Сочинить детективчик

— О чем вы говорите? Какой я, к черту, хозяйствующий субъект?!

— Вы — маленький. Незванский — большой. Размер не имеет значения.

— Но это же афера! Вы что, не понимаете? На ваших глазах разворачивается грандиозная афера!

— На наших глазах все время разворачиваются грандиозные аферы. МММ, ГКО. О них мы знаем. А сколько таких, о которых не знаем? Мы не можем в них влезать. Для этого у нас нет ни сил, ни средств.

— Несчастная Россия! Проклятая богом страна! Как была рабской, так и осталась! А русская литература? Вы подумали о русских читателях?!

— Такие читатели. Насильно их никто не заставляет читать Незванского. Все, Эдвард Анатольевич, закрыли тему.

— Зачем же я посылал ваших людей в Германию? За что платил?

Из лежащих на столе снимков главный редактор выбрал тот, где был могильный камень с надписью «Ewsey Fr. Neswanskiy», и протянул Туполю:

— Вот за это. Повесьте у себя над письменным столом. Смотрите на него и повторяйте: «Я победил». Вы, в самом деле, победили. Ваш оппонент мертв, вы живы. Это ли не победа?

— Ну вот, Валерий Николаевич, нашими общими стараниями одним ненавистником России стало больше, — проговорил Володя, когда Туполь наконец ушел. — Как этот эпизод будет отражен в вашем романе?

— Не знаю, — ответил Леонтьев. — Нужно подумать.

— Кстати, все забываю спросить. Над чем вы сейчас работаете?

— Да так, сочиняем детективчик.

— Название уже есть?

— Есть.

— Какое?

— «Нарисуй себе смерть».

— Между нами, Валерий Николаевич, — проговорил журналист, когда Леонтьев уже уходил. — Незванский — он, в самом деле, того?

— Чего?

— Ну, помер. Или это ваша очередная хохма?

— Помер? — изумился Леонтьев. — О чем ты говоришь? Незванский вечен!..

* * *

«Протокол следственного эксперимента:

Я, следователь Таганской межрайонной прокуратуры, Авдеев Д. Л., при участии старшего оперуполномоченного МУРа майора МВД Мартынова Г. В., а также экспертов-криминалистов Кошкина В. В. и Дьячкова М. А., в присутствии понятых Лапина А. Н. и Бурковой А. С., произвел в квартире № 35, дом 20 по ул. Большие Каменщики следственный эксперимент, о чем в соответствии со статьями 141, 182 УПК РФ составил настоящий протокол.

Цель эксперимента:

1. Установить, слышала ли и могла ли слышать свидетельница Лошкарева М. А., проживающая в квартире № 36 в доме по вышуказанному адресу, звук выстрела, явившегося причиной смерти Егорычева К. И., проживавшего в квартире № 35, смежной с квартирой Лошкаревой М. А.

2. В случае положительного ответа на первый вопрос попытаться установить точное время выстрела.

Свидетельница Лошкарева М. А. показала, что вечером 19 января услышала из соседней квартиры такой звук, будто упало что-то тяжелое. Она собиралась зайти к соседу Егорычеву К. И. и спросить, что у него упало, но не захотела пропустить программу „Время“, которую регулярно смотрит более тридцати лет.

Лошкарева М. А., 1925 года рождения, участница ВОВ, в прошлом полковник медицинской службы, инвалид первой группы, страдает сильной близорукостью (-12), но утверждает, что со слухом у нее все в порядке. Ее квартира и квартира Егорычева разделены капитальной стеной. Вызывало сомнения, что свидетельница вообще могла что-либо услышать.

В ходе следственного эксперимента в квартире Егорычева были произведены три выстрела из пистолета „Таурус“ с использованием устройства для пулеулавливания. Участники эксперимента следователь Авдеев и майор Мартынов с понятыми находились в момент произведения выстрелов в квартире Лошкаревой М. А. и фиксировали ее реакцию на звук выстрелов. Во всех трех случаях свидетельница подтвердила, что именно такие звуки она слышала вечером 19 января.

Третий выстрел был произведен в тот момент, когда начала звучать музыкальная заставка программы „Время“. Свидетельница Лошкарева М. А. уверенно заявила, что точно этот звук и точно в это время она слышала в тот вечер.

Проведенный следственный эксперимент позволяет с большой степенью уверенности предположить, что выстрел, ставший причиной смерти Егорычева К. И., был произведен 19 января в 21 час 02 минуты.»

Следователь Таганской прокуратуры Авдеев Д. Л.

* * *

Всякий раз, когда Мартынов входил в следственный изолятор «Матросская тишина», у него появлялось ощущение, что он переступает границу, разделяющую два мира. Один мир был Москва, суматошная, бестолковая, часто утомляющая и раздражающая многолюдьем. Другой мир был мир СИЗО, угрюмый, как кладбище, невидимо присутствующее в теле города, со своим бытом в переполненных камерах, с перегороженными решетками гулкими коридорами, с лающими приказами контролеров. В первом мире о втором знали, но знание это было знанием вообще, как люди знают о болезнях и смерти, никак не соотносят это знание с собой, отторгают его от себя.

Ожидая в комнате для допросов, когда доставят подследственного Рогова, Мартынов думал о том, что не худо бы организовать регулярные экскурсии москвичей и гостей столицы по следственным изоляторам, как по Красной площади и Воробьевым горам. Как знать, не изменится ли после этого взгляд на обычную жизнь, не станет ли меньше взаимного раздражения и мелких обид, отравляющих будни, заставляющих забыть, какое это счастье — быть свободным? Просто свободным. Идти куда хочешь, делать что хочешь, смотреть на красивых женщин.

На Рогове уже лежал знак тюрьмы. Он был, как обычно, выбрит до синевы, аккуратно причесан, никакой небрежности в одежде. Но тюрьма уже давила на его плечи, гнула к земле, делала угрюмым, настороженным взгляд.

— Садитесь, Алексей Вениаминович, — предложил Мартынов. — Я хочу вернуться к вечеру 19 января. Вы вошли в дом на Больших Каменщиках в 20.15, вышли в 20.40. Это отметил консьерж. Двадцать пять минут вы разговаривали с Егорычевым. О чем?

— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.

— Вы сказали неправду. В целом, я примерно представляю, о чем шел разговор. Ольга ввела меня в курс дела.

— Ольга? — переспросил Рогов. — Какая Ольга?

— Анжела. Жена французского дипломата. Ее настоящее имя Ольга.

— Вы ее нашли?

— Да.

— Что она вам рассказала?

— Все.

— Если вы все знаете, зачем спрашиваете?

— Не знаю, всего лишь предполагаю. Хочу услышать это от вас.

— Я не желаю об этом говорить!

— Что ж, имеете право. — Мартынов открыл тоненькую папку, которую принес с собой. В ней был один-единственный листок. — Следователь Авдеев поручил мне объявить постановление, которое он вынес после следственного эксперимента, проведенного в квартире Егорычева. Вы ушли из дома в 20.40. Выстрел в квартире Егорычева раздался в 21.02. Постановление такое: «Уголовное дело по обвинению гражданина Рогова Алексея Вениаминовича прекратить согласно пункту 5-му статьи 4-й УПК РФ».

— Что такое пункт пятый статьи четвертой?

— За отсутствием состава преступления.

— Что это значит?

— Все обвинения против вас сняты. Вы свободны.

Мартынову показалось, что Рогов не понял того, что услышал. Он уже хотел повторить, но тут Рогов заговорил — напряженным, озлобленным голосом, с прорвавшейся страстью, которой он наконец-то дал волю:

— Я пришел к этому подонку, чтобы сказать, что я о нем думаю. Он стоял у мольберта. Творил. Он был в болезненно-возбужденном состоянии, но держался нагло, развязно. Предложил выпить. Я отказался. Сказал, что готовит большую выставку в галерее Гельмана, что две его картины уже купила жена французского дипломата, которая хорошо разбирается в современной живописи. Добавил с презрительной усмешкой: в отличие от некоторых. Я сказал ему, кто такая жена французского дипломата и кто на самом деле купил его картины. Сказал, что я сделал с его картинами: выбросил на помойку. А потом сказал главное: что я специально нашел проститутку, больную СПИДом, и подсунул ему. Не сомневаясь, что он схватит наживку, как хватает все, что плохо лежит. Он думал, что может безнаказанно лезть своими грязными лапами в чужую жизнь. Я ему доказал, что это не так. Я сказал: теперь ты будешь гнить и молить Бога о быстрой и легкой смерти. Намалюй последнюю картинку в своей подлой никчемной жизни — нарисуй себе смерть!..

Рогов долго молчал, потом закончил:

— Потом я ушел. Не помню, закрыл ли за собой дверь.

— Закрыли, — сказал Мартынов. — Егорычев сам ее открыл. И постарался представить самоубийство как убийство.

— Я вот о чем думаю… Зная все, что произошло, сделал бы я то же самое?.. Да, сделал бы!.. И только Бог мне судья!

— Он всем нам судья, — сказал Мартынов. — Аминь. Я предупредил Ирину Александровну, что вас сегодня отпустят. Она, вероятно, уже ждет…

* * *

Минут через сорок он курил возле проходной «Матросской тишины» и смотрел, как на другой стороне улицы, возле строительной техники и работяг с грохочущими отбойными молотками, у лиловой «мазды» стоит высокая молодая женщина с бледным лицом, с тяжелым узлом золотых волос на затылке, похожая на студентку в своем потертом китайском пуховике, джинсах и кроссовках, тревожно всматривается в сторону проходной. Когда из тяжелой двери вышел Рогов с полиэтиленовым пакетом с тюремной одеждой, она потянулась вперед, но с места не сдвинулась. Он подошел. Она молча протянула ему ключи от машины, повернулась и быстро пошла прочь. Он окликнул ее. Она остановилась. Он выронил пакет, приблизился к ней, взял ее руки в свои и опустился на колени на грязный снег, прижался лицом к ее рукам. Так они стояли бесконечно долго, среди грохота компрессора и тяжелой пулеметной дроби перфораторов. Потом вернулись к машине. «Мазда» уехала. Пакет так и остался на асфальте.