Сочинения в 3 томах. Том 3: Остров Тридцати Гробов. Графиня Калиостро. Необычайные приключения Арсена Люпена
Шрифт:
Дон Луис и вправду приблизился к вновь пришедшему и сказал:
— Видите, Стефан, я же говорил, что ровно в полдень все будет кончено и мы все будем у дольмена. Сейчас ровно полдень.
Выглядел Стефан отменно. Ни одной царапины. Ворский с ужасом взглянул на него и пролепетал:
— Учитель… Стефан Мару…
— Собственной персоной, — подтвердил дон Луис. — А чего же ты хочешь? Ты и здесь действовал как олух. Вы вместе с обожаемым Райнхольдом бросаете человека в море, и вам даже в голову не приходит наклониться и посмотреть, что с ним стало. А я его подобрал. И нечему тут удивляться, мой милый. Это только начало,
— Безуспешны.
— А Франсуа?
— Никак не найдем.
— Вы пустили Дело-в-шляпе по следу его хозяина, как мы с вами условились?
— Да, но он лишь вывел меня через потерну к лодке Франсуа.
— Там ведь нет никаких тайников?
— Никаких.
Дон Луис замолчал и принялся расхаживать перед дольменом. Казалось, он что-то обдумывает, прежде чем приступить к решительным действиям.
Наконец он обратился к Ворскому:
— Я не могу терять время. Через два часа я должен покинуть остров. Сколько ты возьмешь за немедленное освобождение Франсуа?
Ворский ответил:
— Франсуа дрался на дуэли с Райнхольдом и потерпел поражение.
— Врешь, верх взял Франсуа.
— Откуда ты знаешь? Ты что, при этом присутствовал?
— Нет, иначе бы непременно вмешался. Но мне известно, что победитель — он.
— Этого никто, кроме меня, не знает. Они были в масках.
— В таком случае, если Франсуа мертв, ты погиб.
Ворский задумался.
Аргумент его противника был достаточно категоричен. Наконец он в свою очередь спросил:
— Короче, что ты мне предлагаешь?
— Свободу.
— А еще?
— Это все.
— Нет, не все. Мне нужен еще Божий Камень.
— Ни за что!
Дон Луис произнес эти слова резко, сопроводив их жестом, не терпящим возражений, после чего объяснил:
— Ни за что! Свобода — еще куда ни шло. Я знаю тебя и твои скудные возможности, поэтому не сомневаюсь, что все равно тебя скоро повесят. Но Божий Камень — это для тебя спасение, богатство, могущество, возможность творить зло.
— Потому-то он мне так и нужен, — ответил Ворский, — а, подтвердив его ценность, ты сделал меня еще более требовательным в вопросе о Франсуа.
— Франсуа я найду. Тут дело лишь в терпении, и я, если понадобится, останусь здесь еще на два-три дня.
— Ты его не найдешь, а если найдешь, будет слишком поздно.
— Почему это?
— Со вчерашнего дня Франсуа ничего не ел.
Ворский произнес это ледяным, злым тоном. После короткого молчания дон Луис снова заговорил:
— Тогда говори, если не хочешь, чтобы он погиб.
— А мне что за дело? Я готов на все, только бы выполнить свою задачу и не остановиться на полпути. Я уже у цели — тем хуже для тех, кто становится между мной и ею.
— Лжешь. Ты не дашь умереть собственному сыну.
— Другому же дал…
Патрис и Стефан в ужасе вздрогнули, но дон Луис искренне рассмеялся.
— В добрый час! С тобою притворяться нечего. Только ясные, убедительные доводы. Этот бош раскрыл перед нами всю душу. Что за немыслимая смесь тщеславия и жестокости, циничности и мистицизма! Бош должен обязательно выполнить свою миссию, пусть даже ему придется для этого грабить и убивать. О, ты не просто бош, ты сверхбош!
Не переставая смеяться, дон Луис добавил:
— Теперь я
и обращаться буду с тобой как со сверхбошем. Последний раз спрашиваю, скажешь ты, где Франсуа, или нет?— Нет.
— Прекрасно.
Дон Луис спокойно повернулся к марокканцам и проговорил:
— Давайте, дети мои.
Дальнейшее произошло мгновенно. Невероятно точными движениями, как будто весь маневр был сначала разделен на отдельные приемы и разучен по частям, как это делают солдаты, марокканцы подняли Ворского, обвязали его свешивающейся с дерева веревкой, подняли, не обращая внимания на его крики, угрозы и рев, и надежно примотали к дереву — точно так же, как он проделывал это со своими жертвами.
— Ори, любезнейший, — безмятежно проговорил дон Луис, — ори сколько влезет. Ты можешь разбудить лишь сестер Аршиньа да тех, что в тридцати гробах. Ори, если это тебе нравится. Господи, какой же он все-таки урод! Что за гримаса!
С этими словами дон Луис отошел на несколько шагов, чтобы полюбоваться зрелищем.
— Великолепно! Ты прекрасно смотришься, и вокруг все как надо, вплоть до надписи «В.д'Э.» — Ворский д'Эрманарих! [15] Ведь как сын короля ты, должно быть, связан с этим благородным домом. А теперь, Ворский, тебе остается лишь навострить уши и внимательно слушать: я собираюсь прочесть обещанную тебе небольшую лекцию.
15
Эрманарих (? — 375) — король германского племени остготов.
16
Malaquis — худо приобретенный.
Извиваясь на дереве, Ворский пытался разорвать путы. Но так как все его старания лишь усиливали боль, он успокоился и, чтобы выплеснуть обуревавшую его ярость, принялся злобно чертыхаться и поносить дона Луиса.
— Вор! Убийца! Это ты убийца! Это ты обрек Франсуа на смерть! Брат ранил Франсуа, рана нехорошая и может воспалиться.
Стефан и Патрис решили вмешаться. Стефан испугался.
— Кто знает? — заговорил он. — С этим чудовищем все возможно. Вдруг мальчик и впрямь нездоров?
— Вздор! Шантаж! — отозвался дон Луис. — Ребенок чувствует себя хорошо.
— Вы уверены?
— Вполне, во всяком случае, подождать еще час он может. Не пройдет и часа, как сверхбош заговорит. Такая позиция развяжет ему язык.
— А вдруг он не выдержит?
— Как так?
— Вдруг сам издохнет? Какое-нибудь слишком резкое усилие — и лопнет аневризма, случится кровоизлияние?
— Ну и что?
— Как — что? Его смерть лишит нас последней надежды узнать, где спрятан Франсуа.
Однако дон Луис оставался тверд как скала.
— Не умрет! — воскликнул он. — Люди покроя Ворского от разрыва сердца не умирают! Нет, нет, он будет говорить. Не пройдет и часа. Мне как раз хватит этого времени на лекцию.
Патрис Бельваль невольно рассмеялся:
— Значит, вы собираетесь прочесть нам лекцию?
— Да еще какую! — вскричал дон Луис. — Обо всех злоключениях Божьего Камня! Исторический трактат, обзор — от доисторических времен вплоть до тридцати преступлений сверхбоша. Черт возьми, не часто ведь выдается случай прочесть подобную лекцию, и уж я-то этот случай не упущу ни за какие деньги! На кафедру, дон Луис, и приступай к своему повествованию!