Собрание сочинений. Том первый
Шрифт:
— Весьма рад; я сейчас же велю заложить коляску, чтобы вы могли объехать все угодья и лес; а пока осмотрим жилые строения.
Всю дорогу бухгалтер Бенда издавал возгласы удивления и восторга.
Вернулись они только под вечер.
Помещик отправился в людскую отдать распоряжения на завтра, а пан Бенда остался с пани Сервусовой наедине.
— Ну как, вы довольны? — спросила его пани помещица.
— О да, милостивая пани.
— И цена ведь не чрезмерна, не так ли?
— Милостивая пани, — сказал Бенда просительным голосом, — я бы с радостью заплатил за все 400 золотых.
Пани Сервусова
— О, да вы шутник!
— Ну хорошо, даю 500 золотых, — продолжал торговаться Бенда.
Взглянув на серьезное, осунувшееся лицо пана Бенды, пани Сервусова перестала смеяться. При свете лампы пан Бенда выглядел устрашающе. Он был совершенно лысый, со впалых щек свисали, как у турка, черные лоснящиеся усы, а, открывая рот, он всякий раз щелкал деснами.
И в довершение всего предлагает 400 или 500 золотых за поместье, которое они собираются продать за 56 000.
«Это сумасшедший, — подумала пани Йозефина. — Я не останусь рядом с ним ни секунды».
— Простите, — сказала она пану Бенде, — мне нужно посмотреть, где мой муж.
Поспешно выйдя, она разыскала пана Сервуса.
— Послушай, Карел, — сказала она, побледнев и с трудом переводя дух, — ну и покупатель к нам пожаловал! Он же сумасшедший. Представь себе, сперва он предложил за все четыреста золотых, а потом заговорил о пятистах. А вид у него! Глазами вращает и все время бренчит деньгами в кармане.
— Хорошенькая история! — вздохнул пан Сервус. — Я ведь тоже кое-что подметил, пока мы с ним ехали. Он и со мной заговаривал о четырехстах золотых, только я не мог его толком понять. Трижды меня «благодетелем» называл. Потом что-то бормотал про окучивание грядок и про кормушки.
У супругов вырвался сдавленный крик, потому что в людской появился пан Бенда:
— Даю 520 золотых за все — и по рукам! — произнес он, вращая глазами.
— Хорошо, хорошо, — сказал побледневший пан Сервус, снимая с гвоздя связку ключей. Вы еще не осмотрели подвалы. Возьмите с собой этот фонарь.
— Что ж, поглядим. Я хочу увидеть все.
Как только они спустились в подвал, пан Сервус схватил пана Бенду за горло, живо задул фонарь, швырнул Бенду на груду картофеля и бросился прочь, поспешно запирая за собой все двери.
— Я этого сумасшедшего запер. Утром его отвезут в Брно, — с довольным видом сообщил Сервус своей жене, поднявшись наверх. — Слышишь, как он там буйствует?
Через три дня пан Бенда вернулся в канцелярию, еще более осунувшийся и худой, чем всегда. На вопрос, как прошла поездка, он ответил с вымученной улыбкой:
— Не очень удачно; мне не повезло.
Больше из него не удалось вытянуть ни слова.
Родные места
Родные места, отчий дом, сколько очарования таите вы в себе… Все воспоминания прекрасной поры детства оживают… Родная деревенька манит неодолимо…
Бродяга Малек, сидя на скамье железнодорожного вагона в обществе жандарма, который вез его по этапу в родные места, в отчий дом, придерживался иного мнения.
«Черт побери, — думал он, — снова меня везут в эту деревню, будь она неладна». Как видите, суждение это полностью противоположно приведенным выше изящным и нежным словам, которые, признаюсь,
я списал из хрестоматии наших воспитанных и добропорядочных школьников.С циничной дерзостью продолжаю списывание: «В родной деревне мы встречаемся с людьми, милыми и дорогими нам с детских лет…»
Увы, бродяга Малек не мог присоединиться к этим словам.
— Прощения просим, господин жандарм, — обратился он к сопровождающему, — что, Неедлы все еще староста?
Жандарм некоторое время размышлял, стоит ли отвечать Малеку, и наконец сказал:
— Да, Неедлы все еще староста.
— Сколько я от него натерпелся, — продолжал Малек, — вечно он мне твердил: «Послушай, зачем ты просишь подаяние, лучше уж взять веревку да повеситься, коли ты ни на что не годен, надоедаешь только своим нытьем: «Сжальтесь, Христа ради, над стариком, подайте на пропитание».
Жандарм, закурив сигарету, ухмыльнулся, потому что Малек очень похоже передразнил голос старосты.
— Мой отец нищенствовал, — рассказывал дальше Малек, — и мать тоже, вот и я также. «Голодранцы вы, нищие, — говаривал Неедлы, — с такими надо разделаться. Всем вам веревку на шею и повесить в общинном лесу».
Сидевшие в купе рассмеялись.
— Вот ведь нахал, как врет, — шептала сидящая сзади бабка своей соседке. — Неедлы — добрая душа и очень толковый человек. Моему сыну устроил лицензию, ну, правда, кое-что и ему перепало, но зато лицензия на торговлю водкой в кармане. А этот Малек… Вор, каких свет не видывал. Представьте себе, милочка, он даже свячёными предметами не брезгует. Стали мы святить к пасхе крутые яйца и, пока они лежали в сакристии, этот безбожник влез туда и все съел. Брал яйца голыми руками, а они ведь свяченые были.
Между тем Малек продолжал разговор с жандармом.
— Но, думаю, и до старосты дойдет черед.
— Вас никто не спрашивает, так что помалкивайте, — сказал жандарм бродяге.
— Слава богу, — прошептали сзади, — господин жандарм велел ему замолчать. Мыслимое ли дело — слушать такие речи.
— Котвалтице, — послышался крик кондуктора.
— Приехали, вставайте, — приказал жандарм Малеку.
Начальник канцелярии Ванек со своей семьей ехал на том же поезде, что и бродяга Малек.
— Сколько лет я не видел родных мест, — вздыхал он, — видите, дети, вон там башню, это башня нашего маленького костела.
— Как здесь хорошо, папа, — кричали дети в бричке, везущей их со станции в Котвалтице.
— Подождите, вот увидите дом, где я родился, знаете, тот, что мы сняли. Все время будем в лесу. На охоту будем ходить, рыбу ловить…
— Муженек, — сказала супруга Ванека, прижимаясь к нему, — ах, как я рада, что мы будем жить в твоей родной деревне.
Повозка поравнялась с бродягой Малеком и жандармом.
— Фу, — сказал господин начальник, — видите, дети, этого грязного человека, которого ведет жандарм? Это Малек. Он, когда я еще учился, — видите, вон там школа — все время ходил к школе просить подаяние. Видите, к чему это привело…
— На обед неплохо было бы цыпленка с горошком, — заметила его супруга.
Родные места… милые… дорогие…
Нет больше романтики в Гемере
(Венгерский очерк)