезжает в Петроград. А я зашел сюда, чтобы передать ему еще кое-что по телефону, да так разморило в тепле — лег и сразу уснул. На столе потому, что тут, на Хлебной площади, крыс полно, заскакивают ночью и к нам.
— Что вы так долго обсуждали? — строго спросила Лиза. Она знала, что в купеческих подвалах всякой нечисти довольно, и слова о крысах пропустила мимо ушей. — Сегодня по всему городу расклеили приказы… Запрещаются митинги, собрания, а заодно орлянка. Это у них называется «групповые развлечения».
— Кем подписано? — быстро спросил Александр, расправляя на плечах надетое пальто и счищая с полы приставшие соринки.
— Губернским комиссаром…
— Эсер Архангельский!
— Да, потом городским головой Барановским, председателем комитета общественной безопасности, а еще — подумать только! — атаманом Дутовым!
— Что же тут думать? Приказ прямо от его имени, остальные — сбоку припека.
— Никто не принимал этого всерьез. Пока я бежала сюда, чего только не наслушалась. Сборища образуются везде. Больше всего говорят о том, что казаки захватили власть и установили диктатуру атамана Дутова. По приказу-то похоже на правду!..
— Я провожу тебя по пути в редакцию, а оттуда зайду к Цвиллингу. Нам обязательно надо увидеться перед его отъездом.
— Жалко, что уезжает. Да?
— Не то слово! После съезда Советов он должен вернуться обратно, но время такое — могут послать и в другой город.
— Виринею Сивожелезову вы тоже в «Пролетарий» взяли?
— Нет, она пока в «Заре» работает, там у нее квартирка. У нас-то еще ничего нет.
На слегка побеленных снегом грязных улицах, затемненных нависшими тучами, метались горожане, то и дело собирались в группы и вдруг разбегались в стороны.
— Слушаются все-таки приказа-то, боятся! — заметил Александр, наклонясь к розовому от холода уху сестры и взяв ее под руку.