Собственность и государство

На этом основании Бриссо признавал право завещания чисто условным установлением: "Первое положение, - говорит он, - состоит в том, что право завещания есть одно из тех общественных условий, которые получают свое бытие только от закона; второе - то, что закон может не исполнять воли лица, уже не существующего. Закон может уничтожить охраняемое им условие; следовательно, право завещания может быть отменено" [96] . Казалось бы, что далее этого трудно довести индивидуализм; но мы увидим, что новейшие социалисты развили это начало до еще большей крайности.

96

 "Moniteur", 9 и 10 марта 1793 г. Заимствую эту цитату у Лассаля: Lassalle F. System der erworbenen Rechte. II. S. 601, примеч. 2.

Утилитарная школа, которая совершенно отвергает естественный закон и во всяком праве видит только произвольное человеческое установление, разумеется, подводит под эту категорию и наследственное право. Поэтому Бентам смотрит на него единственно с точки зрения практической пользы. Законодатель, по его мнению, должен в законах о наследстве иметь в виду три цели: 1) обеспечить пропитание нарождающегося поколения; 2) предупредить страдание, проистекающее от обманутого ожидания; 3) стремиться к уравнению состояний. На этих основаниях Бентам предлагал установить равный раздел между наследниками и ограничить наследование боковых родственников братьями и сестрами, после чего имущество должно обращаться в казну. Тут, однако, возникал вопрос о завещаниях. Бентам видел, что если отнять у человека право, за отсутствием законных наследников, делать завещание в пользу посторонних, то он все свое имение истратит на себя. Поэтому он предлагал оставить собственнику, не имеющему близких родственников, право располагать после смерти половиною своего имущества. "Но еще лучше, - прибавляет он, - не нарушать начала, которое дозволяет всякому располагать своим имуществом после смерти" [97] . Ясно, что после этого все предыдущие соображения падают сами собою. Оказывается, что и практическая польза, так же как в умозрительная теория, говорит за наследство.

97

 Bentham I. Principles du Code Civil. Ch. 3 et 4.

В самой Франции, несмотря на господство индивидуализма, раздавались голоса, которые утверждали происхождение завещания из естественного закона. При обсуждении Гражданского Кодекса высказалось это различие взглядов. Симеон в своей речи перед Законодательным Сословием становился на чисто индивидуалистическую точку зрения. "Как только мы умираем, - говорил он, - все связи, которые держали ваши имущества в зависимости от нас, разрываются; закон один может их восстановить. Без него имущества, лишенные хозяев, принадлежали бы первому овладевшему. Каждая смерть возбуждала бы снова колебания и беспорядки, устраненные общественным бытом. Наследство есть, следовательно, гражданское учреждение, посредством которого закон передает новому, наперед назначенному собственнику вещь, которая потеряла своего прежнего хозяина". Треляр, напротив, в своем докладе держался точки зрения естественного закона. Порядок наследования, по его мнению, представляет собою предполагаемое завещание лица, умершего без выражения своей воли; предположение должно следовать голосу природы. Благодеяние жизни, которое дети получают от родителей, дает им священное право на приобретение достояния остающегося после смерти последних. Природа устанавливает между ними как бы общение имуществ, и наследование, можно сказать, есть только продолженное пользование. Относительно боковых родственников нет такой близости, но и тут природа установила известный порядок, которому закон должен следовать за недостатком выражения воли умершего.

Еще резче эта последняя точка зрения была высказана в мотивах, представленных Биго-Преамене к проекту закона о завещаниях. Он приводит, с одной стороны, мнение тех юристов, которые утверждали, что распоряжение имуществом, когда человек перестал уже жить, не составляет естественного права, что собственность заключается в обладании предметом, которое прекращается смертью, и что наследственная ее передача установляется гражданским законом в видах предупреждения беспорядков; с другой стороны, он противополагает им мнение тех, которые считают такое воззрение разрушающим самые основы общественного быта и видят в праве завещания естественное последствие права собственности, без чего последнее превращается в простое пользование. "Среди этих прений, - говорит оратор, - есть руководитель, за которым можно следовать безопасно: это - голос природы, который слышен всем народам и который диктовал почти все законы". Закон, чтобы быть совершенным, не должен ничего создавать сам; он должен только следовать внушениям природы. Законодатели удалялись от них лишь тогда, когда они приносили в жертву интересам своей власти наилучшее устройство семейного быта [98] .

98

 См.: Code Civil avec les discours, rapports et opinions. Livre 3.

В новейшее время это воззрение получило во Франции решительный перевес. Так например, Тьер, в своей книге "О собственности", доказывает, что в праве собственности заключается право дарить, а с последним неразрывно связано и право передавать имущество по наследству.

Наконец, германский идеализм, в лицо высших своих представителей, с полным авторитетом высказался в пользу происхождения наследства из естественного закона, и притом в двояком направлении, субъективном и объективном, сообразно с двоякою точкою зрения идеалистической философии.

Представитель субъективного идеализма, Кант, выводил наследство из права завещания. По его теории переход имущества совершается здесь посредством соединения воль. Мы видели уже, что Кант всякое право выводил из идеального отношения, отрешенного от фактических данных. То же начало прилагается и здесь: в минуту смерти воли совпадают. И хотя наследник не высказал еще своего согласия, но он в минуту смерти завещателя приобрел преимущественное перед всяким другим право принимать или не принимать наследства. Поэтому имущество не может рассматриваться как ничье. Распространение предписаний и запрещений естественного закона за пределы личной жизни Кант считает несомненною принадлежностью умозрительных законов разума. Поэтому завещания должны рассматриваться как имеющие силу прямо по естественному закону. Что же касается до наследования без завещания, то оно, по мнению Канта, в естественном состоянии немыслимо [99] .

99

 Kant I. Rechtslehre. § 34, 35.

Гегель, напротив, согласно с своею объективною точкою зрения, придает главное значение наследованию по закону. Семейство, по его учению, представляет собою общее и продолжающееся лицо, с постоянным имуществом, на которое каждый его член имеет свое Право. Отцу семейства принадлежит только распоряжение. С его смертью подчиненные члены вступают в принадлежащее уже им право; в этом заключается существо наследства. Но с расхождением семьи и с большим и большим отдалением степеней родства, это право слабеет и становится менее определенным. Вследствие того здесь выдвигается личное начало, именно, право распоряжаться своим имуществом в пользу друзей. На этом основано завещание. Здесь нравственное начало заменяется произволом; поэтому завещание не может иметь силы в противоречие с семейным правом. Только с ослаблением последнего оно получает значение, да и тут оно, по выражению Гегеля, всегда имеет в себе что-то противное и неприятное. На том же основании Гегель отвергает и установление фидеикоммиссов и субституций. В них, по его мнению, выражается произвольное предпочтение, отмеченного рода настоящей семье, основанной на любви [100] .

100

 Hegel G.W.F. Philosophic der Rechts. § 170, 171, 178-180.

В этом воззрении мы узнаем черты первоначального германского наследства. Но оно страдает и всею односторонностью этой системы. Личное начало, заключающееся в праве собственника распоряжаться своим имуществом, совершенно упущено из виду или устранено в пользу семьи, как носителя объективной нравственной идеи. Критикуя в этом отношении воззрение Гегеля, Шталь справедливо замечает, что если с одной стороны наследство составляет необходимое последствие семейной связи, то и с другой стороны, в силу самоопределения лица в отношении к собственности, самоопределения неотъемлемо присущего родителям, оно является вместе собственным делом последних, то есть даром и сообщением, вследствие чего дети не вступают только в распоряжение принадлежащим уже им имуществом, а действительно приобретают нечто новое, в силу воли родителей. На этом основано наследование по завещанию. Однако и Шталь, в свою очередь, становясь на нравственную точку зрения, впадает в порицаемую им односторонность. Он видит в передаче имущества детям обязанность родителей, а в завещании только ближайшее определение и дополнение наследования по закону. Он отвергает даже право собственника распоряжаться своим имуществом после смерти и признает внутреннее назначение родительского имущества, состоящее в том, что оно должно перейти к детям, единственным основанием, как наследования по закону, так и наследования по завещанию [101] . Очевидно, что при таком взгляде самоопределение лица в отношении к своей собственности, которое, по словам Шталя, никогда не теряется родителями, не имеет места. В таком случае, человеку не дозволено создавать чисто искусственные наследственные связи, что однако признается Шталем. Ясно, что в этом воззрении есть противоречие. Желая уделить место личному началу, Шталь не умел связать его с своею нравственною точкою зрения.

101

 Slahl F.-J. Philosophie der Rechts. IT. § 91, 92 (1854).

Вернее взглянул на этот предмет Аренс, который соединяет субъективную точку зрения с объективною. Наследование по завещанию, говорит он, можно защищать даже с формально юридической точки зрения, ибо обыкновенное возражение, что воля человека не имеет силы после его смерти, опровергается тем, что в юридических отношениях пространство и время имеют второстепенное значение: они не составляют причины возникновения и прекращения права. Поэтому смерть не уничтожает принятых при жизни обязательств, на которых основываются права других. Иначе она уничтожала бы всякие сделки, что немыслимо. Но кроме того, наследование по завещанию имеет и более глубокое основание в разумной природе человека и в свойстве полагаемых им себе целей. Как разумное существо, человек думает не об одном настоящем, но ставит себе цели и для будущего, иногда далеко за пределы своей жизни. Своим разумом и своими разумными целями человек принадлежит идеальному, бесконечному, не ограниченному никаким временем порядку, вследствие чего у многих народов завещания получают религиозный характер. В этой разумной деятельности лицо должно быть защищено законом.

С другой стороны, продолжает Аренс, наследование по закону основано на нравственно-юридическом значении семейного союза. Здесь личная воля отступает перед высшим, естественно-нравственным целым. В семействе человек имеет свою исходную точку; к семейству же возвращаются плоды его собственной деятельности. В особенности это прилагается к тем лицам, относительно которых умерший имел обязанности любви, благодарности и поддержки. Вследствие этого и наследование по закону имеет признанное многими народами религиозное значение [102] .

102

 Ahrens H. Naturrecht. II. § 98 (1871).

Эти мысли совершенно верны. Эклектизм, в который нередко впадает школа Краузе, пришелся здесь кстати.

Прибавим, что замечательнейший из новейших писателей по философии права, Тренделенбург, держится тех же начал. И он восстает против атомистического взгляда, отрицающего распространение человеческой воли за пределы физической жизни. Такое ограничение, говорит он, осудило бы деятельность человека на искание минутных наслаждений. Приобретение же имущества для целей, идущих за пределы жизни, требует и права распоряжаться этим имуществом после смерти. На этом основано завещание. Но не одно личное начало, а также и семейная связь составляет источник наследственного права. В нем сталкиваются две различные цели, и задача законодателя состоит в том, чтобы их согласить, устанавливая пределы, в которых может действовать воля завещателя [103] .

103

 Trendelenburg F.A. Naturrecht. § 141.