Сочинения в 3 томах. Том 3: Остров Тридцати Гробов. Графиня Калиостро. Необычайные приключения Арсена Люпена

…Едва ли он сам мог бы сказать, сколько времени длилось его забытье. День, два, может быть, больше? Голова была тяжелой, мысли медленно ворочались в мозгу, тело затекло.

У стены стояла корзинка с едой. Рауль почувствовал, что страшно проголодался. Возможно, еда отравлена? Велика важность! Сейчас ему было все равно, временным или вечным будет его сон. Он поел и вновь забылся…

Его сон был неспокоен и полон видений. Вначале Раулю пригрезилась пещера, вход в которую еле освещали лучи заходящего солнца. Сладостное чувство овладело всем его существом. Перед его глазами проплыли холмы, поля, деревни с колокольнями. Все было залито необыкновенным светом. Вдруг видение исчезло, оставив лишь ощущение солнечной теплоты, от которой заиграла кровь. Теперь он оказался в маленькой комнатке, он помнил, что когда-то уже находился здесь, но когда? С ним были его книги, картины, дорогие сердцу вещи. Лестница, круто поднимающаяся вверх, и он идет по ней. Его голова уперлась в крышку люка — он отодвигает препятствие. Он посредине реки. Это палуба яхты «Беспечная». Шаг вперед — и перед ним Жозина, сидящая в плетеном кресле.

Враг? Преступница? Может быть… Но для него она прекрасная женщина, и только. Возлюбленная…

Она одета очень просто и необыкновенно похожа на Пресвятую Деву кисти Бернардино Луини. Шея обнажена, руки покоятся на коленях. Она смотрит на крутой берег Сены. Рауль незаметно подходит к ней и касается ее. Она краснеет, опускает веки. Ни одна юная девушка не выказывала большей стыдливости и испуга, очарования и кокетства. Рауль до крайности взволнован. Как ему поступить — оскорбить ее, ударить? Или же скорее бежать прочь, как подсказывает разум?

Сейчас уже ничто не связывает их. Ну же, Рауль, решайся!

И он падает перед нею на колени.

Глава X ИСКАЛЕЧЕННАЯ РУКА

«Она из числа тех существ, которые никому не доверяют и предпочитают жить вдали от других, в полном одиночестве. Она стала пленницей своей мечты, рабыней собственных иллюзий. Как истинная дочь Калиостро, она любит мрак, сумерки, неизвестность, упоение тайного труда — вот ее стихия. Рассказать о себе, открыться — значит дать другому путеводную нить к лабиринту своей души, она боится этого. И подобно улитке, замыкается в непроницаемом покрове».

Рауль размышлял о том, чем занята сейчас Жозефина. Продвинулась ли она к их общей цели? Близка ли к овладению заветным ларцом? Скоро ли ее рука проникнет в расселину древнего камня?

Обо всем этом она не говорила ему ни слова. Отчуждение между нею и Раулем росло. Вновь объявился Леонар, вновь начались таинственные беседы, вновь карета каждый день куда-то увозила Жозефину Бальзамо. Куда? Ответить на этот вопрос Рауль смог без труда: три аббатства из семи — Сен-Жорж-де-Бошервиль, Жюмьеж и Сен-Вандрий — были расположены невдалеке, на берегах Сены.

Медлить было нельзя. Однажды, ускользнув с яхты «Беспечная», которая стала на якорь юго-западнее Руана, он сел на велосипед и добрался до Лильбонна, где жила мать Брижит Русслен. Там ему сказали, что двенадцать дней тому назад вдова Русслен покинула эти места, решив перебраться к дочери в Париж. А за день до отъезда — так утверждали соседи — к ней приходила какая-то дама.

Рауль вернулся домой лишь в десятом часу вечера. Подъезжая к их плавучему пристанищу, он обогнал карету Жозины, медленно двигавшуюся по дороге. Маленькие лошади Леонара, казалось, были очень утомлены. У самого берега Леонар спрыгнул, открыл дверцу кареты и вынес на руках неподвижное тело графини. Рауль стремительно подбежал, и вдвоем они подняли молодую женщину в ее каюту.

— Позаботьтесь о ней, — угрюмо сказал Леонар. — Надеюсь, что это всего лишь обморок. И не вздумайте удрать отсюда!

Он вернулся в экипаж и уехал.

Жозефина Бальзамо всю ночь бредила, но Рауль не смог разобрать ни слова. На другой день ей стало лучше. Вечером Рауль добрался до ближайшей деревни и купил руанские газеты. Одна заметка привлекала его внимание:

«Вчера в полдень некий бдительный дровосек услышал женские крики из старой лачуги, расположенной на опушке леса Молеврие. Явившиеся к подозрительному домику жандармы увидели через невысокую ограду двух человек, которые силком вели к стоявшему поблизости экипажу какую-то женщину. Рядом с экипажем стояла другая женщина. Жандармы не смогли подоспеть вовремя, едва они вошли в сад, как карета тронулась. В нее были впряжены две неказистые, но удивительно выносливые и проворные лошади. Кучер прекрасно знал окрестности, и экипаж мгновенно растворился на дорогах между Кодбе и Мотвилем. В наступивших сумерках жандармам не удалось установить хотя бы, в какую сторону направлялись неизвестные злоумышленники».

Этого они не узнают никогда, Рауль был совершенно уверен. Никто, кроме него, не смог бы восстановить подлинную картину, ибо никто не знал подоплеки дела. Рауль поразмышлял и пришел к таким выводам.

В старой лачуге, без сомнения, жил не кто иной, как вдова Русслен. Жозефина Бальзамо и Леонар выманили ее из Лильбонна и держат взаперти, вымогая важные сведения.

Вчера допрос дошел до крайней точки, вдова Русслен не выдержала и закричала. Явились жандармы, птички упорхнули. Пленницу перевезли в другую тюрьму, тоже приготовленную заранее… Но все эти треволнения довели Жозефину до нервного срыва, и она упала в обморок.

Рауль раскрыл карту округи. От леса Молеврие до яхты путь был неблизкий — километров тридцать, и на любом из этих километров могла находиться тюрьма вдовы Русслен.

«По крайней мере, территория очерчена четко, — сказал сам себе Рауль. — Приступим к делу!»

На следующий день он бродил по нормандским дорогам, расспрашивая окрестных жителей, стремясь найти следы недавно промчавшейся здесь кареты. Каждый час приближал его к цели.

Как ни странно, именно в это время любовь Жозефины Бальзамо и Рауля стала особенно страстной. Молодая женщина, зная, что ее разыскивает полиция, не рисковала покидать палубу «Беспечной» и колесить в старой карете по просторам Нормандии. И как только Рауль возвращался со своих ежедневных прогулок, они бросались друг другу в объятья в таком отчаянном порыве, с такой томительной радостью, словно им грозил близкий и неминуемый конец.

То были горькие радости любовников, отравленные взаимными подозрениями и сомнениями. Каждый догадывался о тайных замыслах другого, и, сливая уста, оба понимали, что целуют врага.

— Я люблю тебя! — страстно повторял Рауль, в то же время мечтая вырвать мать Брижит Русслен из прекрасных рук графини Калиостро. Они обнимались с яростью сражающихся противников, часто их ласки становились грубыми и жестокими, глаза угрожали, и сама нежность граничила с безнадежным отчаянием. Они подстерегали друг друга, и каждый надеялся найти уязвимое место и поразить наверное.

Однажды Рауль проснулся от странного ощущения. Жозина лежала рядом и пристально рассматривала его лицо при свете ночника. Он вздрогнул: обычная ее божественная, полная таинственного очарования улыбка сейчас казалась юноше отталкивающе жестокой.

— Что с тобой? — спросил он. — Почему ты так смотришь на меня?

— Ничего, пустяки, — ответила она рассеянно и вышла из каюты Рауля. Через минуту она вернулась и показала ему фотографию:

— Это я нашла в твоих бумагах. Ты хранишь у себя портрет женщины. Кто она?

— Понятия не имею, портрет попал ко мне случайно, — небрежно сказал Рауль.

— В самом деле? — резко прервала она. — Ты лжешь. Это Кларисса д'Этиг. Думаешь, я никогда не видела ее и не знаю о вашей связи? Она ведь была твоей любовницей, не так ли?

— Нет, никогда! — возразил он живо.

— Она была твоей любовницей, — повторила Жозефина. — Я уверена в этом. Она до сих пор любит тебя, между вами не все кончено.

Он пожал плечами и хотел было сказать несколько слов в защиту юной девушки, но Жозина вновь перебила его: