Собственность жестокого

Ведущий очень вовремя объявил о начале аукциона, поэтому мы с Ульяной проследовали к своему столику.

Она отвлеклась, с интересом наблюдая за тем, с каким азартом люди торгуются, покупая предметы живописи и искусства. Охреневала от происходящего, как ребёнок.

Мою вожделенную диадему оставили напоследок.

– Величие и роскошь этой диадемы не вызывают сомнений, – начал нахваливать украшение ведущий. – Ее изысканное исполнение подчеркивает благородство и вкус того, кто решит ее приобрести. Красные рубины сияют ярким и пленительным пламенем, словно заключают в себе саму сущность страсти и власти. Насыщенный красный цвет символизирует любовь, мощь и яркие эмоции, что делает украшение ещё более завлекательным и уникальным.

Я посмотрел на лицо жены, которая слушала ведущего, раскрыв рот от восхищения, и усмехнулся про себя. Руку даю на отсечение, что она впечатлилась.

– Только изысканный коллекционер, тот, кто полон решимости достичь высшей степени изысканности, смелости и непревзойденности, сможет приобрести такое произведение искусства. Этот предмет скажет о вашей любви к даме сердца красноречивее тысячи слов! Итак, господа, начальная ставка сто тысяч долларов!

– Ты правда хочешь купить мне эту диадему? – с придыханием, дрожащим голосом спросила у меня Ульяна.

Глаза горят азартом, в зрачках запрыгали рубины! Такая забавная!

– Не просто хочу, а куплю! – заверил я жену. Поднеся к губам её руку, поцеловал изящные пальчики. Я каждую минуту помнил, что она без трусов. – Моей королеве!

Ульяна часто задышала и кровожадно улыбнулась. Моя девочка!

– Сто десять тысяч! – вякнул из-за соседнего столика Умар, и я тоже не смог сдержать улыбки.

Подкинулся, сучёныш! Ну, что ж! Давай ещё разок пободаемся, гадёныш сопливый!

Глава 10

– Сто двадцать! – поднял табличку.

– Сто тридцать! – не уступал Умар.

– Сто сорок! – перебил я.

– Двести! – пошёл в разнос чеченец, не на шутку включившись в торги.

Ульяна, казалось, дышать перестала. Я видел, как она ломает пальцы, положив руки на колени и нервно кусает губу. Неужели она думает, что я уступлю?

Выждав паузу, чтобы пощекотать нервы Умару и своей жене, я повысил цену. Мой соперник не сдавался ещё долго, взвинтив стоимость диадемы до небес. Я мог бы повышать вечность, но краем глаза видел, как Умара уже пытается образумить отец.

Наконец, Умар потерпел позорное поражение, не в силах и дальше тягаться со мной. По правилам аукциона я должен был забрать диадему после подписания бумажек, но человека, который смог бы остановить меня в моём желании забрать покупку немедленно, не нашлось.

Под бурные аплодисменты публики я водрузил диадему на голову Ульяне. Это было так пафосно, что напоминало на какую-то коронацию.

– Спасибо, Руслан! – едва слышно прошептала охреневшая Ульяна, всё ещё не веря своему счастью.

Вот теперь королева! Коронованная моими руками!

Можно было ехать домой, но Ульяна уговорила меня остаться на танцы. Она моя звезда сегодня, пусть позвездит ещё немного. Все, кто не зассал, потанцевали с Ульяной: я, генеральный прокурор и один молоденький, но очень нечестный депутатишка. Наглый, сука, тем и подающий надежды в нашем сообществе негодяев.

К Василию Семёновичу я не ревновал, а вот к депутатишке было немного. Следил неотрывно за тем, как он вёл в танце мою жену, чтобы не дай бог рука его ниже талии ни на миллиметр не опустилась.

Они о чём-то переговаривались, и Ульяна смеялась, сексуально запрокидывая голову. Снова почувствовал себя стариком. Этот пацан чуть старше Ульяны, а я…

– Слушай, Мирон, – отвлёк меня подошедший Магомед. – У меня одна мыслишка возникла по поводу убийства Лебедева… Если позволишь.

Мы отошли в сторонку пошептаться. Мне было любопытно, что за мысли у чеченца. Хочет сбить меня со следа, чтобы сынишку выгородить? А может, у него самого руки в крови Игоря?

– Слушаю тебя, Магомед.

– Мирон, у тебя самого есть версии, кто мог убрать Лебедева?

Есть, конечно, но я же не мог в лоб чеченцу сказать, кто у нас с Ульяной главный подозреваемый? Вообще мог, но слушать получасовую хуйню о том, как чеченец дорожит дружбой со мной, как он меня любит и ценит, и вообще, он самый честный человек в мире, не шибко-то хотелось.

– Нет, Магомед. Это мог быть кто угодно. Ценность бизнеса Лебедева была сильно преувеличена, многие хотели его заполучить. А ты разве не хотел? Или Умар?

– Не стану кривить душой, друг мой, грешен. Были мысли, искушали. А мой Умар даже попробовал отхватить у Игоря кусок, но отсутствие опыта его подвело.

– А ты что не мог сыну подсказать как надо?

– Умар слишком независим. Пытается по крайней мере, таковым быть. А я что? Я никогда рейдерством не занимался. Что я могу посоветовать сыну?

– Так и чо? Про убийство Лебедева? – вернул разговор в нужное русло.

– Я думаю вот что – жена его заказала.

– Жена? Так она же умерла? Разве нет?

Вот хитрожопый! Теперь я уверен, что Магомед решил мне хуй в ухо вкрутить, чтобы я покойника искал? Гениально, блять!

– Это, знаешь ли, очень интересная история. Я поискал могилу жены Лебедева, но её нигде нет. Ни на одном кладбище. Тебе не кажется это странным?

– Не кажется. Раз ты ничего не нашёл, значит, искал плохо. Но спасибо за наводку. Мне есть над чем подумать.

И вообще, мне за королевишной моей надо следить. Украдут ведь? Не успел я об этом подумать, как по залу пробежало какое-то тревожное аханье. Музыка стихла, и наступила зловещая гробовая тишина.

Я судорожно принялся шарить глазами по гостям, пытаясь найти Ульяну.

– Бля-я-ять… – вырвалось у меня, когда я её увидел.

Я аж протрезвел.

Она стояла у барной стойки, величественная и невероятно крутая оттого, что у неё был в руках пистолет, направленный на Умара. Тот самый ствол, что я ей подогнал по доброте душевной. Она притащила его с собой в сумочке?

Умарчик стоял белый, как стена в больнице. Вскинув руки вверх, он что-то говорил Ульяне, пытаясь её успокоить, что именно, отсюда я не мог разобрать.