Сочинения

Сердечной скорби тайные рыданьяГлаза омыли. Жизнь свою казня,Я слышу только горестные звуки.И чтоб освободиться от страданья,5 Что к смерти медленно влечет меня,Пусть прозвучит мой голос, полный муки.Лишь дамам благородным до разлукиЯ рассказал, как даме я служил.О дамы благородные, я с вами10 Не говорил словамиИными, чем я в честь нее сложил.Еще промолвлю с влажными глазами:Рассталась дама с участью земною,И ныне Бог любви скорбит со мною.15 На небе слышны ликованья звуки,Где ангелов невозмутим покой.И позабыли мы об утешенье.Не холод был причиною разлуки,Не пламя — как случилось бы с другой, —20 Но таково ее благоволенье.Благовествуют кротость и смиреньеЕе лучи, пронзив небес кристалл.И, с удивленьем на нее взирая,Ее в обитель рая25 Владыка вечности к Себе призвал,Любовью совершенною пылая,Затем, что жизнь так недостойна эта,Докучная, ее святого света.Покинуло прекрасное светило30 Наш мир, исчезла радость первых дней,В достойном месте пребывает ныне.В том сердце каменеет, в том застылоВсе доброе, кто, говоря о ней,Не плачет в одиночества пустыне.35 Не может сердце, чуждое святыне,Хоть что-либо о ней вообразить,Умильным даром слез не обладает.Но тот изнемогаетВ рыданьях, утончая жизни нить,40 И утешенья в горести не знает,Кто видел, как земным она явиласьИ как на небесах пресуществилась.Я изнемог от тяжких воздыханий,И в отягченной памяти встает45 Та, что глубоко сердце поразилаМое. Я думаю о смерти ранней,Она одна надежду мне дает,Она мой бледный лик преобразила.Когда фантазии жестокой сила50 Меня охватывает, мук кольцоСжимается, невольно я рыдаю,Мне близких покидаю,Стремясь сокрыть смущенное лицо.И к Беатриче, весь в слезах, взываю:55 «Ты умерла? Ты позабыла землю!»И благостному утешенью внемлю.И вновь один, оставив все земное,Источник жизни в сердце я пресек.Услышавший меня лишь муки множит.60 Забыл, мне кажется, я все иноеС тех пор, как дама в обновленный векВступила. И никто мне не поможет.Напрасно, дамы, голос ваш тревожитМеня. Как странный облик мой возник,65 Не ведаю. Живу наполовинуИ в лютой муке стыну.Увидя этот искаженный лик,Мне каждый скажет: «Я тебя покину!»И пусть отвержена моя унылость,70 Владычицы я ожидаю милость!Рыдая, скорбная, иди, канцона!Девиц и дам ты обретешь благих.Дары сестер твоихГармонией в них радость возбуждали.75 А ты, дитя певучее печали,О неутешная, пребудь средь них.

XXXII.

Когда была написана эта канцона, пришел ко мне один человек, который, следуя степеням дружбы, являлся вторым другом моим, непосредственно после первого. Он приходился столь близким родственником по крови преславной даме, что не было родственника более близкого. После того как он в продолжение некоторого времени беседовал со мною, он попросил меня, чтобы я сочинил стихи в честь одной умершей дамы; слова его были темны, так что можно было подумать, что он говорил о другой, также покойной даме. Тогда я, убедившись в том, что он думает лишь о благословенной, обещал ему написать то, что он просил. Размышляя затем над этим, я решился написать сонет, в котором я мог бы до некоторой степени выразить и свои жалобы и пени, и дать его другу моему, так чтобы показалось, что он написан для него. Тогда я сложил сонет, начинающийся: «Пусть скорбь моя…» Он содержит две части. В первой я призываю верных Амору, меня разумеющих; во второй повествую о состоянии моем, вызывающем жалость. Вторая часть начинается так: «Мой каждый вздох…»

Пусть скорбь моя звучит в моем привете, —Так благородным надлежит сердцам.Мой каждый вздох спешит навстречу к вам.4 Как жить, не воздыхая, мне на свете!Глаза мои передо мной в ответе —Я лил бы слезы чаще, знаю сам.Оплакиваю лучшую из дам,8 Чтоб душу в грустном облегчить сонете.И призывают часто воздыханьяТу, что в чертог небесный отошла,11 В высокие небесные селенья,Чтоб презрела мирские все делаМоя душа в объятиях страданья,14 Лишенная блаженства и спасенья.

XXXIII.

Закончив сонет, я стал размышлять о том, кому он предназначен и под чьим именем должен появиться. Тогда я понял, что услуга моя была скаредна и незначительна, ибо я писал для лица, связанного столь тесными узами родства с преславной дамой. Поэтому, прежде чем дать ему сонет, я написал две станцы канцоны: одну действительно для него, а другую для себя, хоть и кажется, если не вглядываться внимательнее, что обе сложены для одного лица; но тот, кто пристальнее проникнет в смысл, увидит, что там говорят разные лица: один не называет эту даму своей дамой, другой же называет, как это всем ясно.

Я дал ему и сонет и канцону, сказав, что написал их для него.

Канцона начинается: «Который раз — увы!..» — и содержит в себе две части: в первой, то есть в первой станце, выражает скорбь этот дорогой моему сердцу друг, ближайший родственник моей дамы; во второй я сам ее оплакиваю; она начинается: «Незримо порождают воздыханья…» Итак, ясно, что в этой канцоне горько скорбят два лица: один — как брат, другой — как слуга.

Который раз — увы! — припоминаю,Что не смогу увидетьПрекрасную. В сердечной глубинеЛишь злую скорбь и горечь ощущаю.5 Твержу наедине:«Ты эту жизнь должна возненавидеть,Душа, могла бы ты предвидетьВсе треволненья и отсель уйти.К печальным дням не простирай объятья».10 И Смерть готов призвать я,Обитель тихую и цель пути.«Приди ко мне!» — душа моя взывает,И тем завидую, кто умирает.Незримо порождают воздыханья15 Рыдающие звуки.Я Смерти власть, печальный, возлюбил.Лишь к ней одной летят мои желаньяС тех пор, как поразилМадонну гнев ее. Всю жизнь на муки20 Я осужден. И в горести разлукиЕе красу не видит смертный взор.Духовною она красою сталаИ в небе воссияла,И ангелов ее восславил хор.25 Там вышних духов разум утонченныйДивится, совершенством восхищенный.

XXXIV.

В тот день, когда исполнился год с тех пор, когда моя госпожа стала гражданкой вечной жизни, я сидел, вспоминая о ней, и рисовал ангела на табличках. Оторвавшись от рисунка, я поднял глаза и увидел рядом с собою людей, которым надлежало воздать честь. Они смотрели на мою работу. И как мне было сказано потом, они пребывали там уже в течение некоторого времени, прежде чем я их заметил. Когда я их увидел, я встал и, приветствуя, сказал им: «Некое видение пребывало со мной, и я весь был погружен в мысли». Когда ушли эти люди, я вернулся к моему занятию и снова стал рисовать ангела. И за работой мне пришло в голову сочинить стихи как бы к годовщине, обратясь к тем, кто посетил меня. Тогда я написал сонет, начинающийся: «Явилась мне…» У него два начала, и я разделю его сообразно с одним и с другим.

Следуя первому началу, сонет имеет три части: в первой я говорю, что дама пребывала здесь, в моей памяти; во второй я открываю, как Амор отвечал во мне; в третьей части я показываю воздействие владыки на меня. Вторая начинается так: «Амора слыша в сердце…»; третья — словами: «Так вздохи…» Эта часть имеет два подраздела: в первом сказано, что все вздохи, исходившие от меня, разговаривали; во втором — что некоторые из них несли с собою слова, отличные от слов других. Второй начинается: «Твердили мне…» С другим началом сонет делится так же, за исключением того, что там я обозначаю, когда появилась эта дама в моей памяти, о чем не сказано в первом.

Явилась мне в часы уединеньяПокинувшая скорбный мир земной.Она причастна участи иной4 Там, где Мария, в небесах смиренья.Второе начало:Явилась мне в часы уединенья —Ее Амор оплакивал со мной.Вы видели рисунок быстрый мой,4 Склонились у ее изображенья.Амора слыша в сердце проявленья,Она предстала в памяти живой.«Идите!» — говорил Амор порой8 Печальным вздохам, полным нетерпенья.Так вздохи, оставляя скорбный сводМоей груди, вновь слезы порождали.11 И те, что, ей хваления слагая,Измученное сердце покидали,Твердили мне: «Сегодня минул год,14 Как ты на небе, о душа благая».

XXXV.

По прошествии известного времени я находился в неком месте, где предавался воспоминаниям о прошлом. Я был весь погружен в мысли столь скорбные, что друзьям лицо мое должно было показаться измученным и искаженным. Тогда, осознав мое мучительное состояние, я поднял глаза, чтоб увидеть — видят ли меня. Тогда я заметил некую благородную даму, юную и прекрасную собой, которая смотрела на меня из окна с таким сожалением, что казалось, что все сожаление в мире нашло в ней свое прибежище. И так как несчастные, видя сострадание других, почувствовавших их муки, легче уступают приступам слез, как бы сожалея самих себя, я ощутил в моих глазах желание пролить слезы. Но, боясь показать жалкое состояние моей жизни, я удалился от очей этой благородной дамы, говоря самому себе: «Не может быть, чтобы с этой сострадательной дамой не находился бы благороднейший Амор». Поэтому я решился написать сонет, в котором я говорил бы о ней, заключив в нем все, что я изложил в этом комментарии. Итак, из этого вступления вполне ясен смысл сонета. Сонет начинается: «Я видел, как глубоко…»

Я видел, как глубоко состраданьеЗапечатлел ваш милосердный лик,Когда, смущенный, долу я поник4 Во власти скорбного воспоминанья.И понял я, что грустное мечтаньеНе чуждо вам, но был мой страх велик,Что выдадут глаза то, что привык8 Скрывать в моем печальном состоянье.Я вас бежал, о госпожа младая,И был слезами увлажнен мой взор.11 Глубины сердца образ ваш смутил.Тут голос внутренний проговорил:«Поистине с ней вместе был Амор.14 Он побудил тебя идти, рыдая».

XXXVI.

Случилось затем, что, где бы меня ни увидела эта дама, бледный цвет сострадания запечатлевался на ее лице — как бы цвет любви являлся на ее ланитах. Она нередко напоминала мне мою благороднейшую даму, которой был свойствен этот цвет. Часто, не в силах плакать и рассеять свои печали, я отправлялся, чтобы увидеть сострадательную даму; она же, казалось, видом своим извлекала слезы из глаз моих. Поэтому я решился сложить стихи о ней и написал следующий сонет, начинающийся: «И цвет любви…» Он ясен из предыдущих слов и не требует разделений.