Собстенность Дамира
Шрифт:
Мы спускаемся через приёмный покой и, договорившись с водителем скорой, выезжаем за ворота. Пересаживаемся в нашу машину и мчим в аэропорт. На подъездах к нему всё оцеплено, но Дамира это лишь забавляет. Через двадцать минут наш самолёт взмывает в небо и берёт курс на Стамбул.
Эпилог
Четыре месяца спустя
Дамир
Мерю шагами пышущую ароматами диковинных растений оранжерею пентхауса. Яра обожает цветы. Устроила в одной из комнат настоящий цветник. Воздух из кондиционеров, гуляющий
Замираю. Прислушиваюсь к ощущениям. Уже привык к белому балахону и новое одеяние кажется удобным, но непременно под него надеваю любимые шорты и майку. Из окон небоскрёба каждый день вместо Чёрного моря вижу Персидский залив. Он, как и весь город, будто лежит у меня на ладони. Слово «нефть» теперь самое частое в моём лексиконе на встречах с партнёрами по бизнесу. Рядом со мной лучшая из женщин. Чего ещё желать?
Я готовился к побегу давно и документы на чету Ясмины и Амира Аль-Дахер получил ещё до обострения конфликта с Барановским. Пентхаус в Эмиратах приобрёл на новое имя, когда жена ходила на четвёртом месяце беременности. Потому нам с ней удалось быстро, что называется, «переобуться в воздухе» и затеряться на просторах Аравийского полуострова. С языками у меня всегда было хорошо, у Яры сложнее. Но здесь не положено жене быть говорливой, и моя львица этим прикрывает нежелание корпеть над арабским. Мусю с Димкой мы записали своими детьми. Теперь они Малика и Динияр.
Сегодня самый волнительный день в моей жизни. Вот уже шесть часов моя девочка мучается от схваток. Они становятся всё сильнее, судя по крикам из телефона. Яра рожает в самой дорогой клинике Дубая. Яра строго-настрого запретила входить к ней, пока она не родит. Я в жизни видел много, но сегодня благодарен жене за такое решение. Хочется поубивать всех вокруг, лишь бы ослабить её мучения. Но это не поможет. Поэтому я предпочёл вернуться домой и набираю номер Яры каждый час. Она перестала отвечать. Остаётся ждать звонка от врача. Мобильник взрывается невыносимо громкой трелью на стеклянном столике возле раскидистой монстеры.
— Господин Амир, наши поздравления! Госпожа Ясмина подарила вам сына. Удивительно. Она говорит, что это её третьи роды, но рожала будто в первый раз, — в голосе врача слышится сарказм. Понимаю, что для опытного лепилы не проблема отличить рожавшую бабу от нерожавшей. Заткну ему рот деньгами, быть может, в прямом смысле.
— Она всё делает как в первый раз, — усмехаюсь в трубку. — Буду в клинике через четверть часа. Поговорим.
Сын! У меня сын! Из пентхауса на подземный этаж меня везёт персональный лифт. Перед зеркалом креплю на голове арафатку[2] на модный манер и, выйдя из лифта, щёлкаю брелоком. По-прежнему предпочитаю внедорожники и здесь первым делом приобрёл нулёвый гелик. Выныриваю из полумрака гаража на оживлённую улицу и вливаюсь в поток машин. Кажется, сегодня весь мир должен радоваться вместе со мной.
В палату к Яре врываюсь ураганом. Обессилила маленькая моя, но на губах играет улыбка.
Она чуть ли не с первого дня нашего знакомства озадачилась родить от меня, чем поразила до глубины души.— Ваш сын, господин Амир, — она протягивает мне малыша.
— Сладкая моя, спасибо! — Страшно брать на руки такого маленького. Прижимаю кроху к груди и с удивлением рассматриваю красное личико. Целую маленький носик.
— У него твои глаза. Не могу налюбоваться, — откидывается Яра на подушки.
— Следующей давай забацаем зеленоглазую девчонку, — отрываюсь от созерцания сына и сажусь на кровать.
— Ты ли это говоришь?
Удерживая сына одной рукой, наклоняюсь к жене, вдыхаю её нежный аромат, покрываю поцелуями тонкие запястья.
— Я, милая. Считай, что вошёл во вкус. Тем более что беременность не мешает нам заниматься любовью до последнего.
— Хочу домой. Забери меня отсюда.
— Кто-то тебя обидел? — вскидываюсь я.
Яра поглаживает поверх сорочки сдувшийся живот.
— Мне не поверили, что это мои третьи роды.
— Я уже решил вопрос, — пальцем обвожу контур личика сына.
— Врача уже доедают акулы в заливе? — Яра приподнимает бровь.
— Какая ты кровожадная. Я всего лишь придумал легенду, что был женат на твоей старшей сестре, а ты её так любила, что после смерти несчастной покорно вышла за меня замуж и приняла детей как родных. Это стало твоим пунктиком, поэтому ты пытаешься всех и вся убедить, что родила их сама.
— То есть я ещё и сумасшедшая до кучи?
— Уже то, что ты меня полюбила, убедило меня в этом, — кладу малыша Яре на живот. — Ему не пора кушать?
— Кушать — это слишком громко сказано. Он пьёт по несколько капель, — смущается Яра. — И у меня пока не очень получается.
— А чего щёки-то покраснели? — расстёгиваю пуговички на сорочке Ярославы и освобождаю пышную грудь. — Прикладывай!
Яра улыбается и подносит сына к набухшему соску. Малыш сладко спит, но он ещё не знает какой у него папка настырный. Вручную стыкую «Союз» с «Аполлоном» и с наслаждением слушаю сладкие причмокивания.
— Я люблю тебя, Яра, больше жизни, — шепчу, завороженно глядя на двух самых дорогих людей в мире.
Зелёные глаза Яры увлажняются, и две прозрачные слезы скатываются по щекам.
— Любую муку за тебя приму, — шепчут пересохшие губы. — Я только твоя, Дамир. Твоя любовь, твоя беда, твоя собственность.
— Ты моё дыхание, Яра. Боли больше не будет, — ложусь рядом с женой и собираю языком солёную влагу с её щёк. — Это только первый раз больно. Помнишь, как тогда в самолёте?
— Это был лучший день в моей жизни, — Яра прижимается ко мне.
— А я сегодняшний записал в своём сердце. Сегодня мы по-настоящему стали одним целым. Яра, сладкий мой, дерзкий львёнок. Спасибо.
[1] Кандура — традиционная одежда мужчин в ОАЭ. Длинное платье, надеваемое поверх шортов и футболки.
[2] Арафатка (куфия) — головной платок, неотъемлемая часть мужского гардероба в арабских странах.