Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:

Бинген, 31 мая.

Д-р Карл Маркс

ЗАЯВЛЕНИЕ

Редакция «Neue Rheinische Zeitung» считает себя обязанной сообщить своим корреспондентам и публике, что она не имеет ничего общего с газеткой, выходящей в Кёльне под названием «Westdeutsche Zeitung»[355]. Нижеподписавшаяся редакция оставляет за собой право сообщить особо о том, когда и где будет снова выходить «Neue Rheinische Zeitung».

Редакция «Neue Rheinische Zeitung» Карл Маркс. Эрнст Дронке. Фридрих Энгельс. Ф. Фрейлиграт Георг Веерт Ф. Вольф. В. Вольф

Написано К. Марксом 31 мая 1849 г.

Печатается по рукописи

Заявление напечатано в «Neue Deutsche Zeitung» №№ 129 и 133; 2 и 7 uюня 1849 г.; во втором выпуске «Neue Kolnische Zeitung» № 126, 3 июня 1849 г.

Перевод с немецкого

Ф.

ЭНГЕЛЬС

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ВОССТАНИЕ В ПФАЛЬЦЕ И БАДЕНЕ [356]

Кайзерслаутерн, 2 июня. Контрреволюционные немецкие газеты всячески стараются очернить революцию в Пфальце и Бадене. Они не стыдятся утверждать, будто цель всего восстания сводится к тому, чтобы «предать французам» Пфальц, Баден и косвенно всю Германию. Таким путем они стремятся воскресить старую контрреволюционную ненависть к французам, ведущую свое начало с так называемого доброго старого времени, рассчитывая, что это позволит им оттолкнуть от нас наших немецких братьев в Северной и Восточной Германии. Но почему-то как раз те самые грязные, лживые газетки, которые упрекают Пфальц и Баден в том, что они продались Франции, приветствуют русское вторжение в Венгрию, прохождение русских войск через Пруссию и даже новый Священный союз между Россией, Австрией и Пруссией. Сошлемся в доказательство только на одну из этих газет — на «Kolnische Zeitung».

Итак, если для подавления венгерской свободы русские вступают на немецкую, на прусскую землю, — это не государственная измена! Если прусский король заключает союз с хорватами и русскими, чтобы растоптать копытами казацких лошадей последние остатки немецкой свободы, — это не государственная измена! Если все мы, если вся Германия от Немана до Альп предана и продана трусливыми деспотами русскому царю — это не государственная измена! Но вот если Пфальц пользуется симпатиями французского и в особенности эльзасского народа, если он не отворачивается с глупым самодовольством от выражения этого сочувствия, если он посылает в Париж людей для ознакомления с настроением во Франции, с предстоящим новым поворотом в политике Французской республики[357] — это, конечно, измена отечеству, это государственная измена, это означает продать Германию Франции, «наследственному врагу», «врагу империи»! Так рассуждают контрреволюционные газеты.

Да, почтенные господа «божьей милостью», Пфальц и Баден действовали именно так, и они нисколько не стыдятся своих действий. Да, если это — государственная измена, то все население Пфальца и Бадена состоит из двух с половиной миллионов государственных преступников. Поистине, не для того народ Пфальца и Бадена совершил революцию, чтобы в предстоящей великой борьбе между свободным Западом и деспотическим Востоком стать на сторону деспотов. Народ Пфальца, как и народ Бадена, совершил свою революцию, потому что он не хочет быть соучастником гнусного удушения свободы, которым так позорно запятнали себя за последние месяцы Австрия, Пруссия и Бавария, потому что он не позволил превратить и себя в орудие порабощения своих братьев. Армия Пфальца и Бадена безоговорочно примкнула к движению; она отказалась от своей присяги вероломным государям и перешла, как один человек, на сторону народа. Ни граждане, ни солдаты не желают сражаться против свободы вместе с хорватами и казаками. Если деспотам из Ольмюца, Берлина и Мюнхена еще удастся найти солдат, павших так низко, что они готовы поставить себя на одну доску с башкирами, пандурами, хорватами и тому подобным разбойничьим сбродом и сражаться под одним знаменем с этими ордами варваров, — тем хуже. Как нам это ни больно, мы будем смотреть на этих наемников не как на наших немецких братьев, а как на казаков и башкир, и нам нет дела до того, что во главе их стоит предатель — бывший имперский военный министр[358].

Да и вообще смешно говорить о «государственной измене» и прочих обвинениях, напоминающих травлю демагогов, в настоящий момент, когда европейская война, народная война, стучится в дверь. Через несколько недель, быть может ужо через несколько дней, армии республиканского Запада и порабощенного Востока столкнутся друг с другом на немецкой земле в решающем бою. Германию — вот до чего довели ее государи и буржуазия! — Германию даже не спросят, согласна ли она на это. Германия не будет активно участвовать в войне, война обрушится на нее помимо ее воли, без возможности сопротивления с ее стороны. Таково почетное положение Германии в предстоящей европейской войне, благодаря мартовским правителям, мартовским палатам и не в меньшей степени благодаря мартовскому Национальному собранию. О немецких интересах, о немецкой свободе, немецком единстве, немецком благосостоянии не может быть и речи, когда вопрос стоит о свободе или угнетении, о счастье или несчастье всей Европы. Здесь кончаются все национальные вопросы, здесь существует только один вопрос! Хотите ли вы быть свободными или хотите быть под пятой России? А контрреволюционные газеты еще толкуют о какой-то «государственной измене», как будто Германию, которая скоро будет превращена в пассивную арену борьбы двух армий, еще можно каким-то образом предать! Бесспорно, в прошлом году дело обстояло иначе. В прошлом году немцы могли начать борьбу против русского гнета, они могли освободить поляков и

перенести таким образом войну на русскую территорию, воевать за счет России. Но теперь, благодаря нашему государю, война будет вестись на нашей земле и за наги счет, теперь дело обстоит так, что европейская освободительная война явится в то нее время для Германии гражданской войной, в которой немцы будут драться против немцев.

Вот чем мы обязаны предательству наших государей и дряблости наших народных представителей, и если что можно назвать государственной изменой, так именно это! Короче — в великой освободительной войне, распространяющейся по всей Европе, Пфальц и Баден будут на стороне свободы против рабства, на стороне революции против контрреволюции, на стороне народа против государей, на стороне революционной Франции, Венгрии и Германии против абсолютистской России, Австрии, Пруссии и Баварии. И если господам «нытикам» угодно называть это государственной изменой, то во всем Пфальце и во всем Бадене никому нет дела до их воплей.

Написано Ф. Энгельсом 2 июня 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «Во1е fur Stadt und Land» № 110, 3 июня 1849 г.

Перевод с немецкого

К. МАРКС 13 ИЮНЯ

Париж, 21 июня

Вы достаточно хорошо знаете население Парижа, чтобы a priori {заранее. Ред.} считать пресловутое обвинение в трусости смехотворным. Тем не менее я понимаю, что события 13 июня кажутся совершенно необъяснимыми, особенно в Германии, и должны давать повод для всевозможных недоброжелательных кривотолков.

Главным действующим лицом 13 июня был не народ, а «Гора»[359]. Впрочем, за спиной «Горы» в свою очередь стоял тайный комитет[360], который толкал ее вперед и в той или иной степени заставлял Ледрю-Роллена играть эту главную роль.

Главной ошибкой «Горы» была ее уверенность в победе. Она до такой степени была проникнута этой уверенностью, что надеялась добиться всего с помощью мирной демонстрации. Тем самым она предоставила правительству возможность одержать победу над ней, не вступая с ней в бой. Процессия, которая проходила от Шато д'О через бульвары, была совершенно безоружной. Правительство, со своей стороны, полностью осведомленное через шпионов обо всех деталях, отдало секретный приказ национальной гвардии, венсеннским стрелкам и другим воинским частям незаметно занять все важные пункты. Процессия была в полном смысле слова окружена, и даже в том случае, если бы она была вооружена, она не смогла бы оказать никакого сопротивления. А ведь она была безоружной! Шангарнье, который заранее принял все необходимые меры, оказался настолько умен, что не отдал приказа бить сигнал тревоги.

Как по мановению жезла, все решающие пункты сразу оказались заняты войсками. Отсюда вам должно быть ясно, что безоружная толпа рассеялась в разные стороны в поисках оружия; но и склады оружия, приготовленные на случай восстания, были уже захвачены правительством и находились под охраной войск. Таким образом, восстание было предупреждено с помощью хитрости. — Вот и весь секрет этого неслыханного в истории французской революции дня. Возможно, вы читали в немецких газетах о баррикадах, которые были взяты без труда. Эти баррикады состояли всего-навсего из нескольких стульев, которые были брошены на улицу, чтобы на мгновенье преградить путь кавалерии, рубившей саблями безоружных людей.

Были и некоторые другие обстоятельства, сделавшие неизбежным позорный исход 13 июня.

В тот самый момент, когда в Консерватории искусств[361] Ледрю-Роллен и его единомышленники были заняты тем, что конституировались в качестве временного правительства, тайный социалистический комитет занимался этим же делом. Он хотел провозгласить себя Коммуной. Таким образом, еще до свержения существующей власти восстание уже распалось на два лагеря, и, что особенно важно: народная партия не была партией «Горы». Один этот факт сам по себе многое вам разъяснит. Тайный комитет хотел начать восстание еще за несколько дней до этого, выступив ночью. Таким образом правительство было бы застигнуто врасплох. Однако «Гора» и находившиеся в союзе с ней «друзья конституции» (партия «National»)[362] воспротивились этому. Они сами хотели взять инициативу в свои руки. Выступление Ледрю-Роллена в палате[363] должно было служить залогом того, что «Гора» решилась на серьезные действия. Так, с одной стороны, была сломлена активная сила, которая побуждала к немедленным действиям, и подготовлена мирная демонстрация. С другой стороны, народ, увидев, что Ледрю-Роллен столь явно скомпрометировал себя в Национальном собрании, решил, что у Ледрю-Роллена имеются огромные связи в армии, а также глубоко продуманный и далеко идущий план и т. п. Как же, должно быть, был удивлен народ, когда обнаружилось, что могущество Ледрю-Роллена было лишь иллюзией, а меры предосторожности и наступательные действия были предприняты только правительством. Вы видите, как обе революционные партии взаимно обессиливали и обманывали друг друга. Воспоминания народа о более чем двусмысленном поведении «Горы» и, в частности, Ледрю-Роллена в мае и июне, наконец холера, которая особенно свирепствовала в рабочих кварталах, довершили остальное.

Поделиться с друзьями: