Сочинения в двух томах. том 1

Я оправился и без колебаний ответил:

— Хорошо.

И я подошел к нему.

Он посторонился, как бы желая дать мне дорогу. Но я отказался от его любезности. Вероятно, он догадался, что то была мера предосторожности с моей стороны и, не настаивая больше, двинулся вперед.

— Позвольте тогда указывать вам дорогу, — пробормотал он.

В передней я на минуту остановился возле той двери, из-за которой я услышал ранее запах духов моей возлюбленной. Но меня вели не в эту комнату и не в следующую, а еще дальше. Старик прошел уже через переднюю и, заметя, что я остановился, сказал мне:

— Сюда, пожалуйста…

По другую сторону передней коридора не было. Такая же дверь, чуть заметная в деревянной отделке стены, вела прямо в огромную комнату, еще гораздо больше передней. От последней ее отделяла таким образом одна стена.

Яркий свет поразил меня. Пятьдесят или шестьдесят свечей горели вдоль стен, и по обе стороны старинного камина стояли еще две больших зажженных лампы на высоких колонках. Камин, украшенный гербом и скульптурными изображениями, был так велик, что на очаге его, казалось, можно было бы зажарить несколько быков разом.

Прямо против входа сидел в кресле другой старик; а рядом с ним какой-то третий, неизвестный мне, человек, как будто несколько моложе первых двух, хотя тоже пожилого уже возраста. Когда я вошел, оба они раскланялись со мною.

Я остановился на пороге, рассчитывая, что это помешает запереть за мною дверь в переднюю. Человек, которого в этом доме я увидел только сейчас, вежливым жестом пригласил меня сесть. Я отрицательно покачал головой.

— Как вам будет угодно! Впрочем, я понимаю вас… — сказал он и поднялся сам со своего места. Голос его звучал каким-то совсем удивительным фальцетом, но, явно, это был голос хозяина…

Отодвинув свое кресло, он сделал шаг в мою сторону. Оба других старика разместились несколько позади него, справа и слева… Да, судя по всему он и был здесь главою дома в действительности…

— Прежде всего, примите, господин капитан, — сказал он, помолчав немного, — мое искреннее извинение. Я нарушил обычай вежливости, потревожил вас во время сна. Но, может быть, вам не спалось? В таком случае я рассчитываю на любезную снисходительность с вашей стороны… — Тут он остановился и, указав на стоявших по сторонам его стариков, продолжал: — За них я также должен просить у вас извинения. Они оба весьма почтенные люди, хотя несколько и отвыкли от общества. Этот недостаток, отразившийся на их обращении, легко объясняется той эпохой, в которую мы живем, и нашим уединенным существованием среди этой пустыни. Я был бы, конечно, в очень затруднительном положении, если бы мне пришлось отвечать за их промахи перед кем-нибудь, чересчур щепетильным или мелочным в вопросах этикета. Мне приятно думать, что вы совсем не такой человек. Позвольте ж, по крайней мере, исправить хотя бы самое существенное нарушение правил вежливости, допущенное по отношению к вам. Когда вы первый любезно назвали себя, ваш собеседник и не подумал, в свою очередь, вам представиться. Я уже заметил ему это и вас теперь прошу отнестись к нему снисходительно. Зовут его виконт Антуан; ему было очень приятно познакомиться с вами. Затем разрешите представить вам его отца — графа Франсуа. Наконец в моем лице вы видите их отца и деда — маркиза Гаспара. Теперь все сказано, и я надеюсь, вы не откажетесь присесть вместе с нами.

Дверь за мною оставалась открытой настежь. Я еще раз оглянулся на нее и, согласно приглашению моего странного хозяина, занял один из стульев. Все остальные тоже сели.

— Как дует, однако, из этой двери! — сказал маркиз Гаспар. Виконт Антуан поспешно поднялся с своего места. Но я предупредил его и, собственноручно закрыв дверь, убедился, что она запирается на простую задвижку.

— Как мне благодарить вас! — воскликнул маркиз. — Право, вы чересчур любезны: мой внук мог прекрасно сделать это.

Я и виконт Антуан заняли наши прежние места. Снова наступила минута молчания, и в это время я окинул взглядом всю залу: все имело здесь далеко не обыденный вид: и старинный камин с горевшим красноватым пламенем поленьев, и стенные подсвечники, и потемневший сводчатый потолок, и великолепная обивка кресел из старого затканного шелка… Но, конечно, все это было мало примечательно сравнительно с тем впечатлением, которое производили эти сверхъестественные люди, сидевшие напротив меня. Я осмотрел по очереди всех трех моих хозяев: двух столетних стариков с большими белыми, как снег, бородами и третьего, который по его словам, был их отцом и дедом. Он выглядел, несомненно, моложе всех. На его бритом лице почти не было морщин, а взгляд быстрых глаз отличался необыкновенною ясностью. Его звонкий голос, резкого, головного оттенка, не дрожал нисколько. И этот человек однако был старшим в семье, ее патриархом, по возрасту не уступавшим, пожалуй, славным праотцам Авраама… Как можно было понять что-нибудь во всем этом?

Молчание продолжалось по-прежнему. Мы сидели теперь лицом к лицу: они — один подле другого, а я напротив их. Можно было подумать, что это заседание суда, где маркиз Гаспар — председатель; а его сын и внук — судьи. Но кто же был я? Подсудимый?.. Обвиняемый?.. Или, пожалуй, уже приговоренный?..

Еще долго царило молчанье. Меня мало-помалу начал смущать взгляд трех пар пристально устремленных на меня глаз, я отвернулся и еще раз оглядел всю залу. Это была именно зала: такую комнату нельзя было назвать ни гостиной, ни кабинетом. Золоченые деревянные стулья были обиты парчой. Стены были украшены только фресками: никаких портьер, картин или зеркал не было видно. Из мебели, кроме кресел, на которых мы сидели, было еще два дивана того же старого выдержанного стиля Людовика XV и еще два каких-то странных сиденья с локотниками и подушками для головы, напоминающих собою кресла… Да, конечно, это дормезы; они были так глубоки, что в них скорее приходилось лежать, чем сидеть. Я заметил также стенные часы и напротив них, у другой стены, сундук с выпуклой крышкой. Был и еще какой-то предмет, похожий на мольберт для картины.

В то время, как я рассматривал его, маркиз Гаспар сначала закашлялся, а потом громко чихнул. Я увидел в его руках табакерку, из которой он взял щепотку табака; он снова спрятал ее в карман своего платья. Потом, как бы в виде предисловия, он начал так:

— Господин капитан, я бы желал прежде всего уверить вас в нашем исключительном к вам расположении и доказать на деле наши чувства. Предрассудки людей в области нравственных понятий побудили нас покинуть общество; и вот стали мы здесь напоминать своим видом скорее разбойников Калабрии, чем мирных христиан. Однако, как известно, наружность обманчива, и я думаю, вы убедитесь в этом. — Он замолчал, опять взял щепотку табаку и как будто еще немного пораздумал… Наконец, он снова заговорил:

— Мне не хотелось бы лукавить в разговоре с вами. Я позволяю себе надеяться, что и с вашей стороны я встречу прямую откровенность, свойственную вообще людям вашей профессии. Скажите же: один ли случай завел вас сегодня в столь близкие к нашему дому места? — Я еще ничего не успел ответить, как он сразу жестом руки остановил меня: — Конечно, я прекрасно понимаю, что не ради же визита к нам зашли вы в такую пустыню! Не думайте, пожалуйста, будто я рассчитываю услыхать от вас такое странное признание. Я готов примириться с мыслью, что до сегодняшней ночи наше существование оставалось для вас совершенно неизвестным. Не правда ли? Вы согласны со мной — тем лучше! Но, с другой стороны, я не могу смотреть на ваше сегодняшнее появление среди наших владений, как на простую случайность. Хотите, я вам скажу все? Ведь мой внук, виконт, встретил вас при довольно-таки странных условиях… Вы шли, по вашим словам, от Смерти Готье к Гран-Кап, не правда ли?.. Так. Видит Бог, я не сомневаюсь в вашей правдивости! Однако, чтобы добраться до здешних мест, вам все время приходилось идти в сторону, прямо противоположную цели вашего путешествия. Как вам известно, туман сегодня достаточно сильный, и замечтаться, прогуливаясь в такую погоду по скалам, вещь довольно рискованная. Таким образом, я имею полное право изумляться, что взрослый и разумный человек, как бы плохо он, в качестве офицера, ни разбирался в местности, мог так страшно заблудиться и забраться совершенно в сторону от места своего назначения… Или, может, прикажете нам верить в блуждающие по горам огни, заманивающие бедных путешественников на путь гибели!.. А впрочем, все может быть… И, может, действительно, какой-нибудь из самых предательских огней этого рода привел и вас, господин капитан, к нашему порогу?

Он умолк и посмотрел на меня.

С первых же слов я догадался, к чему он клонит. Поэтому я нимало не был удивлен, тем более что речь была длинная, и я имел достаточно времени все обдумать. Когда маркиз Гаспар заговорил о блуждающих огнях, я знал, что мне делать…

Тихонько просунул я правую руку в карман и нащупал короткий ствол моего револьвера. Потом левую ногу я продвинул вперед и оперся на нее всем корпусом. Приготовившись таким образом, чтобы при первой необходимости вскочить и вступить в борьбу, я поднял голову и спокойно сказал:

— Думайте, сударь, что хотите, и называйте то, что привело меня сюда, как вам будет угодно: блуждающим огнем или обыкновенным случаем. Я не намерен давать вам никаких объяснений. Напротив, желал бы слышать их от вас, сударь!

Ни один мускул не дрогнул ни на его лице, ни на лицах его двух соседей. Прежняя улыбка играла на губах маркиза. Я вытащил свой револьвер:

— Мне тоже не хотелось бы хитрить с вами, сударь… Тем более что я рассчитываю на немедленную откровенность с вашей стороны. Клянусь вам, в ваших интересах сказать мне всю правду. Итак, без дальних слов я перехожу к делу: известна ли вам молодая женщина по имени Мадлен де…?