Собрание сочинений

— Отстегивай, шеф. — Он уже совсем ко мне подошел. Заладил, как пономарь: «Отстегивай, шеф». Вот дебил.

— Не буду.

— Шеф, ты мя вынуждаешь из тя вышибить чутка. Я не хочу, но так похоже, — говорит. — Ты нам должен пятерку.

— Ничегоя вам не должен, — говорю. — А будете вышибать, я заору как не знаю что. Всю гостиницу разбужу. Полиция и всяко-разно. — Голос у меня дрожал, гадство.

— Валяй. Ори, нафиг, сколько влезет. Отлично, — говорит этот Морис. — Хочешь, чтоб предки узнали, как ты ночь со шлюхой тут барахтался? А еще приличный пацан такой? — Он вполне себе соображал, для хезушника-то. По-честному.

— Оставьте меня в покое. Если б вы сказалидесятка, я б не рыпался. Но вы отчетливо…

— Не отстегнешь, значит? — Он меня, нафиг, совсем к двери прижал. Чуть не топтался по мне, с этим своим захезанным волосатым пузом и всяко-разно.

— Оставьте меня в покое. И убирайтесь, нахер, из моего номера, — говорю. А руки у меня по-прежнему сложены и всяко — разно. Господи, вот же я ушибок.

Тут Солнышко рот впервые раскрыла.

— Эй, Морис, — говорит. — Мне лопатник у него взять? Он у него там на как его там.

— Ага, давай.

— Оставьте мой бумажник в покое!

— Взяла уже, — говорит Солнышко. И помахала у меня перед носом пятеркой. — Видишь? Я у тебя только пятерку взяла, которую ты мне должен. Я не жулик.

И тут я вдруг разревелся. Что угодно бы отдал, только б не реветь, а заревел.

— Нет, — говорю, — вы не жулики. Вы только сперли у меня пять…

— Заткнись, — говорит этот Морис и пихает меня.

— Оставь его в покое, а? — говорит Солнышко. — Пошли уже, а? Долг взяли, капуста у меня. Пошли. Давай, ну?

— Иду, — говорит Морис. Только не пошел.

— Я серьезно, Морис, эй. Оставь его в покое.

— А я ж его рази пальцем? — спрашивает он, весь такой невинненький, как я не знаю что. А потом чего — потом он щелбан дал мне по пижаме, очень сильно. Не скажу куда,но больно было, как не знаю что. Я ему сказал, что он, нафиг, гнусный дебил.

— Это чё такое? — говорит. И ладонь к уху поднес, с понтом, глухой. — Чё? Кто я?

А я по-прежнему ну как бы реву. Зла, нафиг, не хватает, и колотит, и всяко-разно.

— Ты гнусный дебил, — говорю. — Ты тупое дебильное жулье, года через два на улице ты на кофе клянчить будешь, как все эти оборванцы. И все гнусное пальто у тебя будет в соплях, и ты будешь…

Тут он мне и двинул. Я даже ни дернулся, чтоб уклониться, ничего. Только чую, как он неслабо мне в живот заехал.

Но меня ни вырубило, ничего, потому что я помню, как лежу на полу, а они из номера выходят и дверь за собой закрывают. Я потом еще долго на полу лежал, как тогда со Стрэдлейтером. Только теперь я думал, что подыхаю. По-честному. Вроде как тону или чего-то. Засада в том, что не вздохнуть. Когда я наконец встал, в ванную пришлось тащиться скрючившись, я за живот держался и всяко-разно.

Только я же долбанутый. Ей-богу, долбанутый. Где-то на полдороге в ванную я как бы стал прикидываться, будто мне пулю в живот зафигачили. Это Морис меня подстрелил. И теперь я тащусь в ванную накатить бурбона или как-то, чтоб нервы успокоить и по — честномууже за дела приняться. Я прикинулся, как выхожу из ванной, весь такой при параде и всяко-разно, с пушкой в кармане, чуть покачиваюсь. Потом такой спускаюсь по лестнице — не на лифте. За перила держусь и всяко-разно, а из угла рта струйка крови по чуть-чуть. И чего делаю — спускаюсь так на несколько этажей, кишки придерживая, кровища кругом, а потом жму кнопку лифта. И только этот Морис открывает двери, как видит меня с пушкой и давай визжать этим своим ссыкливым голоском, чтоб его оставили в покое. Но я ему все равно всажу. Шесть выстрелов, прямо в жирное волосатое пузо. Потом швырну пушку в шахту лифта — стерев сначала пальчики и всяко-разно. Затем доползу до номера, позвоню Джейн и попрошу приехать и перевязать мне кишки. Я так и видел ее: сигу мне подносит, чтоб я покурил, пока из меня кровь хлещет и всяко-разно.

Кино, нафиг. От него вся херня. Без балды.

В ванной я просидел где-то час — в ванне и всяко-разно. Потом обратно до кровати доплелся. Уснуть сразу не получилось — я ж даже не устал, — но уснул наконец. Хотя лучше всего было б вот чего — в жилу было бы покончить с собой. Хоть в окошко прыгай. И прыгнул бы, наверно, кабы точно знал, что меня сразу чем-нибудь накроют, как приземлюсь. Не в жилу, если толпа дурацких глазолупов стоит и пялится, когда от меня одна каша.

15

Спал я недолго, потому что когда проснулся, было всего часов десять. Как только выкурил сигу, мне тут же захотелось жрать. В последний раз я зачикал те два гамбургера с Броссаром и Экли, когда мы в Эйджерстаун в кино ездили. Давно. Чуть не полвека назад. Телефон стоял рядом, поэтому я стал было звонить, чтоб завтрак в номер принесли, но как бы испугался, что его пришлют с этим Морисом. Вы долбанулись, если думаете, будто я по нему соскучился. Поэтому я полежал немного в постели и выкурил еще сигу. Решил было звякнуть этой Джейн, проверить, может, она уже дома и всяко-разно, только что-то мне было не в струю.

Я поэтому чего — я этой Сэлли Хейз звякнул. Она ходила в Мэри А. Вудрафф, и я точняк знал, что она уже дома — я ж от нее письмо получил пару недель назад. Она мне, конечно, не сильно в струю, но мы много лет знакомы. Я раньше думал, что она вполне себе такая сечет, — по собственной глупости думал. Все потому, что Сэлли много чего знает про театр, пьесы и литературу, да и о прочей всякой фигне. Если кто-нибудь про такую хрень много знает, сильно не сразу просечешь, дура она или нет. У меня много летушло в случае Сэлли. Наверно, и раньше бы просек, если б мы с ней так много, нафиг, не обжимались. У меня большая засада в том, что я вечно думаю, будто эта, с кем я обжимаюсь, нормально сечет. Оно тут, нафиг, совсем ни при чем, только я все равно так думаю.

Ладно, в общем, я ей звякнул. Сначала горничная ответила. Потом ее штрик. Потом она подошла.

— Сэлли? — говорю.

— Да — а кто это? — отвечает. Та еще фуфлыжница. Я уже ее штрику сказал, кто это.

— Холден Колфилд. Ты как?

— Холден! Я прекрасно! Как ты?

— Шикарно. Слышь. Ладно, ты вообще-то как? В смысле, как школа?

— Отлично, — говорит. — Ну то есть — сам знаешь.

— Шикарно. В общем, слышь. Я тут подумал — ты сегодня как, занята? Сегодня воскресенье, но по воскресеньям пара дневных спектаклей есть. Скидки и прочая фигня. Не против сходить?

— Было б здорово. Славно.

Славно. Яодно слово не перевариваю — «славно». Фуфло. Меня какую-то секунду подмывало сказать ей, что ну его нафиг, этот дневной спектакль. Но мы еще сколько-то потрындели. То есть, она трындела. Там слово вставить — никак. Сначала она мне задвигала про какого-то типуса из Гарварда — может, салага какой, этого она, само собой, не сказала, — который залип на ней, как я не знаю что. Звонит ей день и ночь.День и ночь — тут я чуть не сдох. Потом рассказала про какого-то другого типуса, какого-то кадета из Вест-Пойнта, [22] который из-за нее тоже чуть в петлю не лезет. Куда деваться. Я ей сказал, что встретимся под часами «Билтмора» в два, и чтоб не опаздывала, потому что начало, скорее всего, в полтретьего. Она вечно опаздывает. Потом повесил трубку. С ней сплошной геморрой, но она очень симпотная.

22

Вест-Пойнт — Высшее военное училище Сухопутных войск США. Находится в г. Вест-Пойнт, штат Нью-Йорк, основано в 1802 г.