Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2

Первое, что он спросил у меня, было:

— Почему ты не привез с собой ни золота, ни алмазов? Ты мог бы сделаться богачом, а вот остался бедным, Макумазан.

— Потому что я забыл попросить о них, — ответил я.

— Да, я знаю, ты забыл попросить о них. Ты так занят был думой о том, как трудно сказать «прости» той прекрасной даме, имени которой я не знаю, что забыл попросить об алмазах. Это очень похоже на тебя, Макумазан. О-хо-хо! Хо-хо! Очень на тебя похоже! — Потом он уставился на огонь, перед которым сидел, как всегда, и прибавил: — Все-таки мне думается, что алмазы сделают тебя богатым в один прекрасный день, когда не будет больше женщины, с которой ты мог бы проститься, Макумазан.

То был удачный выпад с его стороны, ибо, как вы знаете, друзья мои, это предсказание сбылось в копях царя Соломона — не так ли? — «когда не было больше женщины, с которой я мог бы проститься».

Гуд отвернул голову, а Аллан торопливо продолжал, должно быть вспомнив Фулату и заметив, что его невольный намек причинил боль.

— Зикали был очень заинтересован всей нашей историей и оставил меня на несколько дней в Черном ущелье, чтобы я мог ему рассказать все подробности.

— Я знал, что Хоу-Хоу — идол, — сказал он, — но хотел, чтобы ты сам в этом убедился, и я видел, что тот красавец Иссикор умрет. Но я ничего ему не сказал, потому что тогда он мог умереть слишком рано, не доведя вас до своей страны, и я не получил бы моих листьев. А как бы я без них стал бы показывать картины в огне? А теперь у меня есть много листьев от Древа Видений. Мне хватит до конца моих дней. Ныне Древо сгорело, и другого такого нет на земле, и не будет. Я рад, потому что не хочу, чтобы поднялся в стране другой прорицатель, столь же могущественный, как Зикали. Пока росло Древо Видений — верховный жрец Хоу-Хоу был почти столь же велик, но ныне он мертв, и дерево его сгорело, и я, Зикали, царствую один. Вот чего я добивался, Макумазан, и вот зачем я тебя послал в страну Хоу-хойа.

— Хитер ты, старый плут! — воскликнул я.

— Да, Макумазан, я хитер, а ты прост, и сердце мое черно, как моя кожа, а твое сердце бело, как кожа твоя бела. Вот почему я велик, Макумазан, и простираю власть свою над тысячами, и желания мои исполняются, а ты, Макумазан, мал и не имеешь власти и умрешь, не исполнив своих желаний. Но в конце — кто знает? — быть может, в том мире будет иначе. Хоу-Хоу был велик, а ныне где Хоу-Хоу?

— Никакого Хоу-Хоу никогда не было, — сказал я.

— Да, Макумазан, никакого Хоу-Хоу никогда не было, но были жрецы Хоу-Хоу. Разве не так бывает со всеми богами, которых люди создают себе? Их нет и не было, но есть их жрецы, и они поднимают копье могущества и пронзают сердца великим страхом. Что значат боги, которых никто не видит, когда есть жрецы, потрясающие копьями и пронзающие сердца своих почитателей? Бог есть жрец, или жрец есть бог — как тебе больше нравится, Макумазан.

— Так, Зикали, — и не желая пускаться с ним в обсуждение этой темы, я спросил: — Кто изваял статую Хоу-Хоу в пещере Наваждений? Вэллосы этого не знают.

— И я не знаю, Макумазан, — ответил карлик. — Мир очень стар, и были в нем народы, о которых мы ничего не слыхали, — так говорит мне мой дух. Вероятно, один из таких народов и изваял много тысяч лет тому назад — какой-нибудь вторгшийся туда народ, представлявший собой потомков вымершей расы, скрывшейся в укромном месте среди орды дикарей, столь отвратительных, что, казалось, их должны преследовать бесы. Там, в пещере, посредине озера, где никто их не мог потревожить, изваяли они изображение своего бога или, может быть, бога тех дикарей, на которых бог похож.

Может быть, дикари получили свое имя от Хоу-Хоу, а может, Хоу-Хоу от дикарей. Кто знает? Но всегда, когда человек ищет бога, он создает его по своему подобию, только больше, безобразнее и злее, по крайней мере в этой стране, а как в других странах — не знаю. И часто люди говорят, что бог был некогда их вождем, ибо все мы в глубине сердца благодарим наших предков, давших нам жизнь, и часто, так как предки дали нам жизнь, мы их считаем богами. Великие предки были первыми богами, Макумазан, а если бы они не были злы, они бы не были велики. Взгляни на Чаку, Зулусского Льва. Его звали Великим, потому что он был зол и жесток. Так было, так будет.

— Некрасивая эта вера, Зикали, — сказал я.

— Некрасивая, Макумазан. Но в мире мало что красиво, кроме самого мира. Хоу-хойа некрасивы, вернее, не были красивы, ибо, я думаю, ты убил их почти всех, взорвав гору, что было добрым делом. Ни Хоу-Хоу не был красив, ни его жрецы. Только вэллосы, в особенности же их женщины, еще красивы — благодаря древней крови, текущей в них, высокой древней крови, которую Хоу-Хоу высасывал из их вен.

— Но Хоу-Хоу больше нет, Зикали. Что же станется теперь с вэллосами?

— Не могу сказать, Макумазан, но думаю, они последуют за Хоу-Хоу, который владеет их душами и увлечет их за собой. Если так — невелика беда, Макумазан, потому что они гнилой пень дерева, которое некогда было высоко и прекрасно. Прах времени скрывает много таких пней, Макумазан. Но что из этого? Вырастают другие деревья, которые тоже станут пнями в свое время, и так до скончания веков.

Зикали продолжал в том же духе, хоть я и забыл многое из того, что он сказал. Он изрекал истины, но помню, что их печальный пессимизм действовал на меня угнетающе, и я постарался как можно скорее оборвать эту речь. И ничего она мне не разъяснила — Зикали не знал ни кто такие вэллосы и Волосатый Народ, ни того, как стали они поклоняться Хоу-Хоу, ни каково их происхождение или каков будет их конец.

Все эти вещи оставались и ныне останутся под покровом тайны. С тех пор я ничего не слышал о них. Если и добирался какой-нибудь позднейший исследователь до вэллосских границ, что весьма маловероятно, то вряд ли удавалось ему подняться по реке; а если удавалось, то назад он уже не возвращался. Так что, если хотите узнать что-нибудь в дополнение к этой истории, то должны сами отправиться в экспедицию. Только, как я уже предупреждал, я вам не попутчик.

— Да, — сказал капитан Гуд, — удивительная сказка. Черт возьми, я и сам бы лучше не выдумал!

— Правильно, Гуд, — ответил Аллан, зажигая свечу, — я вполне уверен, что вам такой не выдумать, потому что, понимаете ли, факты — это одно, а то, что вы называете «сказками» — совсем другое. Спокойной ночи всем вам, спокойной ночи.

И он пошел спать.