Сочинения в 2 т. Том 2

— Как же это ты про лысину мою забыл сказать?

Некоторое время они пристально смотрят друг другу в глаза, и словно неожиданно улыбаются оба, и Арсений первый примирительно протягивает свой узорчатый кисет.

— Отведай, Корнеич… Хорош табачок!

— Благодарим, — отвечает Михайло, выколачивая трубку о киль баркаса и запуская руку, в кисет. — У тебя ведь самосад, Арсений Ильич? Из самого Сухуми семена вывез?..

Афанасу нравится этот вежливый разговор, и, выждав удобную минуту, он тоже вступает в беседу.

Так до первых звезд сидят они у тополя, и тихо течет разговор, пока с поселка не приходит пропахшая морем и рыбой молодежь.

Давно уже я знаю стариков, с юности они почти неразлучны. Лет около тридцати назад каждый из них «боцмановал» на торговых кораблях дальнего плавания, но даже названия дальних южных портов они почти позабыли, хотя дедушка Арсений и гордился тем, что два раза «обернулся» вокруг света.

— На родную косу потянуло, — говорит он иногда, вздыхая. — Дома-то оно всегда лучше. А вот Семена своего никак я не пойму, — добавил он в раздумьи. — И сколько по морям бродит человек, лет восемнадцать поди…

Теперь уже Михайло насмешливо улыбался, глядя ему в лицо.

— Жить бы тебе в пустыне, Арсений Ильич. Сидел бы твой сын дома, пироги бы ел… А тут, видишь, жизнь широка! Море всегда кличет…

— Да я ведь не жалею, — оправдывался Арсений. — К слову говорю… Его, конечно, воля. Мы — потомственные моряки, от Петра, от взятия Азова.

У невысокого дощатого причала они встречались каждый день, деловито проверяли улов, следили за разбором сетей, за выгрузкой и разделкой рыбы. Если время шло к вечеру, кто-нибудь из них первый напоминал:

— Ну, что ж… Пойдем к «вечному», что ли?

Приставив руку в виде козырька, Арсений смотрел на солнце и, немного подумав, обычно соглашался.

Это слово «вечный» я слышал несколько раз и однажды спросил о нем у Арсения. Он только тряхнул белой головой.

— Понимать надо!

Но рыбаки говорили мне, что старый, одинокий тополь, растущий на этой соленой земле, кто-то назвал «вечным».

В маленьком поселке, на косе, дальние гости бывали редко. В жаркую осеннюю путину приходили за рыбой мелкие суда из Мариуполя, реже — из Ростова. Доставляли они товары, письма и свежие газеты. На судах работали знакомые моряки, дальше побережья они почти не бывали.

Раза два или три за лето заходили аварийной службы катера, и дедушка Арсений беседовал с капитанами, но они ничего не слышали о Семене. Старик давно уже ожидал письма, — шло время, новые люди селились на косе, понятно, они даже не видели никогда Семена.

В этом году сентябрь выдался теплый, легкий, веселый месяц. Ветер-низовка еще не дул с Дона, не гнал бурых косматых валов, море и небо были неразличимы, и край берега казался краем земли.

В один из таких вечеров, когда мы стояли у причала, совсем неожиданно к нам в кубрик рыбачьей шхуны зашел незнакомый человек. Он ловко спустился по крутому, узкому трапу и, улыбнувшись, сказал:

— С приветом, товарищи!.. Где же ваш бригадир?

На нем был штурманский китель и фуражка, из-под которой блестели белые, серебристые виски.

— На берегу, возле тополя, верно, — сказал кто-то из рыбаков, приглашая его сесть. — По вечерам у нас там собирается народ.

— Хорошо, — ответил он по-прежнему с улыбкой, — значит, и я пройдусь.

Мы вышли с ним вместе, и уже на причале, протягивая руку, он сказал:

— Волков. Штурман с «Терека». Слышала о таком корабле?.. Вот, выбрал свободное время. Приехал проведать знакомые места. Как-то и я здесь рыбачил. С интервентами здесь воевал.

Мы шли по берегу, у самой воды, и на окраине поселка, на изломе косы, он остановился на минуту.

— Тополь-то по-прежнему стоит, — заметил он задумчиво. — С моря когда посмотришь — как памятник стоит…

Мне было непонятно, почему с такой печалью сказал он эти слова и почему отвернулся, но я не решался спросить.

Песок на косе был совсем золотым от вечерней зари, и только у тополя лежала синяя смутная тень.

Там, в тени, на шпангоуте баркаса, окруженный рыбаками, сидел дедушка Арсений. Он что-то рассказывал, когда мы подошли. Волков поздоровался тихо, чтобы не помешать, но старик замолчал.

— Сказки рассказываете? — спросил Волков, оборачиваясь к старику. — Мы не помешаем?

Дедушка Арсений улыбнулся:

— Чего там… Вижу — морской человек. Про тополь этот говорим. Непонимающие тут есть. Вот я и толкую им… Вечное дерево это.

— Ты объясни человеку, — откликнулся Михайло.

Дедушка Арсений обернулся к нам.

— Потому вечное, что в корнях его рыбачья кровь живая! Вот почему…

— Я слышал об этом, — неожиданно сказал Волков, но старик не удивился.

— От верного человека слышал, коли так! А человек тот от меня только. Я один был на весь поселок в тот пасмурный вечер. Все в плавни подались, когда эта нечисть иноземная, — гори она, падло! — нахлынула сюда. Вон там, на далеком изломе, я лежал и все видел. Они подошли на моторке, и, когда только подходили, какой-то человек вдруг шарахнулся за борт. Я сразу понял: наших пленных везут… Стреляли они, кружили, так, верно, и утонул тот человек. Тогда они вывели на берег второго паренька. Какой это был паренек! Плечистый, крепыш… Наша, рыбачья, кровь! Роба на нем была рыбачья и рыбачьи тяжелые сапоги. А вот руки связаны были. Капитанка насунулась ему на лицо — только он вышел спокойно, наш, гордый человек, и еще голову выше поднял, и даже с места не сдвинулся, когда тут вот, к тополю, его прислонили…

Был дождь, я помню, как сейчас, и тополь плакал каждым листочком своим, и гудел он, и гнулся, словно волокна ему рвало, словно замахнуться он корневищем своим хотел. Они стреляли с трех шагов… Трое… И потом на лодку унесли того паренька.

Арсений протянул руку, тихо постучал по коре тополя.

— Тут вот, в сердцевине у него, пули засели!

Он замолчал и оглянулся, и все оглянулись теперь, — тополь взволнованно шумел от ветра, и звонкая волна отвечала ему. И даже отсюда, снизу, стало видно, как красная кровь заката струилась по густой листве.

— Я это видел, — повторил дедушка Арсений в тишине.

— Я тоже видел, — тихо отозвался Волков.

Но старик покачал головой.

Штурман повторил твердо:

— Тоже видел…

— Где же ты был? — закричал Арсений, почти бросаясь к нему.

— Я и есть как раз тот, второй, который выпрыгнул из лодки… И видишь, живой. Выплыл, хотя и наглотался воды… Под камнем я лежал.

Он показал на берег.

— Вон, под тем камнем.

Дедушка Арсений схватил его руку. Одним бесшумным движением люди сомкнулись вокруг штурмана. Теперь всем стало видно, как блестит его седина.

— Братцы!.. Товарищи!.. — закричал Михайло, задыхаясь. — Человек-то у нас какой! Хлеб-соль ему, товарищи, родному! Ко мне в гости прошу!..

Волков оглянулся по сторонам, каждый звал его к себе, каждый протягивал руку.

Но дедушка Арсений крикнул:

— Мое первое право, чтобы зашел ко мне в хату такой человек!

И Волков, крепко пожав руку старику, согласился.

Мы шли обратно по берегу после заката, в синей вечерней тишине.

Уже зажигались огни в поселке и у причала на наших маленьких кораблях.