Собрание юмористических рассказов в одном томе
Шрифт:
– Нельзя-с! – обратился, немного погодя, к Предположенскому Козоедов. – Нельзя-с! Он вам теперь, можно сказать, заместо родителев, тесть он вам, а вы грубости наносите… А грешно!
Зять взглянул презрительно на старшину и сардонически усмехнулся…
– Тебя спрашивают нешто? – спросил он. – Спрашивают? Молчи, коли… Сиди, ежели сидишь!.. Заместо родителев… Говорить еще не умеешь, а тоже лезешь… Гм… Суконное ры… Мужлан!
– Вот видите-с, какие вы! Не любите, коли люди покойно сидят. Я хотя и из простого звания произошел, хотя, могу сказать, и никакого образования не проходил, но могу сказать, что имею в груди, и в сердце,
– Перестаньте, господа! – вмешался я. – Полно вам друг другу мораль читать! Давайте молчать…
Отлетаев с сопеньем вытащил из бокового кармана объемистый, сильно потертый портсигар и запустил в него свои толстые пальцы. Доктор и мировой протянули руки к его портсигару.
– Нет-с, извините-с! – сказал внушительно Отлетаев. – Дружба дружбой, а табачок врозь. Мне самому не хватит… Дорога велика, а у меня папирос-то с собой только четыре десятка…
Доктор и мировой сильно сконфузились и, чтобы скрыть подальше от света белого свой конфуз, засвистали из «Мадам Анго».
Отлетаев был глуп, как сорок тысяч братьев, и невежа страшная…
Мы его терпеть не могли. Сконфуженный доктор закурил собственную папироску и начал рассказывать анекдоты. Рассказал он их штук двадцать; из них только один не был сальным, остальные же так и таяли в наших ушах.
– А вы, батенька, мастер! – похвалил я доктора. – Не знал я, что вы такой юморист!
– Да-с… Кое-что знаем, – сказал доктор. – Ежели б я захотел в журналах сотрудничать, то миллионы бы имел. Больше вашего зарабатывал бы.
– Не сомневаюсь… Чего же не сотрудничаете?
– Не хочу!
– Почему же?
– Не хочу, вот и все! Совесть есть! Нешто человек с совестью может в ваших журналах писать? Никогда! Я даже не читаю никогда газет! Считаю болванами тех, кто выписывает их, тратит деньги…
– А я наоборот, – заметил мировой, – считаю тех болванами, кто не тратит деньги на газеты…
– Доктор не в духе сегодня, – сказал я. – Не будем его трогать…
– Кто вам сказал, что я не в духе? Я в духе… Вы потому так заступаетесь за газеты, что в них пишете, а по-моему, они… тьфу! Яйца выеденного не стоят. Врут, врут и врут. Первые вруны и сплетники! Газетчики – те же адвокаты… Врут и не имеют совести!
– Я был адвокатом, – сказал мировой, – а совесть имел.
Предположенский и Козоедов переглянулись и ехидно улыбнулись.
– Я не про вас говорю… Я вообще… Вообще все мошенники… И газетчики, и адвокаты, и все…
Я, вместо того чтобы молчать, продолжал заступаться за газетчиков. Мировой продолжал заступаться за адвокатов… В коляске поднялся спор.
– А медицина-то ваша? – ухватился я. – Медицина?
Что она стоит? Небось не врете? Только денежки берете! Что такое доктор? Доктор есть предисловие гробокопателя… вот что-с! Впрочем, я не знаю, для чего я с вами спорю? Разве у вас есть логика? Вы кончили университет, но рассуждаете, как банщик…
– Говорите хладнокровно! Можно, полагаю, и без оскорблений!
– Газетчиков и адвокатов ругаем, – забасил Предположенский, – а самой настоящей-то врали и не видим… Потолкуйте-ка с тестюшкой, он любого адвоката по брехательной части за пояс заткнет…
И так далее… Слово за слово, гримаса за гримасой, сплетня за сплетней, и дело зашло черт знает куда…
Мы начали рассказывать все, что за зиму накопилось в наших душах друг
против друга. Мы перещеголяли старых девок.Между тем пока мы, невыспавшиеся, полупьяные, каверзили друг против друга, солнце поднималось все выше и выше… Туман исчез окончательно, и начался летний день… Было кругом тихо, славно…
Только мы одни нарушали тишину…
Подъехав к первому попавшемуся болотцу, мы вылезли из коляски и, сердитые, надутые, побрели в разные стороны. Водворять среди нас согласие взялся Козоедов. Он подбросил высоко вверх трехкопеечную монету, выстрелил в нее и попал. Мы все вместе подняли монету, сосчитали на ней число следов от дроби и кое-как разговорились.
Предположенский согнал коростеля и убил. Мы его поздравили и крикнули «ура». Согласие было бы окончательно водворено, если бы не доктор. Доктор, пока мы поздравляли Предположенского с первым успехом, подошел к коляске, развязал кулек и принялся ублажать себя водочкой и закуской.
– Доктор! Что это вы там делаете? – крикнул Отлетаев.
– Ем и пью.
– Какое же вы имеете право распоряжаться?
– А что?
– Это для вас положено? Не понимаю этого, извините, свинства! Не мог подождать! Что это вы раскупорили? Батюшки! Это моя настойка! Какое вы имеете право, милостивый государь?
– Не кричите, пожалуйста! Потише!
– Ведь эту настойку я для себя взял! Слаб здоровьем, взял настойки, и… на поди! Раскупорили! Просили его! Заверните балык!
– Не заверну! Вам, неприличный и неделикатный человек, должно быть известно, что на охоте все общее… Какой вы, извините, невежа!
Доктор выпил рюмку настойки и назло Отлетаеву отрезал себе огромнейший кусок балыка. Предположенский подскочил к коляске и, чтобы насолить тестю, выпил из горлышка половину настойки… У Отлетаева навернулись слезы.
– Это вы назло? – зашептал он, – хорошо же! Хорошо! Вот вы как… Мерси боку… [94]
Мировой, не знавший, в чем дело, подошел к коляске.
– А-а-а?.. Закусываете? – спросил он. – А не рано ли? Впрочем, одну пропустить не мешает… За ваше здоровье!
94
Очень благодарен (франц. merci beaucoup).
Мировой налил себе рюмку настойки и выпил.
– Очень хорошо-с! Прекрасно-с! – крикнул уже Отлетаев.
– Что прекрасно? – спросил мировой.
– Ничего…
Отлетаев сел в коляску, бросил на траву кулек, иронически нам поклонился и ударил кучера Петра по спине.
– Поезжай! – крикнул он.
– Куда это вы? – удивились мы…
– Ежели я вам противен… необразован… Козоедов! Иди садись, голубчик! Где нам, мужикам, с господами учеными охотиться? Освободим их от своего присутствия! Иди, милый!
– Куда же вы? Что вы дурака корчите?
– Ежели я дурак, то зачем вам беспокоиться?.. Пущай! Я и есть дурак… Прощайте-с… я домой…
– А мы же на чем поедем?
– На чем знаете… Коляска моя.
– Да ты, тестюшка, белены, что ли, объелся? – крикнул Предположенский.
Козоедов сел рядом с Отлетаевым и смиренно снял шляпу.
– Ты с ума сошел? – продолжал Предположенский. – Вылезай из коляски!
– Не вылезу. Прощай, зять! Ты человек образованный, гуманный, цивилизованный… А я… Что я?