Собрание сочинений

— А меня колышет? Меня это чертовски колышет, да?

— Она все равно помолвлена, — сказала Джинни, не сводя с него глаз. — И через месяц выходит замуж.

— За кого? — спросил он, подняв голову.

Джинни до упора воспользовалась тем, что он смотрит.

— Выего все равно не знаете.

Он снова принялся ковыряться в своей самодельной повязке.

— Мне жаль его, — сказал он.

Джинни прыснула.

— По-прежнему кровь идет, как ненормальная. Наверное, нужно чем-то намазать, да? Чем бы таким намазать? Меркурохром сойдет?

— Лучше йод, — ответила Джинни. Затем, почувствовав, что ответ слишком учтив при таких обстоятельствах, добавила: — Меркурохром для такого вообщене сойдет.

— А чего нет? Почему не сойдет?

— Просто не сойдет,вот и все. Вам йод нужен.

Он посмотрел на Джинни.

— А он сильно жжется, да? — спросил он. — Просто жуть как жжется?

— Жжется, —сказала Джинни, — но от него, знаете, не умирают.

Очевидно, вовсе не обидевшись на ее тон, брат Селены вновь обратился к своему пальцу.

— Мне не нравится, когда жжется, — сказал он.

— Никому не нравится.

Тот кивнул.

— Ну да, — произнес он.

Джинни еще с минуту за ним понаблюдала.

— Хватит его трогать, — вдруг сказала она.

Словно от электрического разряда, брат Селены отдернул неувечную руку. Сел немного ровнее — точнее, стал чуть меньше сутулиться. Посмотрел куда-то в угол. Его буйное лицо обволокла некая мечтательность. Палец нераненной руки он сунул в рот и, ногтем выковыряв что-то из щели между передними зубами, повернулся к Джинни.

— Въели? — спросил он.

— Что?

— Вобедали?

Джинни покачала головой.

— Поем, когда домой приду, — ответила она. — Мама всегда к моему приходу обед готовит.

— У меня в комнате есть полсэндвича с курицей. Хотите? Я его не трогал, ничего.

— Нет, спасибо. Честно.

— Вы же в теннис играли, елки-палки. Чего, не проголодались?

— Дело не в этом, — сказала Джинни, закидывая ногу на ногу. — Просто мама всегда готовит обед к моему приходу. В смысле, она с ума сходит, если я не голодная.

Брата Селены такое объяснение, похоже, устроило. По крайней мере, он кивнул и отвернулся. Но потом снова посмотрел на нее.

— А стакан молока? — спросил он.

— Нет, спасибо… Все равно спасибо.

Он рассеянно нагнулся и поскреб лодыжку.

— Как зовут парня, за кого она выходит? — спросил он.

— Джоан? — переспросила Джинни. — Дик Хеффнер.

Брат Селены продолжал чесать лодыжку.

— Он капитан-лейтенант на военном флоте, — сказала Джинни.

— Подумаешь.

Джинни хихикнула. У нее на глазах он расчесал лодыжку докрасна. А когда принялся расцарапывать ногтем какую-то сыпь на икре, Джинни отвела взгляд.

— А откуда вы знаете Джоан? — спросила она. — Я вас у нас дома вообще не видела.

— Я никогда и не был у вас дома.

Джинни помедлила, но деваться было некуда.

— Так где же вы тогда с ней познакомились? — спросила она.

— На вечеринке, — ответил он.

— На вечеринке? Когда?

— Яоткуда знаю? Рождество 42-го. — Из нагрудного кармана пижамы он двумя пальцами извлек сигарету, на которой, похоже, и спал. — Спичек киньте? — сказал он. Джинни передала ему коробок со стола. Брат Селены закурил, не разгладив изгиб сигареты, обгоревшую спичку сунул обратно в коробок. Откинув голову, медленно выпустил изо рта огромнейший клуб дыма и снова втянул его ноздрями. Дальше он курил в том же стиле «французский вдох». Весьма вероятно, что не пижон сейчас ломал перед Джинни комедию на диване, но хвастался своим личным достижением молодой человек, который некогда пробовал бриться левой рукой.

— Почему Джоан задавака? — спросила Джинни.

— Почему? Потому что задавака. Откуда я, к чертовой матери, знаю, почему?

— Да, но почему вы так про нее говорите?

Тот устало повернулся.

— Слушайте. Я, как идиот, написал ей восемь писем. Восемь.Ни на одноона не ответила.

Джинни помедлила.

— Ну, может, занята была.

— Ага. Занята. Такая до черта деловая, что противно.

— А обязательно нужно так много ругаться? —спросила Джинни.

— Еще бы, к чертям, не нужно.

Джинни хихикнула.

— А вы с ней вообще долго знакомы были? — спросила она.

— Хватило.

— Ну, в смысле, вы ей когда-нибудь звонили или что-нибудь? В смысле, вы ей вообще когда-нибудь звонили?

— Не-е.

— Ну так господи. Если вы ей никогда не звонили или что…

— Да не мог я, елки-палки!

— Почему? — спросила Джинни.

— Меня не было в Нью-Йорке.

— О. А где вы были?

— Я? В Огайо был.

— Ой, вы там в колледже учились?

— He-а. Бросил.

— Ой, вы служили в армии?

— Не-а. — Рукой с сигаретой брат Селены постукал себя по груди слева. — Мотор, — сказал он.

— Сердце? — уточнила Джинни. — А что с ним?

— Откуда я,к чертовой матери, знаю? В детстве у меня был ревматизм. Чертов гемор…

— Может, вам тогда бросить курить? В смысле, вам разве не полагается не курить или как-то? Врач говорил моему…

— A-а, да они чё угодно наговорят, — ответил он.

Джинни ненадолго прекратила обстрел. Очень ненадолго.

— А что вы делали в Огайо? — спросила она.

— Я? Работал на идиотском самолетном заводе.

— Правда? — переспросила Джинни. — Вам понравилось?

— «Вам понравилось?» — передразнил он. — Да я всей душой полюбил там работать. Обожаюсамолетики. Они такие лапушки.

Но Джинни уже слишком увлеклась и потому не обиделась.